Мои идеологические диверсии (во времена от Горбачева до Путина) - Александр Александрович Годлевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В моем случае доказательством наличия у прокурора Ильина прямого умысла на существенное нарушение моих прав и интересов, гарантированных законом, является немотивированность ответа – то есть отсутствие в нем указаний на конкретные обстоятельства, которые согласно Закону РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» служат необходимым основанием для установления диспансерного наблюдения. Если бы такие обстоятельства на самом деле существовали и были известны дурдому и прокурору, то он в своем ответе обязательно бы на них сослался. А раз он, признав действия психиатров правомерными, не указал в ответе эти обстоятельства, то значит прокурор знал, что какие-либо предусмотренные законом основания для таких действий отсутствуют. Тем самым прокурор Ильин понимал, что нарушает закон и мои охраняемые законом права и интересы, но совершил такое нарушение. А это и есть то, что именуется «наличием прямого умысла», необходимого для квалификации деяния должностного лица по ст. 285 УК РФ.
К слову сказать, ст. 79 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР устанавливает обязательное проведение экспертизы в случае, если возникает сомнение по поводу вменяемости лица, подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления. Если прокурор берется осуществить надзор за соблюдением законов в городе Ногинске и его районе, но при этом не способен понять, что любое государственное или муниципальное лечебное учреждение (в том числе и Ногинская райпсихбольница) является органом здравоохранения, – то неотвратимо возникают очень серьезные сомнения в его психическом здоровье и, следовательно, – по поводу его вменяемости.
В данном случае вышестоящая прокуратура обязана возбудить уголовное дело по признакам ст. 285 УК РФ в отношении ногинского городского прокурора Ильина Ф.И. и провести по делу судебно-психиатрическую экспертизу для определения его способности отдавать себе отчет в своих действиях. Вот где широчайшее поле деятельности для психиатров! И как ни парадоксально и ни комично все вышеизложенное выглядит, это вовсе не мои дикие фантазии, а обязательные требования официально действующего законодательства. Так, требование закона об обязательном проведении экспертизы по уголовному делу является настолько серьезным, что – в соответствии со ст. 343 УПК РСФСР – при нарушении этого требования, дознание, предварительное или судебное следствие во всяком случае признается односторонним или неполным, а постановленный по делу приговор суда подлежит обязательной отмене в кассационном или надзорном порядке.
В любом государстве, хоть сколько-нибудь уважающем собственные законы, такой прокурор очень скоро оказался бы на скамье подсудимых или в дурдоме. У нас же, как известно еще с коммунистических времен, законы существуют не для того, чтобы соблюдаться, а для того, чтобы «пудрить мозги» доверчивым простачкам на Западе. Кстати, если стало известно, что должностное лицо государства совершило преступное деяние, то государство либо привлекает это лицо к уголовной ответственности, либо всю ответственность за преступление принимает на себя. Это относится к действиям и прокуроров, и психиатров, и всех остальных должностных лиц.
Не знаю, как у кого, а у меня после всего этого исчезли всякие сомнения в том, что нынешние преследования меня с использованием психиатрии – не случайность, не самодеятельность местной психиатрии, а реакция центральных властей на мою статью в «Континенте». Иначе зачем Ногинскому горпрокурору прикрывать заведомо явные беззакония Ногинской психбольницы, выставляя при этом самого себя дураком и преступником? Мало того, он и бумажку об этом вынужден был мне прислать со своей подписью. Видно, как у нас обычно бывает, ногинской психушке сверху дали указание «прижать» меня с помощью психиатрии, но, как всегда, о законности и обоснованности не позаботились.
Мне когда-то поставили диагноз за антисоветский фельетон, в котором, кстати сказать, высмеивались те стороны нашей тогдашней жизни, за критику и борьбу с которыми один бывший Генсек ЦК КПСС получил Нобелевскую премию, а один бывший секретарь обкома и до самого последнего времени считался (во всяком случае – официально) гарантом прав и свобод граждан и оплотом русской демократии.
И вот – в наше время за аналитическую статью о наших нынешних реалиях за мной вновь установлено психиатрическое наблюдение. Видно, и сейчас, как и в коммунистические времена, «нормальный человек открыто против ЭТОЙ власти выступать не будет» – вот она, единственная разумная причина всего. Как и прежде, правдивые статьи, вскрывающие сущность режима, расцениваются как «хроническое и затяжное психическое расстройство с тяжелыми стойкими или часто обостряющимися болезненными проявлениями».
Правда, после опубликования моей статьи я слышал упреки в том, что об очень сложных общественных явлениях я говорю слишком уж самоуверенно, категорично и безапелляционно. Может быть, на этом основании можно сделать вывод о наличии у меня каких-то параноидальных комплексов? Но вот от людей, лишенных всяких нехороших интеллигентских комплексов – то есть живущих реальной жизнью, а не в мире выдуманных иллюзий – я слышал другие упреки. Мне говорили: «И охота тебе зря бумагу марать?! То, о чем ты пишешь, и без тебя всем известно!» И в этих словах есть большая доля истины. Действительно, я писал, в общем-то, о вещах банальных, которые у нас на уровне бытового сознания понимают все, включая не всегда трезвых грузчиков. Я только облек все в более-менее наукообразную словесную форму, да местами позволил себе немного поумничать.
Еще меня упрекали, что в моей статье некоторые важные общественные проблемы раскрыты очень уж поверхностно, нужно было сделать более глубокий детальный анализ. Полностью согласен с подобными претензиями. Но ведь я писал не монографию, не докторскую диссертацию, а публицистическую статью, и вряд ли справедливо предъявлять к ней требования, которые не предъявляют и к фундаментальным научным трудам.
Напомню читателю, что советская психиатрия в 1983 г. была вынуждена выйти из Всемирной психиатрической ассоциации (ВПА), дабы избежать позорного исключения за использование психиатрии в политических целях. В 1989 г. советскую психиатрию вновь приняли в ВПА (с испытательным сроком). Тогда широкий круг лиц, в том числе и правозащитников, категорически выступили против этого принятия. Действительно, советская психиатрия не только не извинилась за все свои зверства перед «политпсихами», но даже официально так и не признала применение психиатрических репрессий в политических целях. Я не говорю уже о наказании конкретных врачей-психиатров. Советские представители только клятвенно заявляли, что ничего подобного впредь уже точно не будет.
Я тогда говорил (и сейчас повторяю), что тем, кто принял советских в
