Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча - Сесил Скотт Форестер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо, мистер Джерард. – Медленно, с усилием произнесенные слова звучали холодно. – Передайте мистеру Харкорту мои приветствия и скажите, что я со всем согласен.
– Есть, милорд. Поскольку это первый заход вашего флага в Порт-оф-Спейн, то надо обменяться салютами.
– Очень хорошо.
– Губернатор стоит выше вас по рангу, милорд, так что первый визит за вашей милостью. Прикажете его известить?
– Спасибо, мистер Джерард. Буду премного обязан.
Эту пытку еще предстоит вынести. Надо привести себя в должный вид – нельзя выходить на палубу немытым и нечесаным. Никуда не денешься – надо бриться и слушать болтовню Джайлса.
– Пресная вода, милорд, – объявил Джайлс, внося дымящийся котелок. – Капитан разрешил, все равно мы сегодня заправляемся водой.
Каким наслаждением, какой светлой радостью было бы в иных обстоятельствах умыться пресной водой – но он не радовался. Радостно было бы стоять на палубе, покуда «Краб» проходит Драконьей Пастью, разглядывать незнакомый пейзаж – но и это не утешало. Радость могли бы доставить чистое белье и даже жесткий крахмальный галстук, даже лента, звезда и шпага с золотым эфесом. Как радовали бы его тринадцать залпов с берега и ответные выстрелы «Краба» – но радости не было, только мучительная мысль, что никогда больше пушки не будут палить в его честь, что никогда команда не вытянется по струнке, провожая его с корабля. Все равно нельзя раскисать. Надо расправить плечи и ступать твердо. Он даже заморгал, удерживая слезы, – он не расплачется, словно сентиментальный французишка. Небо над головой было синее-синее – лучше б ему быть черным.
Губернатор оказался грузным генерал-майором, тоже при орденской ленте со звездой. Всю официальную часть он простоял навытяжку и расслабился, стоило им остаться наедине.
– Отлично, что вы к нам заглянули, милорд. Прошу садиться. Надеюсь, в этом кресле вам будет удобно. Херес вполне сносный. Налить вашей милости бокал?
Не дожидаясь ответа, он налил.
– Кстати, милорд, слышали новость? Бони преставился.
Хорнблауэр остался стоять. Он собирался отказаться от хереса – губернатор не стал бы пить с уличенным лжецом. Теперь он с размаху сел и машинально взял предложенный бокал. В ответ на сообщенную губернатором новость он только крякнул.
– Да, – продолжал губернатор. – Умер три недели назад на острове Святой Елены. Там его и похоронили. Вам дурно, милорд?
– Ничуть, спасибо, – отвечал Хорнблауэр.
Прохладная затемненная комната плыла перед глазами. Придя в себя, он вспомнил святую Елизавету Венгерскую. Вопреки строгому запрету мужа, она несла бедным еду – полный фартук хлеба, – и муж ее заметил.
– Что у тебя в фартуке? – спросил он.
– Розы, – солгала святая Елизавета.
– Покажи, – приказал муж.
Святая Елизавета развернула – полный фартук роз.
Жизнь начинается снова, подумал Хорнблауэр.
«Звезда юга»Нет лучше места для катания на яхте, чем здесь, на самом краю тропического пояса, где над безбрежным атлантическим простором пассат дует в полную силу, – так внезапно подумалось Хорнблауэру. Для него это и впрямь была не более чем морская прогулка. Лишь недавно он пережил тяжелейшее душевное испытание, когда будущее всего мира зависело от него; в сравнении с этим обязанности главнокомандующего Вест-Индским флотом представлялись сущим пустяком. Он стоял на шканцах фрегата его величества «Клоринда», купаясь в утреннем солнце. «Клоринда» шла в бейдевинд под умеренными парусами, палуба привычно качалась под ногами, пассат ревел в ушах. Тени от натянутых снастей скользили по палубе; когда «Клоринда» кренилась вбок, к только что вставшему солнцу, тени выбленок бизань-вант быстрой чередой пробегали по глазам, гипнотически усиливая ощущение, что жизнь прекрасна. Быть главнокомандующим, у которого всех забот – работорговцы, пираты и хитросплетения карибской политики, – счастье, какого не ведал ни один император или даже поэт. Босоногие матросы, драящие палубу, смеялись и перешучивались, брызги над наветренной скулой вспыхивали радугой, и Хорнблауэр мог потребовать завтрак, когда захочет, – стоять на шканцах и оттягивать удовольствие было почему-то особенно приятно.
Появление на шканцах капитана сэра Томаса Фелла несколько подпортило картину. Сэр Томас, угрюмый человек с длинным худым лицом, считал своим долгом развлекать адмирала вежливой беседой и не мог представить, что в его обществе не нуждаются.
– Доброе утро, милорд, – сказал капитан, отдавая честь.
– Доброе утро, сэр Томас. – Хорнблауэр тоже коснулся рукой треуголки.
– Славное утро, милорд.
– О да.
Сэр Томас обвел корабль капитанским взглядом: сперва палубы, затем паруса и такелаж – и наконец повернулся назад, туда, где за кормой на горизонте еле-еле угадывались очертания Пуэрто-Рико. Хорнблауэр внезапно понял, что очень хочет есть, и тут же сообразил, что не может исполнить свое желание сию же минуту. Вежливость ставит границы даже главнокомандующему – во всяком случае, ставила границы ему. Он не мог уйти в каюту, не обменявшись с Феллом еще несколькими фразами.
– Может быть, сегодня нам наконец кто-нибудь попадется, – сказал Фелл, и оба при этих словах непроизвольно подняли глаза к дозорному на головокружительной высоте грот-брам-стеньги салинга.
– Будем надеяться, – ответил Хорнблауэр и, потому что так и не сумел проникнуться к сэру Томасу приязнью, а еще потому что меньше всего хотел обсуждать до завтрака технические подробности, продолжил, дабы не выдать своих чувств: – Весьма вероятно.
– Испанцы постараются доставить весь груз до того, как конвенция вступит в силу, – сказал Фелл.
– Да, так мы предположили, – согласился Хорнблауэр.
