Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян

В оставшейся части своего послания Джевдет прибегнул к угрожающему тону: «Предупреждаю, что артиллерия в пути… Как только пушки прибудут в город, они начнут палить по городу, пока от него не останется лишь груда камней»[1827]. Затем вали перечислил свои военные подвиги, как будто пытаясь убедить себя самого в собственной мощи. Он заявил, что захватил села Тарман и Гохбанц, жители которых, как мы знаем, бежали на гору Вараг, и затем описал подвиги своих войск, взявших под контроль участок от казарм Хамудага до улицы Креста. Здесь, по его словам, «мы также были сильнее и сожгли все дотла». Однако вопрос с городом, по существу, оставался нерешенным.

Мешая угрозы с ложью, он сообщил армянам, у которых не было внешнего источника информации, что войска Халил-бея накануне, «сметя со своего пути встречные русские силы, вошли в Хой». На самом же деле экспедиционный корпус Халила отступил после тяжелого поражения в Дильмане[1828]. В заключительной части ясно проступает настоящая цель этого послания: «Поймите, что вы должны оставить все надежды на спасение». Она состоит из ряда предложений, которым предшествует преамбула, сформулированная в классическом османском стиле: «До настоящего времени мы любили и защищали этот народ как свет очей наших, а в ответ получили лишь неблагодарность и предательство, которые должны быть наказаны Подумайте о ваших невинных семьях. Какой грех они совершили? Если вам не жалко себя, то пожалейте хотя бы их». Говоря иначе, если защитники Вана не сдадутся, «невинные семьи», которые уже стали жертвой массовой резни по всему вилайету, будут подвергнуты официальным репрессивным действиям, спровоцированным «мятежом». Исходя из этого, Джевдет предложил армянской стороне «1) сдать все оружие и 2) сдаться самим, уповая на великодушие правительства, которому они поклялись в верности»[1829].

Викарий Езник, кому Джевдет официально адресовал послание, в своем ответе от 4 мая подтвердил, что армяне никогда не прекращали признавать верховной власти султана[1830] и что они просто отреагировали на встречные угрозы. Рафаэль Ногалес добавляет, что армяне хотели покинуть город и направиться в Персию, но потребовали, чтобы для обеспечения безопасности их сопровождал сам вали. Ногалес предложил сопровождать их вместо вали, но безрезультатно. «Мы все знали, — отмечает венесуэльский капитан, — что Джевдет намеревался «разделаться с армянами в пути»[1831].

Даже во время переговоров Джевдет приказал казнить семь армян, служивших в конной жандармерии, без малейшей на то причины[1832]. Еще он приказал казнить армянских заключенных, начиная с Гнчаковцев, которых арестовал задолго до начала военных действий. Им перерезали горло в окрестностях города[1833].

Сбордони предоставляет нам информацию, совершенно опровергающую утверждения вали, который, как писал итальянский консул, «стремился создать впечатление, что правительство предоставило мирном; населению свою великодушную защиту» «К сожалению, — продолжает он, — мы получаем из внешних источников сообщения об актах неслыханной жестокости, творимых в селах с совершенно безоружными жителями. Когда армяне узнали об этих сообщениях, они потеряли всякое доверие к правительству. Теперь они все больше убеждаются в том, что власти проводят программу их полного уничтожения, и все больше склоняются к мысли о необходимости защиты». В заключение Сбордони изобличает вали во лжи, когда тот отрицает намеренный обстрел американцев, в чем он убедился, лично осмотрев «ущерб, нанесенный снарядами американской церкви»[1834].

Ногалес тоже стал свидетелем действий местных властей, когда 1 мая посетил военный госпиталь Вана. Там две медсестры, немка по имени Марта и американка Грисел Мак Парен, рассказали ему о том, что главный врач госпиталя Иззет-бей «избавился» от армянского персонала и оставил пациентов-христиан умирать от гангрены, отказав им в самом минимальном уходе[1835]. Но Ногалесу предстояло столкнуться с еще более шокирующим событием. Джевдет приказал доставить женщин и детей, захваченных его чете во время налетов на села, в город, где они были казнены на виду у осажденных армян[1836].

В своем последнем письме к Джевдету от 4 мая армянский прелат дал ему понять, не поверил разговорам вали о возможной «амнистии». Он напомнил ему об ее истинном значении: «Если Вы на самом деле хотите спасти мою несчастную страну, положите конец массовым убийствам женщин и детей — самой невинной части населения»[1837]. Проблема армян заключалась в том, что между комитетами в старом городе, где жил прелат, и в Айгестане, где находился сам Манукян, не было никакой связи, и они ничего не знали о настроении и намерениях друг друга. О происходящем они могли судить только по заявлениям вали, которому, как нам известно, не очень доверяли, и возможно, по сообщениям итальянского консула, которого Джевдет пригласил для ведения переговоров с Айгестаном. Когда вали предупредил прелата о том, что ожидает получения «окончательного ответа» на следующий день 6 мая, напомнив, что «как ему хорошо известно, правительству не удалось заключить соглашения со своими субъектами», положение на фронте для турецкой стороны было тревожным[1838]. Халил и его экспедиционный корпус после поражения при Дильмане отступили к Башкале и развернули свой штаб южнее в Токарагуа, в верховьях долины Заб[1839]. Кроме того, генерал-майор Николаев, командир корпуса русской армии, действовавшей в районе Игдыра, санкционировал наступление батальона армянских добровольцев под командованием Вардана, подкрепленного несколькими бригадами казаков, на Беркри, где в начале мая произошли ожесточенные бои[1840]. Как мы отмечали, Джевдет, возможно, оставивший надежду преодолеть сопротивление в Ване, приказал 8 мая «Эрзурумскому батальону» атаковать позиции армян на горе Вараг. И хотя прибытие в Ван из этого горного района нескольких тысяч беженцев усложнило санитарное состояние и обострило нехватку продовольствия, у Джевдета оказалось недостаточно сил для подавления сопротивления армянского населения. Все свидетельствует о том, что к 7 мая или на следующий день вали осознал свою неспособность поставить город на колени. Во всяком случае, Ногалес пришел к такому заключению и попросил Джевдета освободить его от командования, но не получил разрешения покидать город до 14 мая[1841].

Именно 14 мая мусульманское население и османские войска начали покидать Ван. Последние военные оставили город 16 мая после того, как сожгли свои казармы. По свидетельству Ногалеса, Халил приказал Джевдету оставить Ван и через Хошаб соединиться с его экспедиционным корпусом[1842]. Армянские источники сообщают о радости армян при известии, что турки покинули город, но и об их ужасе при виде разграбленных и опустошенных турецких кварталов[1843]. Вали явно ожидал 18 мая прибытия с севера русского авангарда с батальоном