Эксперимент «Идеальный человек» - Евгений Дубровин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Младший лаборант виновато бежал в спальню.
Фильм «Наша Вера» с треском провалился на конкурсе любительских фильмов. Выпускница ходила надутая и обиженная.
– Какой-то вы, Сенечка, неудалый… Все у вас из рук валится… Без выдумки вы… Фотоаппарат, магнитофон, кинокамера… Все ординарно… Нужен праздник, Сенечка. Праздник выдумки! Ну поднатужьтесь, Сенечка!
И Сенечка поднатужился.
Однажды в воскресенье вечером он, пыхтя и отдуваясь, притащил в квартиру Красиных старый, разболтанный деревянный стол в стиле «ампир».
– Без единого гвоздя. Весь на клею, – гордо сообщил младший лаборант, громоздя стол посреди комнаты.
Наступила общая растерянность.
– Ну и что? – первой опомнилась «баламутка Катька».
– Устроим сеанс спиритизма. Духов будем вызывать.
Все обалдели.
– Запрещено, – сказал Онуфрий Степанович.
– Почему? – спросил Сенечка.
– Антинаучно.
– Что из того? – философски заметил младший лаборант. – Все когда-то было антинаучным. Галилей тоже считался антинаучным. И Коперник, не говоря уже о Дарвине. Если бы не Дарвин, мы бы до сих пор считали себя происходящими от богов, а не от обезьян, и неизвестно, что из этого бы получилось. Между прочим, стопроцентная гарантия. Еле у знакомых выпросил. Они сейчас Францию проходят. Со всеми Людовиками уже переговорили. До революции дошли. Я их нa Робеспьере прервал.
– Ура! – закричала Вера. – Молодец, Сенечка! Вот сейчас вы работаете с фантазией!
– Хочу Наполеону вопрос задать, – заявила вдруг «баламутка Катька».
– Нет, я, чур, первая! Сенечка, с Анной Керн! Вызовите мне дух Анны Керн!
– Я в молодости часто гадала, – вздохнула Варвара Игнатьевна. – Иногда правильно получалось… С Онуфрием, например… Выбросила башмачок, а какой-то пьяный шел и подобрал. Спросила, как зовут. «Онуфрий», – говорит. «Отдайте башмачок», – говорю. Не отдает. Слово за слово – и поженились…
– Отчего не погадать, можно и погадать. Вреда от этого не будет, – заразился общим энтузиазмом Онуфрий Степанович. – Слыхал я про столы без гвоздей. Может, и брешут, что с мертвыми можно говорить, а может, и вправду. Я бы у своего соседа, пять лет назад преставился, царство ему небесное, спросил, куда он топор мой задевал. Взял и не вернул. Ох и сильный топорище был. Как бы сейчас пригодился.
Сенечка установил стол посередине комнаты так, чтобы тот не качался, вытащил из кармана пачку стеариновых свечей и расставил их по предметам вокруг стола. Затем младший лаборант сказал:
– Попрошу картон и фарфоровое блюдце.
Вера принесла картон, ножницы, блюдце, карандаш, и Сенечка принялся за дело. Вскоре все было готово: круг с алфавитом, блюдечко с нарисованной стрелкой.
Выключили свет. Зажгли свечи. Стало темно и немного жутковато. Девочки заметно нервничали. Варвара Игнатьевна украдкой перекрестилась. Онуфрий Степанович, очевидно, вспомнив свой пропавший прекрасный топор, тяжело вздохнул и наполнил комнату едким приземистым запахом «Портвейна-72», словно по комнате пролетел обитатель преисподней.
– Попрошу всем руки на блюдце, – скомандовал Сенечка. – Тишина, предельное внимание! Никаких посторонних мыслей! Начинайте задавать вопросы. Кто первый?
– Я! – выкрикнула «баламутка».
– Ладно уж, спрашивай, – великодушно уступила Вера.
– Кого вызываете? – спросил Сенечка.
В комнате наступила напряженная тишина. Стало слышно, как в ванной капала вода. Там сушились Сенечкины пленки.
– Наполеона… – прошептала «баламутка».
– Какого именно? И громче.
– Ну этого… самого… главного…
– Эх ты, неуч… – не удержалась Вера.
– Наполеон Бонапарт! – громко, раздельно сказал Сенечка. – Вас вызывает Екатерина Красина. Вы слышите меня, Бонапарт?
Все затаили дыхание. Чадили и потрескивали свечи Тяжело, едко дышал Онуфрий Степанович. Все напряженно смотрели на блюдце.
И вдруг блюдце дрогнуло. Руки, лежащие на блюдце, инстинктивно дернулись, словно по ним пропустили электрический ток.
– Тихо! – прошипел Сенечка. – Руки назад!
Все снова осторожно дотронулись до блюдца.
– Наполеон Бонапарт! Вы слышите меня? – снова опросил младший лаборант.
Теперь уже было отчетливо видно, как стрелка поползла по кругу, остановилась возле буквы «д», затем передвинулась на «а».
– Да! – торжествующе провозгласил Сенечка. – Наполеон на связи. Спрашивайте, Катя. Что вы хотели?
– Вы… совсем… совсем не живой? – спросила «баламутка».
«Да», – ответило блюдце.
– Вам холодно?
«Нет».
– Там… где вы есть… красиво?
«Как сказать».
Теперь уже блюдце бойко бегало по кругу. Все немного освоились.
– Прекрати ты свои дурацкие вопросы, – сказала сердито Вера. – Спрашивай по существу и дай мне.
Но всегда дерзкая «баламутка» от волнения больше ни о чем не могла спросить Наполеона, и, чтобы покончить с вызванным духом, вопрос ему задал Сенечка.
– Жалеешь небось, что напал на нас в 1812 году?
«Да».
– Ты свободен. Кто следующий? Вера? Кого вы хотите вызвать?
– Керн…
– Анна Керн! Вас вызывает Вера Красина. Вы слышите нас?
Тишина. Неподвижность. Потом легкое дрожание блюдца, словно шепот. «Да».
– Вы сильно любили Пушкина? – тихо спросила Вера.
«Да».
– Скажите, Анна Керн, – Вера в волнении наклонилась над блюдцем. – Почему сейчас нет такой сильной любви, как в ваш век? Почему наши мужчины какие-то все мелкие, пошлые…
«Не все».
– Я понимаю, конечно, не все… Но, однако… Раньше они все свое время посвящали женщинам, любви, возвышенным разговорам, а сейчас машинам, собраниям, маркам, пиву. Даже некоторые кофты вяжут.
«Не все».
– Вы не отвечаете на мой вопрос прямо. Только не надо говорить: «другой век», «эмансипация». Все это я знаю… Отвечайте честно и ясно.
«Женщины стали другими».
– Неправда!
«Мужчины делают то, что хотят женщины».
– Значит, виноваты женщины?
«Да. Они раскрепостились…»
– Они раскрепостились, и им стали не нужны любовь, романтика?
«У них появились другие заботы».
– Какие?
«Работа. Власть. Это интереснее, чем любовь. Простите. Я устала».
– Еще секунду! Что… что вы мне посоветуете?
«Любить и быть любимой. Прощайте».
Блюдечко остановилось, словно обессилев.
– Хватит про любовь, – проворчала Варвара Игнатьевна. – Вам еще рано про любовь, козы этакие…
– В самом деле, – сказал Онуфрий Степанович. – Спрошу-ка я лучше про топор. Хороший был топор.
Онуфрий Степанович тяжело вздохнул, и от его дыхания ярко вспыхнула и погасла горевшая напротив свеча.
– Хорошо, – сказал Сенечка. – Кого вы хотите вызвать?
– Соседа…
– Фамилия, имя, отчество.
– Карпов… Карпов Иван Тимофеевич. На правой щеке родимое пятно. Заикается, когда выпьет.
– Приметы не нужны. Карпов Иван Тимофеевич… Простите, какое село?
– Никитовка.
– Карлов Иван Тимофеевич из села Никитовка! Вы приглашаетесь на разговор с Красиным Онуфрием Степановичем. Вы слышите меня?
«Да».
– Пожалуйста, Онуфрий Степанович.
Онуфрий Степанович наклонился над блюдцем и прохрипел :
– Ты, Тимофев, куда мой топор задевал? А?
Молчание. Отравленное дыхание старшего Красина потушило вторую свечу.
– А, Тимофев! Чего молчишь?
Ни движения.
– Не желает отвечать, – сообщил Сенечка.
– Как это не желает? – заволновался Онуфрий Степанович. – Заставим. Начальство у них есть? Соедините меня с начальством.
– Увы, я не знаю, кто там у них начальство. Спросите еще раз.
– Тимофев, богом тебя прошу, отдай топор. Зачем он тебе там? Ведь на всем готовом живешь.
Ни движения.
– Ну гляди, Тимофев. Может, и свидимся когда, – сказал с угрозой Онуфрий Степанович.
– Тьфу! Тьфу! Старый дурак! – встрепенулась Варвара Игнатьевна. – Кто же так говорит?
– А чего уж… Дело к этому идет.
– Так чего торопиться? Наговоритесь еще.
– Ладно, – возвысил голос Сенечка. – Не желает, его дело. Кто еще? Может, вы, Варвара Игнатьевна, с кем хотите побеседовать?
Старая женщина на минуту призадумалась.
– Да нет уж, – сказала она. – Не с кем… Подружек позабывала уже, а родителей не хочу тревожить. Пусть отдыхают… Наработались, бедняги, в свое время.
– Ну тогда я спрошу, – голос у Сенечки стал торжественный. – Вызываю директора института Марка Исидоровича Игнатюка! (В позапрошлом году умер. Хороший был мужик!) Марк Исидорович, вы слышите меня? Это Сеня вас беспокоит. Помните меня? Я младшим лаборантом на инязе.
«Да», – тотчас же побежало блюдечко.
– Какого вы мнения об опыте Красина?
«Положительного».
– Правильно, Марк Исидорович. Я такого же мнения. Как вы оцениваете его ближайших помощников? Меня, например?
«Хороший специалист, хороший человек».
– Благодарю за комплимент, Марк Исидорович… – застеснялся Сенечка.
