Геноцид армян. Полная история - Раймон Арутюн Кеворкян

даже дети и воспитатели немецкого приюта в Муше, где работала шведская женщина-миссионер Алма Йохансен (1880–1974). К ней был направлен отряд кадровых солдат во главе с командиром для вручения «письменного распоряжения правительства» на «передачу» ему армянских девочек-сирот и женщин, находившихся в учреждении (многие женщины нашли там убежище во время массовой резни), для «отправки в Месопотамию»[1988]. Не сомневаясь в уготованной этим женщинам и девочкам судьбе, Йохансен не подчинилась приказу командира. На следующий день она узнала, что кроме небольшого числа ее протеже, «нашедших в ней защитника», несколько сотен других «согнали в дом и сожгли заживо» или заживо закопали в больших братских могилах за городом[1989]. Когда она металась по улицам города в поисках уцелевших, она услышала, как один жандарм хвастался, что сжег заживо «маленьких девочек» из ее приюта[1990]. Власти попытались соблюсти некоторые формальности в отношении этой честной женщины-миссионера, единственной «иностранной «свидетельницы происходивших в регионе событий, которая, к тому же, работала в немецком учреждении, предъявив ей официальное письменное распоряжение. Однако это не смогло остановить ее от описания кровопролитных действий правительства и армии, которые стали послушным орудием в руках Центрального комитета Иттихада. Йохансен отмечает, что Сервет-бей пытался эвакуировать в Харпут немецкую женщину и еще одну шведку, которые работали с ней в немецком приюте, но только немка подчинилась его приказу и уехала. Описания нескольких переговоров, которые Йохансен провела с мутесарифом, дают нам ясное представление о настроении этого воинствующего младотурка. Йохансен пыталась спасти своих сирот, получив у Сервета разрешение взять их с собой в Харпут. Он согласился, но добавил, что «поскольку они армянки, они по дороге могут лишиться головы»[1991]. Итак, пелена спала. Более не предпринималось никаких попыток скрыть истинные намерения комитета «Единение и прогресс». Как отмечает эта шведская свидетельница, после окончания резни «все офицеры хвастались тем, сколько жертв они уничтожили лично, помогая турецкому правительству избавиться от армянской расы»[1992].

Здесь, как и везде, следует учитывать экономический фактор плана по уничтожению армян. Некоторым местным деятелям, таким как депутат парламента Ходжа Ильяс Сами, даже удавалось примирить свой «патриотический» долг с личными интересами, будучи в дружеских отношениях с влиятельными армянами Муша, Сами в самом начале массовых убийств в городе предложил некоторым из них переехать жить в его дом, где они будут в безопасности. Назарет Кешинян, Тигран Мезригян, Арам и Петрос Бадуразяны и Мкртич Амригян с семьями приняли это предложение. Таким образом, наложив руку на имущество своих гостей, Сами сдал их властям, которые казнили их на городской окраине[1993].

Такие материальные блага, как товары, которые сборище мародеров уносили из армянских домов и лавок, не шли ни в какое сравнение с львиной долей богатства, надавленного четырьмя людьми, организовавшими и осуществившими эту массовую резню. Очевидец рассказывает, что после того, как «мясники» выполнили свою работу, Абдулхалик, Ходжа Ильяс, Джевдет и Халил отправились из города «в сопровождении длинного каравана верблюдов, нагруженных огромными узлами, покрытыми яркими цветными тканями. Эти восемнадцать узлов были заполнены золотом, серебром, драгоценностями и антикварными предметами». Караван направлялся в Константинополь[1994]. Можно легко представить, какие драгоценности были похищены при разграблении больших монастырей, где они порой накапливались в течение пятнадцати столетий. Эти сокровища были бесценными, не говоря уже об уникальных коллекциях средневековых рукописей, от которых, благодаря мужеству отдельных людей, сохранились хотя бы фрагменты. Очевидно, что большая часть награбленного предназначалась Центральному комитету Иттихада и его отдельным членам.

И все-таки как объяснить слабое сопротивление в Муше? Начнем с того, что в отличие от равнины большинство населения в Муше было мусульманским, а количество дислоцированных там регулярных войск намного превышало войска в Ване. С учетом отрядов чете в городе было более двадцати тысяч солдат. Ваган Папазян, остававшийся в Муше до середины июня, пишет в своих мемуарах о расхождении взглядов у лидеров дашнаков в Тароне относительно принятия мер по защите населения. Они раздумывали над тем, что выгоднее: попытаться взять контроль над городом до прихода турецких регулярных сил или уйти в Сасунские горы, собрав способных бороться мужчин[1995]? Вероятно, армянские лидеры так и не определились с решением, но сочли, что власти планируют сначала атаковать Сасун, а затем Мушскую равнину. Поэтому они предпочли уйти с бойцами и всем имевшимся оружием в горы, тем более что этот горный район в любом случае мог служить убежищем для сельских жителей равнины. Следует также учитывать влияние, которое оказывало на действия как армян, так и властей приближение русской армии. В конце июня русские войска заняли Маназгерд/Мелазкирт, дойдя 18 июля до нахие Лиз (в казе Буланик), самой западной точки, достигнутой на первом этапе войны, откуда до Муша оставалось шестнадцать часов пути[1996]. Даже если у дашнакских лидеров провинции не было точных сведений, особенно после того, как они ушли в Сасун, они возлагали свои надежды на быстрое спасение со стороны своих северных собратьев, хотя совсем недавно у них были весьма напряженные отношения.

Рафаэль де Ногалес, продолжавший в последующие годы встречаться с Джевдетом и Халилем, несмотря на свой печальный опыт в Ване и Спирте, оценил число уничтоженных в Муше и на равнине армян в пятьдесят тысяч. Но он не учел тех, кто бежал в Сасун не зная что всего через несколько недель найдут там свою смерть[1997].

Погромы и эвакуация в казе Маназгерд

В казе Маназгерд, находившейся на северо-востоке Мушского санджака и имевшей в своем составе тридцать девять армянских сел с общей численностью христианского населения 11 930 человек[1998], призыв в армию, как и в других районах, проходил с крайней жестокостью. По свидетельству одного армянского очевидца, мужчин от 18 до 35 лет зачисляли в боевые части, а от 35 до 50 — в транспортные подразделения. Большинство последних после возвращения с фронта приняли смерть от курдских бандитов[1999]. Оружие в Маназгерде, не проявляя особого насилия, изъяли еще в середине апреля. В тот период турецкая армия поспешно отступала под давлением русских войск, которые продвинулись до Тутака на северо-востоке Маназгерда. Армия при отступлении систематически грабила армянские села и пополняла свои ряды, забирая в среднем по тридцать-сорок мужчин из каждого села[2000].

Под руководством каймакама Халет-бега и двух офицеров кавалерийских формирований гамидие Сарти-бега и Сулейман-бега армия подвергала методическому грабежу следующие деревни: Норадин (население 1671 чел., 70 убито), Караба-Касмиг (население 234 чел., 20 убито), Эрзаги-Касмиг (население 663 чел.), Султанлу (население 116 чел.), Молла-Мустафа (население 217 человек, двадцать убито), Котанли (население 400 чел., двадцать убито),