Николай II. Отречение которого не было - Петр Валентинович Мультатули
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сказано вполне откровенно, хотя и не до конца. Понятно, что в число «друзей» Гучкова входили старые враги русской монархии, представители «старообрядческой» оппозиции и революционных группировок. За ними стояли влиятельные силы Запада. Каждой из этих сил, по своим соображениям, свержение императора Николая II и его отречение были необходимы. Добиться отречения надо было любой ценой.
Гучков говорит ясно: события февраля 1917 года «привели меня к убеждению, что нужно, во что бы то ни стало, добиться отречения Государя. Я настаивал, чтобы председатель Думы Родзянко взял бы на себя эту задачу»[1244].
Таким образом, понятно, что инициативы Родзянко по поездке в Бологое, его планы ареста Государя и требования его отречения — были инициативами и планами Гучкова. Метания Родзянко и его попытки сохранить свою власть, играть самостоятельную роль в перевороте проходили в рамках общего чёткого руководства, которое осуществлял Гучков. Можно не сомневаться, что все разговоры Родзянко с Рузским по прямому проводу контролировались всё тем же Гучковым.
Но отречение императора входило не только в планы Гучкова. Не меньше они входили и в планы Керенского. Несмотря на то, что Гучков с Керенским всё время выставляли себя антагонистами — один был «монархистом», другой «социалистом», — сотрудничество между ними никогда не прекращалось. Писатель и масон Р. Б. Гуль писал в своей книге, что, даже находясь в эмиграции, Гучков и Керенский продолжали ходить друг к другу в гости.
Это не означает, конечно, что между двумя заговорщиками не было разногласий. Они, конечно, были, так как оба стремились к власти и каждый видел себя в роли вождя при новом режиме. Наверное, в ходе самого переворота им приходилось, с одной стороны, искать и находить компромиссы, а с другой — пытаться оттеснить друг друга на второй план. Но всё это не мешало их самому активному взаимному сотрудничеству Керенский и Гучков были нужны друг другу, так как один имел сильное влияние в масонских, социалистических и революционных кругах, другой — в кругах крупного капитала и военных. Поэтому С. П. Мельгунов был абсолютно прав, когда утверждал, что подготовкой и организацией февральского переворота 1917 года руководили две масонские группы. Во главе одной из них (военной) стоял А. И. Гучков, во главе другой (гражданской) стоял А. Ф. Керенский[1245].
Сотрудничество, весьма законспирированное, между Гучковым и Керенским проявило себя в полной мере в февральские дни 1917 года и в деле по захвату и пленению императора Николая II, а также в осуществлении операции, которую можно условно назвать «отречение».
Мы уже писали, как Гучков через отделения ЦВПК помогал Керенскому в организации революции.
Кроме того, Гучков был тесно связан с военными кругами и сыграл ведущую роль в организации странного бездействия армии в подавлении беспорядков в Петрограде. Так, начальник войсковой охраны Петрограда генерал М. И. Занкевич, выполняя условия договоренности с Гучковым, предпринял шаги, которые были направлены на ослабление обороны района Адмиралтейства и Зимнего дворца[1246].
А. Б. Николаев справедливо пишет: «Начальник войсковой охраны Петрограда, который должен был по долгу службы предпринять все необходимые меры для подавления революции, оказался в сговоре с руководителями восстания, вернее, с одним из них — А. И. Гучковым. В пользу нашего утверждения говорит хотя бы тот факт, что Занкевич не был арестован в дни Февральской революции, что было бы вполне логично, учитывая его должность начальника войсковой охраны. Более того, 2 марта в 3 часа 36 минут дня он связался по прямому проводу с Управлением генерал-квартирмейстера Штаба верховного главнокомандующего как лицо, действовавшее по приказанию М. В. Родзянко. Добавим также, что вплоть до 15 апреля Занкевич оставался генерал-квартирмейстером. Не удивительно, что это обстоятельство могло впоследствии породить версии о причастности военной контрразведки (начальником которой был Занкевич), вернее, ее верхушки, к возникновению революции. Не исключено, что связь Гучков — Занкевич была частью известного в литературе заговора, организацией которого Гучков был занят в 1916 — начале 1917 г.»[1247].
Николаев предполагает, что у Гучкова имелись соответствующие договоренности с командирами некоторых полков о линии поведения в случае возникновения стихийных солдатских выступлений[1248].
28-го февраля Гучков выезжал агитировать военнослужащих в казармы Лейб-гвардии Павловского полка, 1-го и 2-го марта он вёл агитацию в других частях. Участвовал Гучков и в захвате Главного артиллерийского управления (Литейный пр, д. 46).
Таким образом, мы видим, что Гучков всячески способствовал не дворцовому перевороту, о чём он говорил ранее, а именно революции. Той самой революции, к которой так стремился Керенский.
Сотрудничество Гучкова и Керенского ярко проявилось в захвате императорского поезда 1-го марта 1917 года. Как мы знаем, технически этот захват осуществлялся Бубликовым. Но Бубликов был лишь исполнителем. Подлинным руководителем захвата был Николай Виссарионович Некрасов. Позже, в 1921 году, Некрасов вспоминал: «Два момента особенно врезались в память: приказ командующему Балтийским флотом Непенину арестовать финляндского генерал-губернатора Зейна и погоня за царским поездом, которую мне довелось направлять из Государственной Думы, давая распоряжения Бубликову, сидевшему комиссаром в министерстве путей сообщения»[1249].
Некрасов был членом верховного совета «Великого Востока народов России» и по масонской линии подчинялся Керенскому. Но одновременно Некрасов был активным участником «заговора Гучкова», входил в его «тройку», планировавшую в конце 1916 года свержение и арест императора. Теснейшее сотрудничество Некрасова и Гучкова продолжалось и в марте 1917 года.
Таким образом, очевидно, что захват императорского поезда и отречение императора были нужны как Гучкову, так и Керенскому. Определённые разногласия у них могли быть только касательно формы этого отречения. Гучков выступал за внешне «легальные» формы, за «добровольное» отречение, Керенский — за революционные: царь сначала официально задерживался, затем «отрекался», потом официально арестовывался. В конце концов, произошло слияние этих двух вариантов. Думается, что это слияние стало возможным в результате достигнутого компромисса между Гучковым и Керенским. В отличие от Чхеидзе, Керенский понимал, что революционный арест императора и простое отречение его от престола будет, по выражению Родзянко, означать, что царь отрёкся «в пользу никого». А это, в свою очередь, чётко выявляло бы революционную сущность нового режима, которую Керенский до поры до времени хотел скрыть. Нужно было создать впечатление легитимной передачи власти. Но такой передачи, которая привела бы к обезглавливанию монархии и, как следствие этого, к её гибели.
Не вызывает сомнений, что после того, как императорский поезд был направлен в Псков, в отношении Государя Керенский и Гучков действовали в полном согласии.
Уже днём 2-го марта о манифесте с отречением Государя говорили
