Взрыв Секс-бомбы - Валентин Черных
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты делаешь, если узнаешь, что твой конкурент выпускает абсолютно похожую модель?
— Делаю все, чтобы он на рынок попал позже меня.
— И все? И не пытаешься подпортить ему качество пряжи, краски?..
— Это уже уголовное дело, если докажут, что я это сделала преднамеренно, а выйти на рынок быстрее и с лучшей рекламой — это нормальная конкуренция.
Если не задержать съемки фильма Секс-символа, оба фильма выйдут на экраны почти одновременно и критики начнут изгаляться, строя предположения о том, кто у кого и сколько украл. Значит, надо выйти раньше, чтобы ее фильм критики и прокатчики увидели раньше. Тогда фильм Секс-символа окажется вторичным. Следовательно, нужно задержать съемки Секс-символа. Первая задержка — когда выясняется, что не готов сценарий. Вторая — сомнения в правильном выборе актера на роль главной героини или главного героя.
В советские времена, узнав о случившемся, руководство кино запустило бы в съемки один сценарий, а похожий отложило бы, обязательно оплатив. Но сегодня руководство ничего никому не запрещало, памятуя о митингах кинематографистов в начале перестройки.
Продюсер в «Пансионат для богатых» своих денег не вкладывал и в дальнейшем использовании «Пансионата» не заинтересован. Он заинтересован в проекте Секс-символа. Объективно этот проект лучше, потому что яснее и проще.
— Что ты думаешь об ассистенте режиссера по актерам? — спросила Поскребыш Елизавету.
— Из актрис. Вкус дурной и стандартный, но энергична. Сильно обнищала за последние годы.
— Значит, дорожит работой?
— Сейчас все дорожат работой, за которую хорошо платят.
— Будет выполнять твои рекомендации?
— Будет, если поймет, что надо выполнять.
— Ты ей объяснишь.
— Если сама пойму, — сказала Елизавета.
— Я поговорю с Продюсером, — пообещала Поскребыш. — Мне важно, чтобы ты была на этом фильме редактором.
— Зачем?
— Я заинтересована в доходах от фильма. А доход будет, если Секс-символ снова разденется. Зрители привыкли к тому, что она раздевается.
— Не поздно ли? — усомнилась Елизавета. — Ей уже не открываться, а прикрываться надо.
— Еще не надо. И ей это надо внушить.
— Хорошо. Я постараюсь. Что еще?
— Я составлю список актеров своего Агентства, которых хорошо бы пристроить на картину.
— Это уже не моя епархия.
— Но к твоему мнению прислушиваются. Если тебе кто-то из них не понравится, ты не топи сразу, а скажи мне. Я заменю другим.
— Ты всегда так впихиваешь своих? — спросила Елизавета.
— Не всегда, но иногда приходится, — призналась Поскребыш.
— А не проще это делать через Продюсера? Ночная кукушка всегда перекукует дневную.
— Не всегда. Я думаю, в ближайшее время состоится обсуждение сценария, уже после всех поправок. К этому времени ты уже будешь редактором на фильме. И, естественно, поинтересуются твоим мнением.
— И что я должна сказать? — спросила Елизавета.
— Когда прочтешь сценарий, тогда и обсудим.
— Обсудим сейчас.
— Я думаю, в сценарии требуется доработать любовную линию. Сейчас там Секс-символ любит школьного учителя в возрасте. Это скучно и пресно, надо, чтобы в нее влюбился более молодой, возможно, ее бывший школьник-выпускник.
— И она должна спать с этим бывшим выпускником?
— Совсем необязательно спать. Но ей должен нравиться этот молодой. Обычно старым мужикам нравятся молодые девушки, но и стареющим матронам нравятся молодые, полные сил, с дымящимися членами парнишки. Разве не так? Тебе молодые не нравятся?
— Мне нравятся все, кому нравлюсь я. Но я уже мало кому нравлюсь. Не беспокойся, я сориентируюсь. Ты обрабатывай Продюсера.
— Продюсер уверовал в свой вкус и свое чутье и все меньше прислушивался к моим советам.
Конечно, она еще до разговора с Елизаветой нашла время сказать ему, что Секс-символ может завалить фильм. И предложила: а если попробовать не только Секс-символ, а несколько актрис?
— Невозможно, — ответил на это Продюсер. — Если мы откажемся от Секс-символа, мы должны будем отказаться от проекта. Не хотелось бы. Сценарий хорош. И для рекламы хорошо: Секс-символ в роли деловой женщины.
Она усомнилась в сценарии, и Продюсер насторожился. Но для изменения сценария были нужны дополнительные доводы. Какие, она еще не знала. Хотя, если думать постоянно, что-то придумается. Она всегда придумывала.
Вечером на даче за ужином она сказала Продюсеру:
— Встретила Елизавету. Без работы, без денег.
Продюсер молчал.
— Распродает последнее.
— Коллекцию ножей я бы купил.
— Я знаю. Она просила передать тебе, что согласна на любую работу.
— Это нормально для пенсионерки, — ответил Продюсер и снова замолчал.
Он научился держать паузы. Самые неторопливые или отступали, или меняли свое мнение. Но она тоже умела держать паузу. Так они и молчали до окончания ужина. Она не беспокоилась. Он должен ответить. Или принять предложение, или отказать.
Перед сном они гуляли. Единственная улица дачного поселка хорошо освещалась.
— Надо брать более молодого редактора, — сказал Продюсер.
— Раньше на киностудиях, прежде чем стать редактором фильма, молодые проходили шлифовку в редакторах-организаторах. Конечно, надо брать молодую острую киноведку. И пусть походит один-два фильма в младших. И она присмотрится, и ты присмотришься.
— Убедила, — согласился Продюсер. — Завтра скажу, чтобы Елизавете позвонили, и пусть оформляется.
Поскребыш еще не знала, расскажет ли Елизавете о своей операции по задержке съемок Секс-символа. Пока ей была нужна информация, что происходит в конкурирующей группе, и Елизавета будет приносить эту информацию в своем клюве.
— Я завтра буду в Театре киноактера. Позвоню, загляну к ней, заодно и посмотрю на коллекцию ножей.
— Спасибо, — сказал Продюсер.
Она почему-то вспомнила подслушанный разговор матери с подругой, когда им было примерно столько же лет, сколько ей сейчас. Мать жаловалась подруге:
— Я уже договорилась, что мне привезут дубленку из Монголии, а он не дает на нее денег.
— Чем мотивирует? — спрашивала подруга.
— Что у меня вполне приличная шуба из цигейки.
— Он не дает, и ты ему не давай, — посоветовала подруга.
— На неделе я могу ему сказать, что устала. Но в субботу или воскресенье, когда отосплюсь и отдохну, мне крыть нечем.
— А зачем объяснять — устала, не устала! Не хочу. Он тебя сколько раз в неделю хочет?
— Раз, редко два раза.
— Ты ему два раза откажи, у него на третий раз знаешь как торчать будет! Я когда своему два раза отказываю, он понимает, что я недовольна, и готов сделать все, чтобы только я его в себя впустила.
— И дубленку купил бы? — спросила мать.
— На дубленку у него денег нет. Деньги все у меня. И ты все деньги держи на своей сберегательной книжке.
— Этот момент я упустила, — призналась мать. — Если бы настояла с самого начала…
— Настоять никогда не поздно, — учила мать подруга. — Мы всегда можем, но не всегда хотим, они всегда хотят, но не всегда могут.
— Мой может всегда, — ответила мать.
Поскребыш запомнила материнские слова и всегда обращала внимание на мужчин, похожих на ее отца. Однажды она переспала с одним из таких, уж очень похожим на отца, чтобы понять, что испытывала ее мать. Этот любовник ничем ей не запомнился.
Она попыталась вспомнить, когда в последний раз спала с Продюсером. И не вспомнила. И снова подумала о секретарше Продюсера. Конечно, она все знала о ней. Закончила школу и курсы секретарей-референтов. Ее отец почти ровесник Продюсера, занимался гостиничным бизнесом. Секретарша поступила на экономический факультет Института кинематографии, без помощи и поддержки Продюсера она вряд ли смогла бы туда поступить. Продюсер вел в Институте семинар, и его приглашали заведовать кафедрой. Конечно, его протеже создали режим наибольшего благоприятствования. И разница в возрасте у них не такая уж большая. Через двадцать лет она, Поскребыш, будет почти шестидесятилетней, а секретарша не достигнет еще и сегодняшнего ее возраста.
Продюсер — уже заметная личность в кино, и если несколько лет назад, когда называли его фамилию, то всегда прибавляли, что он ее муж, теперь, когда называли ее фамилию, все чаще добавляли, что она жена Продюсера. Он становился более известным, чем она.
Она знала многих женщин, которые гордились, что были замужем за известными мужчинами. Но ее раздражало, что Продюсер становился все известнее, а она превращалась в дополнение к его известности. Однажды она отметила, что обрадовалась, когда прочла у одного из критиков о продюсерской неразборчивости с напоминанием, что он все-таки кинул своих партнеров. Продюсер решил подать на критика в суд, но юристы продюсерской компании не нашли повода для возбуждения дела: слова критика могли трактоваться по-разному, а раздувать заглохшие давно уже слухи Продюсеру было невыгодно. Она пожалела, что суд не состоялся, — при освещении суда журналисты наверняка в каждом отчете упомянули бы ее имя. Уж она не пропустила бы ни одного судебного заседания. Последний раз ее упомянули в газетах год назад, когда она создала Актерское агентство. Известность по внутреннему ощущению похожа на наркотик. Пока твое имя упоминают, даже неважно, хвалят тебя или ругают, главное, чтобы не забывали. А ее стали забывать. Она каждое утро просматривала всю кинематографическую прессу, театрально-кинематографическую газету, отчеты о презентациях и премьерах. Ее имя упоминали журналисты, давно пишущие о кино, но и в журналистике тоже происходила смена поколений. Для молодых журналистов она была актрисой средних лет. Она начинала сниматься, когда они были школьниками, а сегодня молодые критикессы почти сорокалетних актрис считали чуть ли не старухами.