Собиратели Руси - Дмитрий Иванович Иловаиский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Московский же двор успел проникнуться такой ревностью к греческому обряду и так высоко ставил свое достоинство, что не только требовал перехода в православие от иноземной невесты, но теперь уже не дозволял своим княжнам при выходе замуж покидать православие. Поэтому пришлось прибегнуть к брачным союзам с собственными подданными. Для второй своей дочери Феодосии Иван III нашел жениха между служилыми князьями, именно Василия Даниловича Холмского, который был сыном знаменитого победителя Новгородцев на р. Шелони и потомком Тверского княжего рода. А для выбора невесты сыну своему от Софьи, Василию Ивановичу, великий князь велел собрать в Москву до 1500 лучших девиц из Московского государства (1505 г.). Выбор пал на Соломонию Юрьевну Сабурову, отец которой был потомок татарского выходца мурзы Чета. И этот (основанный на примере Византии) способ выбора невесты государю или наследнику престола сделался потом обычаем при Московском дворе{106}.
С водворением единодержавия в Северо-Восточной Руси и с усилением власти великого князя Московского естественно должны были измениться его отношения к боярскому сословию. По мере того, как владетельный род небольшой земли становится главой обширного государства, естественно возрастает его власть, обстановка его делается величественнее, отношения к подданным повелительнее, не исключая и ближайшего к нему класса. Такое явление повторялось всегда и всюду. Поэтому нисколько не удивительно, что Иван III не держал себя с боярами так же запросто, как первые князья Московские; он был уже гораздо менее доступен, нежели отец его Василий Темный, большую часть своего княжения боровшийся за великий стол и много обязанный именно боярскому сословию. Обладая вообще нравом строгим, любящим порядок и повиновение, Иван III естественно повысил тон с боярами, и начал обходиться с ними как с подданными. Несомненно, вторая его супруга Софья Фоминишна принесла с собой в Москву многие предания и понятия Византийского двора; ее влияние еще более подняло и без того высокие представления Ивана Васильевича о своей власти и своей державе. Очень возможно, что, благодаря ее внушениям, он пришел к намерению покончить с самой тенью постыдного Татарского ига и что под ее влиянием старался окружить свой двор возможной пышностью и блеском и усилить сторону обрядовую или церемониальную. Но такое влияние не следует преувеличивать на том основании, что впоследствии при сыне и внуке Ивана Васильевича некоторые бояре, сетуя на суровость и высокомерное обращение с ними Московских государей, приписывали эту перемену в обращении именно Софье Фоминишне и приехавшим с нею Грекам. Обвинять в каком-либо неприятном общем явлении одно известное лицо — это слишком обычная черта в человеческих обществах; бояре того времени конечно не смотрели на события с исторической точки зрения, которая обязательна для историка. Повторяем, гордый, повелительный тон, принятый Иваном III по отношению к своим боярам, и казни, которыми он иногда карал их наравне с другими подданными, прямо вытекали из предыдущей истории, нравов той эпохи и личного его характера.
Если в чем особенно ясно выразилось влияние Софьи, женщины несомненно гордой, умной и энергичной, так это в вопросе о престолонаследии.
От первой супруги своей Марьи Борисовны Тверской великий князь имел сына, по имени также Иван, прозванного Молодым в отличие от отца. Подобно тому, как сам Иван III еще при жизни своего отца Василия Темного был его соправителем и объявленным ему наследником, так и теперь Иван Молодой считался соправителем; в грамотах нередко он упоминается рядом с отцом и точно так же именуется великим князем. Очевидно, в Москве сознательно вводили перемену старшинства в целом княжеском роде, и старались упрочить порядок престолонаследия в прямой линии торжественным объявлением государева наследника, который при этом получал великокняжеский титул. Вероятно, и тут Москва руководствовалась примером Византии, где иногда император имел соправителя в лице брата или сына, пользовавшегося одинаковым титулом. Иван Молодой уже принимал деятельное участие в делах государственных и воинских походах. Впрочем, помянутый Контарини замечает, будто Иван Васильевич не особенно жаловал сына за какие-то дурные наклонности. Ему было 32 года от роду, когда он занемог ломотою в ногах (которую летописец называем камчугом). В службе великого князя, находился некто Леон, родом Жидовин из Венеции. Он начал лечить Ивана Ивановича и за его выздоровление поручился собственной головой. Больному он давал пить какое-то зелье (траву) и прикладывал ему стклянки с горячей водой. Но, очевидно, самоуверенность его не соответствовала его искусству. Ивану Молодому от этого лечения сделалось хуже, и он умер (1490 г.). Великий князь велел посадить Леона под стражу и, когда окончились сорочины или шестинедельный срок по смерти сына, приказал казнить несчастного лекаря. Ему отрубили голову на Болвановке.
Замечательно, что это был не первый иноземный лекарь, поплатившийся тогда своей головой вследствие неудачного лечения. За пять лет до означенного случая в Москве захворал служилый татарский царевич Каракач. Его взялся лечить немецкий врач Антон; но не вылечил. Врача обвинили, будто он намеренно уморил больного. Великий князь выдал лекаря сыну Каракачеву. Татарин хотел было отпустить его за денежный выкуп; но Иван Васильевич не дозволил. Тогда Татары под Москворецким мостом на льду реки зарезали Антона ножом, «как овцу», по выражению летописца. Такая варварская расправа напугала других иноземцев; между прочим, Аристотель Фиоравенти хотел было уехать из Москвы. И тут Иван III поступил как настоящий деспот; он приказал посадить Аристотеля под стражу и таким образом насильно удержал его в своей службе.
Иван Молодой оставил после себя малолетнего сына Димитрия от своей супруги Елены, дочери Молдавского господаря. Но Иван Васильевич имел от Софьи сына Василия (родившегося в 1479 г.). Естественно возник вопрос: кому из них быть наследником
