Дым небес - Сергей Головачёв

— Мара! — кричит Эмма.

Никто ей не отзывается. У Эммы лопается терпение, и она взбирается на вал. Подойдя к тем кустикам, за которыми скрылась Мария, она видит, что никого там нет и в помине.

— Мара! — зовёт она, — ты где? Что опять за шуточки?

Эмма идёт по гребню вала дальше и неожиданно замечает Мару внизу. Та висит спиной к ней на верёвке, привязанной к дереву. По-видимому, она повесилась совсем недавно, потому что её повисшее тело раскачивается с большой амплитудой.

Эмма смотрит и не знает, что делать.

— Люди! — кричит она.

Но никого из людей нет поблизости. Даже идиотского смеха наркоманов больше не слышно. Эмма срывается вниз с вала, добегает до Мары, повисшей в метре от земли, и зачем-то начинает тянуть её за ноги, не понимая, что таким образом она ещё сильнее затягивает петлю.

Но, как ни странно, ей почему-то легко удаётся стянуть её на землю. Мара валится на неё, и они обе падают.

— Ты чё, с ума сошла? Ненормальная!

Возмущённое лицо внезапно ожившей Мары возвышается над Эммой.

— Это я ненормальная? — недоумевает Эмма.

— А кто же? Ты зачем меня за ноги потащила? — в глазах Мары пляшут бесенята. — Я же на тарзанке каталась.

Она весело хохочет. Эмма озадаченно смотрит вверх, и точно: вверху болтается тарзанка. Они поднимаются с земли и отряхиваются.

— Как можно так шутить?

— Я и не думала шутить. Я всегда здесь на тарзанке катаюсь. А ты чего подумала?

— Я даже подумать ничего не успела. Ты меня чуть до инфаркта не довела!

— Инфарктов у малолеток не бывает.

— Но твоя голова ведь была в петле.

— Это тебе так показалось.

— Да тебя за такие шутки убить мало!

— Ты же только что меня спасла! — смеётся Мара.

— Она ещё и ржёт! Ну вы, готессы, и странные, — качает головой Эмма.

Одержимая бесом

Они спускаются в Ведьмин яр.

— Опа, — неожиданно замирает Мара, — опять кто-то в чёрном идёт.

— Кто? — спрашивает Эмма и тут же испуганно замолкает, заметив вдалеке на дорожке высокого чернобородого мужчину в чёрном плаще до пят.

Девушки мигом приседают за оказавшимся рядом поваленным деревом. Присев на корточки, они прислоняются спиной к шершавой коре мертвого дуба и с замиранием сердца прислушиваются к приближающимся шагам на дорожке.

Неожиданно шаги смолкают. Эмма и Мара обеспокоенно поворачивают голову направо, потом налево — никого. Эмма встревожено смотрит затем на Мару, та недоумённо пожимает плечами.

Не решаясь привстать и посмотреть, где же тот мужчина, Эмма на всякий случай поднимает глаза кверху, и сердце уходит у неё в пятки: прямо над ней сверху нависает черная борода.

— Девушки, извините, — обращается к ним мужчина.

— Что? — успевает спросить Эмма.

Понимая, что в таком положении разговаривать неудобно, чернобородый обходит поваленное дерево и заходит к ним справа. Девушки, не решаясь привстать, так и остаются зачем-то сидеть на корточках.

— Я, видимо, заблудился. Не подскажите, как выйти отсюда? — спрашивает их мужчина в чёрном плаще.

— Вон, по этой тропинке идите, — показывает рукой Мара. — Она и выведет вас из Ведьминого яра.

Видя, что мужчина с крестом на груди вполне адекватный, Эмма успокаивается. Но нервное напряжение после перенесённого стресса даёт о себе знать. Вынув из пачки сигарету, она небрежно засовывает её в свой очаровательный ротик и щёлкает зажигалкой.

Прикурив, Эмма затягивается с таким наслаждением, что кончик сигареты в одно мгновенье чуть ли не на целый сантиметр становится короче, тотчас превращаясь в пепел. Задержав во рту дым, она затем с видимым удовольствием выпускает его изо рта вверх. Целый шлейф сизого дыма.

— Из Ведьминого яра? — переспрашивает чернобородый.

— Да, — кивает Мара.

На Девичьей Горе всё видится иначе. Только здесь у многих впервые открываются глаза, и многое из того, что везде уже стало привычным, здесь кажется странным и неестественным.

Вот почему огонь и дым изо рта девушки кажется чернобородому таким же странным, как и Колумбу, который впервые увидел курящих индейцев в открытой им Америке. Вот почему джинсы и брюки девушек, такие привычные за пределами горы, кажутся ему здесь, на природе, столь же неприемлемыми для женского пола, как и в церкви.

Видимо, поэтому чернобородый на всякий случай спрашивает их:

— А вы, девушки сами, часом, не ведьмы?

— Ведьмы! — шутливо отвечает Эмма. — Здесь, на Девичьей, все девушки — ведьмы!

Но мужчина шуток не понимает.

— Ага, — прикусывает он губу, соображая, что делать дальше.

Он открывает саквояж и вынимает из него кропило и пластиковую бутылку.

— А вы что, поп? — спрашивает его Мара.

— Нет, я не поп, — отвечает чернобородый и опускает саквояж на землю.

— А кто? — спрашивает Эмма и так нервно затягивается сигаретой, что от неё не остаётся и половины.

Чернобородый не спеша откручивает бутылку, а затем обильно смачивает жидкостью кропило.

— Кто же вы тогда? — спрашивает Мара.

— Я инквизитор.

Испуганно подавшись назад, девушки ударяются затылками о ствол дерева. Довольный произведённым эффектом, инквизитор так же неторопливо закручивает бутылку.

— Дядечка, вы чего? — испуганно произносит Эмма.

— Значит, говорите, ведьмы?

— Да нет, мы — не ведьмы, я просто так сказала, — тараторит Эмма, — я пошутила.

— А чего это ты вдруг так… всполошилась?

— Ничего. Я просто… — вращает Эмма своими огромными глазами, — говорю вам, мы — не ведьмы!

— А если и так, то чего вам бояться… святой воды? — слегка встряхивает он кропило.

— Да не ведьмы мы! — чуть ли не кричит Эмма. — Вы чё, совсем, блин, уже? Какая я ведьма?

— Тогда перекрестись! — советует ей инквизитор.

Держа сигарету в руке, она наскоро и мелко крестится.

— Ты крещёная?

— Да.

— А разве так крестятся, с сигаретой в руке?

Эмма тут же суёт сигарету в зубы, и широко, показательно накладывает три пальца на чело, на грудь и на плечи.

— Ты православная?

— Да.

— В церковь ходишь?

— По праздникам.

— А ты когда-нибудь видела, чтобы кто-то крестился там с сигаретой во рту?

Эмма передаёт сигарету подружке.

— Давай снова. Только встань. И крестись ниже, не на грудь, а на живот пальцы опускай.

Эмма вновь осеняет себя крестным знамением, теперь уже по всем правилам.

— И поклонись.

Эмма кланяется.

— Да, вижу теперь, что не ведьма. Но зато я вижу другое. В тебе сидит бес. Ты одержима бесом. Табак — ведь бесовское зелье. Это дьявольский «ладан», а сигарета твоя — «кадильница» темных сил. Нельзя творить молитву, выпуская дым, аки дракон. Он душит тебя этим дымом. Твоя душа задыхается. Твоему духу нечем дышать. Брось сигарету! — приказывает он Маре.

Мара мигом бросает тлеющий «бычок» на землю.

— А теперь смотри!

Он с размаху кропит «бычок», но тот, вместо того, чтобы потухнуть, неожиданно мгновенно вспыхивает огнём, будто облитый бензином.

— Видели? Видели, как горит он… этот дьявольский «ладан»… от простой «святой» водички?

Вновь взмахнув кропилом, он окропляет этой водичкой Эмму и скороговоркой читает заклинание:

— Заклинаю тя, дьявола, змея, Люцифера, князя тьмы Господом Иисусом Христом сыном Божиим и сыном Марииным, альфою и омегою, от сего часа и минуты, да изыди от сего места со всеми своими нечистыми бесами.

Эмму аж передёргивает всю от неожиданности.

— Вы чё? Чё за бред вообще?

Инквизитор опускает кропило и бутылку в саквояж, закрывает его, а затем вынимает из кармана коробок спичек.

— А сейчас увидим, как из тебя этот бес выйдет!

Эмма, унюхав на своей розовой кофточке резкий запах, чем-то напоминающий запах бензина, решает не дожидаться, пока инквизитор чиркнет спичкой, и стремглав кидается прочь от него.

Мгновенно зажженная спичка летит вслед за Эммой, но не достигает её.

— Куда ты, исчадие ада? Постой! — бросается за ней инквизитор.

— А портфель? — кричит ему Мара, отвлекая внимание. — Портфель забыли! Со своей водичкой.

Она хватает его раскрытый саквояж и бежит в другую сторону. Опомнившись, инквизитор меняет направление и бросается за ней, как волк, метнувшись за вторым зайцем.

Увидев, что инквизитор догоняет её, Мара кидает саквояж ему под ноги. Инквизитор спотыкается и летит на землю. Мара со всех ног бежит к Эмме. Поджидая её, та видит, как инквизитор поднимается с земли и грозит им пальцем.

— Ах, вы ж, дьявольские отродья! Ну вы мне ещё попадётесь!

Эмма и Мара со всех ног бросаются прочь. Оглянувшись на бегу, Мара видит, как инквизитор собирает раскиданные в траве бутылку и кропило и складывает их в саквояж.