Человек из пустыни - Елена Грушковская

— Не пугайся, Эннкетин. Врачи сделали всё, чтобы я не остался уродом. Надеюсь, когда я сниму маску через десять дней, так оно и будет.

— Ох, бедненький вы мой, — всхлипнул Эннкетин.

— Ну, ну, не так уж всё плохо, — проговорил Илидор, прижимая его к себе. И спросил: — Как у нас дела?

— Всё хорошо, господин Илидор, все здоровы, — поспешил доложить Эннкетин, смахнув слёзы. — Милорд на работе, господа Серино, Дейкин и Дарган разъехались на учёбу, его светлость господин Джим и маленький господин Лейлор дома. А ещё у нас живут двенадцать эанских беженок, сударь.

— Двенадцать? Ещё не так много, — проговорил Илидор. — Я думал, у нас уже полный дом. — Тут он, заметив стоявшего на нижней ступеньке лестницы Джима, шагнул к нему. — Папулечка, милый, здравствуй… Это я. Пожалуйста, не волнуйся!

Джим, бледный, с застывшим в широко раскрытых глазах ужасом смотрел на стройного офицера в парадном мундире и белой маске. Сквозь отверстия маски на Джима смотрели голубые глаза со смелыми искорками — глаза Странника. Сильные руки в белых перчатках крепко обняли его, не дали упасть — совсем как много лет назад, только тогда маска и перчатки были чёрными, и на зеркальном столике стояла банка с отрезанным языком Зиддика. Касаясь дрожащими пальцами белой маски, Джим тонул в синеве смелых глаз, с нежностью смотревших на него, а потом приник губами к ротовой щели маски. Маска была не твёрдая, а эластичная, и губы под нею прижались к губам Джима в ответном порыве нежности.

— Сынок… Я буду любить тебя каким угодно, — только и сумел Джим пробормотать, почти ничего не видя от слёз.

— Я знаю, папуля, и тоже тебя люблю, очень-очень, — сказал Илидор ласково, прижимая Джима к себе. — Но всё не так плохо, как ты думаешь. Там всё уже зажило, уродливых рубцов не будет. Мне пересадили новую кожу, но её пока нельзя подставлять свету, поэтому я в маске. — И добавил тихо: — Не знаю только, как я Лейлору покажусь… Как бы он не испугался.

Джим хотел сказать, что он всё объяснит Лейлору и подготовит его, но не успел: Лейлор, заслышав, что кто-то приехал, уже сам бежал навстречу Илидору. Увидев его, он испуганно замер.

— Лейлор, солнышко, это я, — сказал Илидор, протягивая к нему руки. — Не бойся. Иди ко мне.

Лейлор попятился, но сзади был Айнен, который придержал его. Схватив Лейлора, Илидор усадил его на колени и прижал к себе, повторяя: «Это я». Лейлор узнавал его голос, но маска приводила его в замешательство, и он подцепил пальчиком её край. Илидор мягко отвёл его ручку.

— Не надо, солнышко… Мне пока нельзя это снимать. Мне сделали операцию на лице. — И, улыбнувшись в губной прорези маски, добавил: — Я по тебе страшно соскучился, пузырёк.

Это слово — «пузырёк» — окончательно убедило Лейлора в том, что перед ним был Илидор: только он называл его так.

Эанки приветствовали воина — одного из героических защитников их планеты с великой признательностью, снимая головные уборы и нагибая гладкие головы с круглыми точками в низких поклонах. Илидор был смущён оказываемыми ему почестями.

— Многовато славы для меня одного, — шутил он.

На это эанки отвечали, что в его лице они благодарят всю альтерианскую армию в целом и каждого её воина в отдельности.

Илидор пробыл дома десять дней. Все эти дни Лейлор не отходил от него ни на шаг, и Илидор возился и гулял с ним часами. Если он хотел провести немного времени с Джимом, Лейлор ревновал и плакал, и Илидор не находил иного выхода, как только взять его к себе на колени. Только прильнув щёчкой к его маске и обняв его за шею, Лейлор соглашался разделить старшего брата с папой. К концу отпуска Илидор снял маску, и Джим увидел его лицо: хоть оно и было гладким, без рубцов, но его черты изменились. Джим смотрел на сына и не узнавал его. Илидору сделали чужое лицо. Сам Илидор долго всматривался в своё отражение в зеркале и щупал своё новое лицо.

— Что ж, ладно… Спасибо и на том, — сказал он наконец. — Теперь хотя бы не урод. — Заметив взгляд Джима, он привлёк его к себе и расцеловал. — Папуля, ну что ты так смотришь? Да, я слегка изменился, но это по-прежнему я. И люблю тебя всё так же. Очень-очень.

Джим, прижавшись к груди этого незнакомого молодого человека с голосом его сына, задавил в горле всхлип. Всё, что ему оставалось теперь, это снова молить Бездну о чуде: чтобы сын вышел живым из пекла. Был ли Создатель в силах что-то сделать? Или Он придерживался политики невмешательства в людские дела? Каждый вечер Джим выходил на балкон и устремлял взгляд в глубины Бездны, а мысли — к невидимой Звезде и говорил с ней, просил её отпустить Странника хотя бы ненадолго, чтобы он мог быть рядом с сыном и в миг опасности уберёг его. Он не знал, слышала ли Звезда его мольбы, но не переставал молиться.

С ними связался комитет по делам беженцев и попросил принять к себе большую группу эанок, которых было больше негде разместить.

— В условиях жёсткого дефицита мест мы ищем любую возможность для размещения эанских граждан. Если у вас есть место, мы просим вас принять группу из ста пятидесяти человек. Обеспечение их питанием и все остальные расходы мы берём на себя, от вас требуется только предоставление места.

Джим и лорд Дитмар без колебаний дали согласие принять беженцев, и к ним доставили сто пятьдесят эанок. Так как была уже вторая половина осени, и погода стояла прохладная, всех их пришлось поселить в доме. Перед заселением представители комитета исследовали бытовые и санитарные условия, особое внимание обратив на вентиляцию и водоснабжение, взяли пробы воды и измерили уровень радиации. Все условия были найдены удовлетворительными. В оставшихся десяти гостевых комнатах удалось разместить шестьдесят человек, в двух больших залах поместилось ещё сорок, маленькую гостиную заняли десять. Во временно пустующую комнату Илидора тоже было решено пустить беженок, и там в тесноте, да не в обиде разместились восемь эанок. Два маленьких зала стали временным жилищем ещё для двадцати эанок, а оставшихся двенадцать поместили в библиотеке. Всюду стояли надувные кровати, и отовсюду на Джима смотрели огромные, завораживающие двухцветные глаза, а круглые гладкие головы с рядами точек благодарно склонялись перед ним.

Питание подвозили один раз в день. Эанки не бросались жадно на пайки, они сами выбрали из своего числа разносчиц, которые и выходили на крыльцо для получения еды. Они держались удивительно спокойно, друг к другу относились дружелюбно и по-товарищески, не ссорились, не жаловались и не плакали, а по отношению к хозяевам дома и к их слугам были чрезвычайно почтительны и постоянно выражали им свою благодарность. Они разговаривали негромкими, мелодичными голосами на своём красивом и музыкальном языке; впрочем, многие из них хорошо изъяснялись и по-альтериански, поэтому проблем с общением между ними и хозяевами дома не было. Комитет по делам беженцев обеспечил их туалетными кабинками и гигиеническими принадлежностями, а питьевую воду они брали из водопровода, набирая её в большие пластиковые ёмкости и разнося по комнатам.