Собиратели Руси - Дмитрий Иванович Иловаиский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После того прошло более года, прежде нежели состоялось соборное избрание нового архипастыря. Выбран был игумен Троицкого монастыря Симон, конечно, опять по указанию великого князя. При посвящении нового митрополита (в сентябре 1496 г.) Иван Васильевич (по обычаю, заимствованному из Византии) в Успенском соборе всенародно обратился к нему с следующими словами:
«Всемогущая и животворящая Святая Троица, дарующая нам всея Руси государство, подает тебе сий святый великий престол архиерейства, митрополию всея Руси руковозложением и освящением святых отец архиепископов и епископов Русскаго царства, и жезл пастырства, отче, восприими и на седалище старейшинства во имя Господа Иисуса и Пре-чистыя Его Матери взыди, и моли Бога и Пречистую его Матерь о нас и о наших детях и о всем православии и подаст ти Бог здравие и долголетство в век века».
Митрополит на сие ответил:
«Всемогущая и вседержащая десница Вышняго, да сохранит Бог поставленное твое царство, самодержавный государь и владыко! Мирно да будет и многодетно твое государство и победно со всеми повинующимися тебе и с христолюбивыми воинствами, да пребывает во веки и в век века, во вся дни живота твоего здрав, здрав, здрав, добро творя животоносен, владыко самодержец, многолетен».
Однако успехи ревнителей православия пока ограничились свержением Зосимы, и они тщетно ожидали энергической помощи от нового митрополита. Умный и так же книжно образованный дьяк Федор Курицын продолжал пользоваться расположением великого князя и покровительствовать еретикам. Вдруг в старейший новгородский монастырь, т. е. в Юрьевский, был назначен архимандритом некто Касьян, сторонник ереси; он стал собирать у себя единомышленников и значительно оживил в Новгороде их учение. Затем и в самой Москве это учение усилилось, когда Иван III объявил своим наследником внука Димитрия, мать которого Елена также покровительствовала Новгородской ереси. Иоанн хорошо знал о принадлежности к этой ереси и своей невестки, и дьяка Курицына, однако оставлял их в покое. Едва ли этот государь, столь ревностный к церкви, неравнодушный даже к таким вопросам, как хождение посолон, мог бы терпеть подле себя еретическое учение, если бы оно действительно было так крайне, как его изображали, и если оно в самом деле походило на жидовство.
Но когда внук Димитрий и его мать подверглись опале, а наследником объявлен Василий и вновь возымела силу и влияние Софья Фоминишна, благоприятные для Новгородской ереси обстоятельства кончились. Эта перемена, по-видимому, совпала со смертью главной опоры еретиков, дьяка Федора Курицына. Теперь Иван III сделался более доступен внушениям ревнителей православия. К тому же наступившая старость с ее немощами и болезнями и мысли о смерти направляли его ум к покаянию и к заботам о спасении своей души. Иосиф Волоцкий добился личных бесед с великим князем, чтобы подвигнуть его к принятию решительных и строгих мер против ереси. Иван III во время этих бесед умилялся; сознавался, что знал, какую ересь держал протопоп Алексей и какую Курицын с Еленою; просил прощения у Иосифа, говоря: «а митрополит и владыки меня в том простили». Но тут же вдруг впадал в сомнение: «не грех ли казнить еретиков?» Иосиф примерами из Ветхого завета и Византийской истории доказывал, что следует казнить. Иван Васильевич как будто убеждался и обещал принять строгие меры. Но время проходило, а обещанные меры откладывались.
Между тем борьба с ересью заставила само высшее духовенство обратить внимание на некоторые беспорядки в Русской церкви. Для обсуждения их созывалось несколько духовных соборов. Из последних особую известность и важность получил Московский собор 1503 года. На нем, под председательством митрополита Симона, заседали архиепископ Геннадий, шесть епископов, многие игумны и старцы, в числе которых находился Иосиф Волоцкий. На заседаниях присутствовали Иван III и сын его Василий. Здесь было рассмотрено несколько вопросов, и прежде поднимавшихся в Русской церкви. Во-первых, обсуждался старый вопрос о мзде или пошлинах, взимавшихся за поставление в духовный сан; эта мзда, как известно, послужила поводом к ереси Стригольников. Настоящий собор строго подтвердил, чтобы впредь никаких пошлин и поминков или даров не брать ни епископом за самое ставление, ни их печатникам и дьякам за ставленные грамоты. При сем возобновили и другое постановление Владимирского собора 1274 года, согласное с правилами Вселенских соборов, чтобы поставляемый во священника имел не менее 30 лет, а во дьякона не менее 25 лет. Затем выступил также старый вопрос о вдовых священниках. Русское общество тех времен во многих местах еще не усвоило себе строгого взгляда на брачный союз, что отражалось и на самих священниках: многие из них, овдовев, брали себе наложниц и продолжали священнодействовать. Некоторые митрополиты (например, Петр и Фотий) поэтому установили правило, чтобы вдовые священники слагали с себя сан или поступали бы в монахи, если желали сохранить свое право священнодействия. Но правило это часто не соблюдалось. Московский собор теперь вновь его подтвердил; однако сделал ту уступку, что позволил вдовцам, не вступившим в монашество и не уличенным в дурной жизни, во время обедни стоять на клиросе и, кроме того, отправлять некоторые службы, за исключением обедни, и определил выдавать на их содержание четвертую часть церковных доходов. Вопрос о вдовых попах и дьяконах, позволявших себе зазорное сожитие, возник собственно в Новгородско-Псковской земле, где вообще духовенство отличалось менее строгой жизнью сравнительно с другими русскими областями. Поэтому означенное соборное постановление, распространенное на всю Северо-Восточную Русь, возбудило в некоторых местах сильный ропот. До нас дошло написанное по сему случаю к отцам собора резкое и красноречивое послание Георгия Скрипицы,
