Весёлые и грустные истории из жизни Карамана Кантеладзе - Акакий Гецадзе

Я успокоился, но ненадолго. В вечернее время было ещё того хуже.

— Эй, Нико! — крикнет, бывало, кто-нибудь. А мы с дедом в это время в погребе. При свете лучинки мы готовили там всё необходимое для приближавшегося сбора винограда. Старик идёт на зов, а я остаюсь: если уж прятаться, то лучшего места не найти: я залезаю в давильню, и пот льёт с меня в три ручья.

Дед неторопливо возвращается. Оказывается, приходил кузнец Адам Киквидзе, который должен нам сменить колесо на арбе.

— Куда ж ты это залез, Караманчик? — удивляется дед.

— Я смотрю, нет ли здесь трещины! — отвечаю я и улыбаюсь своему умению удачно соврать.

— Амброла! Эй, Амброла! — громко зовёт кто-то отца.

Я снова шарахаюсь и забиваюсь в дальний угол амбара. А это всего лишь покупатель, пришедший к отцу купить кровельного железа.

— Пиран! Где ты, Пиран!

— Ой! Вот теперь на самом деле пришли! — шепчет дрожащим голосом дядя, и я, трясясь от страха, лезу в бочку с мукой. Но и на этот раз гроза прошла стороной: приятель просил у дяди денька на два охотничью собаку. Словом, посетителей было не счесть, да и углов, где я скрывался, тоже.

Стоило вдруг залаять собаке громче обычного, как я, ошалев от испуга, не мог сдвинуться с места и оставался стоять как истукан.

Однажды пёс заливался так долго, что я решил — пришёл мой конец. Бабка выглянула — никого. Дед выглянул — никого. А собака всё лает. И, думаете, на кого она лаяла? Представьте себе — на луну.

В один прекрасный вечер я дошёл до того, что умудрился влезть в кувшин, где обычно хранили сыр, и прикрылся сверху барсучьей шкурой. Спасибо, что сосед, позвавший дедушку, быстро ушёл, иначе б я наверняка задохнулся. Я потерял сон и покой. Всё время был настороже и смотрел в оба: днём и ночью мне мерещился солдат с ружьём. С ненавистью поглядывал я на виноградник, потому что хорошо понял, что нет на свете ничего горше украденного винограда, и лишь гораздо позднее я узнал, что дядя Пиран нарочно пугал меня: бедного Тадеоза Кереселидзе в то время давно уже не было в живых, а виноградник по привычке все ещё называли Тадеозовым…

Переваренные хачапури и спрятавшийся в амбаре чёрт

Мама решила, что тесная дружба с окончательно потерявшим совесть Кечо не сулит мне ничего хорошего и отправила меня в деревню к своей матери. Как раз в это время сосед бабушки Тапло, Олифантэ, приехал в Сакивару на лошади, и ему поручили отвезти меня к ней.

Когда мы уже подъезжали к бабушкиному дому, я соскочил с коня и, решив сократить путь, помчался наверх по узенькой тропинке, а Олифантэ поехал к дому по длинной и извилистой просёлочной дороге. Не открывая — калитки, я ловко перемахнул через неё.

Бабушка Тапло была на гумне, лущила там кукурузу. Она сидела на низенькой скамеечке и, склонившись над широкой плетёнкой, бросала туда очищенные початки, шурша стеблями.

Тихонько, на цыпочках, я подкрался сзади к бабушке и закричал ей прямо в ухо:

— Бааа!

Старуха подскочила как ужаленная, но, увидев меня, бросилась целовать и смеяться от радости, во весь рот, хотя зубов там у неё осталось, наверное, всего штук пять.

— Как поживаешь, бабуля? — спросил я её бодро. — Опять глаза болят?

— Глаза у меня из-за тебя болят, плутишка, а больше мне не на что пожаловаться.

— Ну, бабуля, сейчас-то ещё ничего, а вот потом хуже будет, — «утешил» я бабушку, и так уже ни на что не надеявшуюся.

— Скажи лучше, как дела, пострелёнок?

— Хорошо. Дед Нико все песни поёт…

— А где же мама?

— Да она дома осталась!

— Батюшки мои! Кто ж тебя привёз?

— Как кто? Что я, маленький? Дядя Олифантэ сюда ехал, я схватил его коня за хвост и приехал.

— Вот сукин сын! Да скажи хоть одно слово правды!

— Тапло! Эй, Тапло! — подъехал к калитке всадник.

— Кто это там? — выглянула бабушка.

— Мальчишка пришёл?

— Ах, это ты, Олифантэ? Да, он здесь. Ты его привёз?

— Да! Элисабед велела передать, если не будет тебя слушаться, тотчас же гони обратно.

— Что же ты через забор разговариваешь? Заходи во двор, за это платы не берут.

— Да чего там! Все живы, здоровы, кланяются тебе.

— Вот об этом-то мне и расскажи. Заходи, у меня есть ягодная водка, ты же у нас любитель, отведай капельку и иди к себе с богом.

— Ооо! Ягодную водку — с удовольствием. Кто ж от неё откажется! Говорят, помогает, когда ломота в суставах!

— Ну, конечно, особенно если ноги ломит — сразу снимает, только много пить не следует, иначе и голова разламываться станет.

— Так и быть, пусть рыба задохнётся в воде!

Олифантэ привязал коня к изгороди, вошёл во двор.

Бабушка Тапло вылезла из-под кучи кукурузных стеблей, отряхнула платье, вынесла из дому треножник и поставила его под ореховым деревом.

— Присаживайся! Не обессудь, что по-простому принимаю тебя, мой Олифантэ.

— Ничего, — пригладил пышные усы Олифантэ. — По мне было бы что попить-поесть, а посидеть и на огне посижу, тётушка.

Бабушка снова пошла в дом, а я побрёл за ней. Смотрю — берёт с полки хачапури, да такой румяный, такой соблазнительный! Как бы его съесть! Изрядно проголодавшись в дороге, я проглотил слюну. Потом бабушка вынула из шкафа литровую бутыль и пошла обратно.

— Бабуля, дай хачапури! — преградил я ей путь.

— Нельзя, деточка, только один и остался.

— А мне хватит!

— Проголодался, ласточка?

— Как волк.

— Потерпи немного — вот отправим гостя, накормлю тебя. А пока поешь мчади и сыр.

— Нет, мне хватит и хачапури.

— Ох, господи! Не осрами меня перед гостем, я тебе целых два таких испеку.

Теперь мне ещё больше захотелось его съесть. И, вспомнив, что в своё время меня отвезли в отцовский дом на муле, я окончательно заупрямился:

— Ничего не знаю, дай и всё!

— Перестань, деточка, дядя отломит кусочек, а остальное тебе останется.

— А вдруг он всё слопает, что тогда делать?

— Ну, будет тебе, человек с дороги, ждёт меня! — и она вышла. Я последовал за ней.

Олифантэ отломил кусочек хачапури, сунул в рот и зашевелил усами.

Бабушка налила в стакан водки.

— Ну, будем здоровы! — сказал Олифантэ и, выпив водку одним глотком, крякнул от удовольствия.

— Охо-хо! Крепка, чересчур крепка!

Потом отломил второй кусок и отправил его в рот. Тут аппетит у него разыгрался, и он энергично задвигал челюстями.

— Ну как там твой сын, что от него слышно? — спросил он бабушку.

— Эх! Бросил меня одну, и всё тут, — вздохнула она и снова налила ему водки.

— А как там они живут? Не собираются приехать?

— Нет! Видно этот чёртов город по душе ему пришёлся, он сюда и глаз не кажет, — пожаловалась бабушка.

Но зато я во все глаза смотрел на исчезавший хачапури.

Олифантэ был шустрым мужичонкой: он всё успевал, и водку пить, и судачить и с аппетитом есть.

Гость выпил сколько положено, три раза поднял тост за семью и, наконец, обратил своё внимание на меня. У меня, несчастного, в сердце бушевал огонь. Я глотал обильно слюну, но она не в силах была потушить этого пламени. Олифантэ ел так смачно, что, глядя на него захотел бы есть и плотно поевший человек. А я ни на минуту не отрывал взгляда от оставшегося куска хачапури. И когда он отправил в рот последний кусок, наконец не вытерпел и закричал:

— Ой, бабушка! Он всё съел!

— Вот дурак! — смущённо произнесла она и зажала мне рот рукой. Но было поздно, слово не воробей, вылетит — не поймаешь.

— Ай, бедненький, ему тоже хотелось хачапури! — спохватился Олифантэ и открыл рот, но там уже ничего не осталось.

— Вот срамотник! — вырвалось у бабушки. — Ничего, я ему другой дам.

— У тебя же нет больше? — чуть не плача закричал я.

— Ох, ты, боже мой! Испеку, чтоб тебе лопнуть! Сыру у меня, слава богу, всегда вдоволь! Ах ты, мать честная, надо же, как ославил меня! Хорошо ещё, что Олифантэ свой, не посторонний, иначе сраму не оберёшься!

Олифантэ смущённо заёрзал и рассудил, что лучше всего, благословив напоследок дом, уйти восвояси…

Я ждал, что бабушка как следует всыплет мне за длинный язык, но, слава богу, отделался только упрёком:

— Как тебе не стыдно? Бессовестный ты!

Но тут же разожгла огонь, нагрела жаровни и спекла такой хачапури, что я себе все пальчики облизал. Клянусь вам, вкус его я до сих пор ещё помню…

…А такой дружок, как Кечошка, нашёлся у меня и здесь: это был сын Олифантэ Кучу. Мы были одного с ним роста, хотя он был немного старше меня. Правда, рот у него был кривоват и чуточку великоват, но во всём остальном это был парень что надо.

Деревня моей матери расположилась высоко в горах, а виноградники находились далеко в долине. Спускаться туда мы не могли, поэтому мы с Кучу часто сидели без винограда.