Я, мои друзья и героин - Кристиане Ф.

Хуже всего была боль в груди – как будто кто-то буравил у меня в сердце.

На следующее утро, в понедельник, мама не будила меня. Когда она возвращалась с работы, я ещё лежала трупом в кровати, она отпаивала меня чаем с мёдом. Только днём во вторник я могла встать. Я говорила, что простудилась или давление поднялось. Давление у меня и в самом деле часто пошаливало… Я говорила маме, что у других в классе то же самое – переходный возраст, организм растёт и всё такое.

Главное, чтоб она не вызвала врача! Я боялась, врач заметит, что со мной на самом деле… Впрочем, мама и не собиралась вызывать никакого врача. Она всегда выглядела довольной, если я сама предоставляла ей какое-то объяснение своей болезни.

Ну ладно – хватит! После одного из таких воскресений я решила отказаться от аптеки. До следующей субботы я сидела совершенно чистой и чувствовала себя мерзко.

В субботу в «Саунде» я кинула кислоты. Полный ужас. Это был первый раз, когда я напоролась на ужас… Снова появилась франкенштейнова морда на моём плакате.

Мне казалось, что я истекаю кровью. Это длилось часами… Я не могла ни говорить, ни ходить. В воскресенье как-то добралась до клуба, села и пять часов просидела там, думая, что кровь так и хлещет из меня.

После этого глюка я поторопилась спрыгнуть. Никаких таблеток, никакого ЛСД!

На гашиш меня уже совершенно не тянуло. Я глотала только валиум и была совсем чистой. Я думаю, где-то три недели. Это было, прямо скажем, говённое время. Мы как раз переехали в Кройцберг, и жили теперь совсем рядом со стеной. Кошмарный райончик, но аренда там меньше. Теперь у меня уходило полчаса в метро, чтобы добраться до школы в Гропиусштадте – но зато до «Саунда» стало ближе. «Саунд» был кошмарен без наркотиков. Там не происходило вообще ничего, но я упорно продолжала ходить…

Вдруг, когда в очередное воскресенье я ползком возвращалась домой, город оказался весь завешен яркими плакатами. Огромными буквами – «Дэвид Боуи приезжает в Берлин». Я не могла в это поверить! Дэвид Боуи был нашей общей звездой – крутейшим из всех! Он, его музыка были нашей жизнью! Мы все хотели выглядеть как Дэвид Боуи. И теперь он в Берлине!

Мама достала мне через свою работу два билета на Боуи. Я уже знала с кем пойду: с Франком. Тут не нужно было и думать – с ним, только с ним! Франк, парень из старой «Саунд»-компании, выглядел копейка в копейку как Боуи. Он даже красился хной под рыжего, и может быть поэтому я решила взять его с собой.

Франк стал первым игловым в нашей компании, и сейчас он плотно сидел на героине. Раньше его называли «Курочкой», ну а теперь просто «Трупом». Потому что выглядел он как настоящий живой труп. Ему, как и всем мальчикам из компании, было где-то около шестнадцати. Для этого возраста у него были совсем уж сумасшедшие понятия. Да – он просто величественно возвышался над миром! Он был настолько крут, что ему уже не приходилось вести себя высокомерно с такими бедными гашишницами, как я. Кроме того, я непременно хотела пойти на Боуи именно с кадровым нарком.

Приближающийся концерт казался мне самым значительным событием моей жизни, и, отдавая Курочке билет, я даже не знала, насколько значительным он окажется. Видно, всё было уже решено за меня… Но, надо сказать, что в последние недели, когда кислота и гашиш уже не волочили как следует, моё отношение к героину несколько изменилось. По крайней мере, все те непреодолимые барьеры между мной и игловыми уже не казались столь непреодолимыми…

В день концерта мы встретились с Курочкой на Герман-платц. Узнать его в толпе было не сложно. Второго такого долговязого и одновременно такого тощего человека, как Курочка, не было, наверное, во всём Берлине. Я спросила, что это с ним. Он сказал, всё в порядке – он ещё весит шестьдесят три килограмма. Только что взвесился на донорском обследовании. Курочка зарабатывал на ширево, сдавая кровь.

Несмотря на то, что он выглядел так, как будто недавно умер, и что его руки были полностью исколоты, на сдачу крови его брали постоянно, хотя игловые часто болели желтухой… Ещё в метро я вспомнила, что весь мой валиум остался дома, и сказала Курочке: «Чёрт возьми, старик, мне надо сгонять домой, я забыла валиум! Вдруг я рассыплюсь на концерте!» Честно говоря, я уже и так еле передвигала ноги от колёс, но тут… Всё-таки концерт Боуи!

Курочка сразу увлекся этой идеей. Да, да, надо ехать, сказал он, надо ехать! Я спросила: «А чего это тебя так тянет?» Он всё твердил – давай, погнали, надо ехать. Я посмотрела на него внимательно – всё ясно! Его руки дрожали. Понятно – Курочку ломает! Тут не до шуток.

Тогда я глянула на часы и на пальцах подсчитала Курочке, что мы уже не можем вернуться, потому что опоздаем тогда на концерт. Он сказал, что у него нет ни гашиша, ни бабок – не умирать же ему теперь из-за концерта этого сраного, если он ничего не достанет! Полная засада пойти на концерт Боуи в ломках и даже без валиума, сказал он! Всю крутость с него как рукой сняло. Величественным он мне уже не казался… Нет, я часто видела, как ломает людей, но так близко ещё никогда…

В Дойчландхалле, где проходил концерт, была совсем уж душистая атмосфера.

Весь крутняк был в сборе – все настоящие фаны Боуи! Рядом с нами, с косяком наперевес, сидели американские солдаты. Мы только подсели к ним, и косяк перешел к нам. По кругу. Все были в приподнятом настроении – один бедный Курочка страдал. Он затягивался как пылесос, но всё равно с минутой ему становилось всё хуже и хуже.

Тут вышел Боуи, и концерт начался. О боже, это было что-то невероятное! И когда он запел «It's too late» – «Слишком поздно», меня чуть не хватил удар! Это была моя песня! Уже в последние недели, когда я не знала, что и куда, эта песня просто переворачивала меня. Слишком поздно! И теперь мне стало ясно – это обо мне!

Слишком поздно! Я пожалела о валиуме…

После концерта Курочка уже почти не мог идти. Его кумарило по полной… Слава богу, нам повезло, и мы встретили Бернда – друга Детлефа. Этот вмазался ещё перед концертом! Бернд сказал, что надо что-то сделать для Курочки – да и ему самому один укол не помешал бы.

У Бернда было в запасе два колеса, и мы быстренько загнали их прямо перед Дойчландхалле. Двенадцать марок… Слишком мало, и остальные деньги нужно было настрелять у прохожих. Ну что ж, в этом деле мне не было равных. Я и в «Саунде» умудрялась выпрашивать большую часть денег на наркотики. Теперь нам нужно было добыть как минимум ещё двадцатник. Балду дешевле тридцати на точке нечего было и искать, и я отправилась за деньгами… Стрельба перед Дойчландхалле шла сказочно. Там было полно людей с деньгами – этих типов ещё не успели разобрать. Я подходила со своими обычными стонами: мол, люди добрые, на метро не хватает – деньги так и сыпалась в мою сумку. Бернд купил героину, причём достаточно много – там хватало даже больше, чем на два укола. Героинчик-то был относительно дешёв!

Мысль эта пришла в мою бедную голову молниеносно, я даже не успела задуматься: «Сейчас ты настреляла им на героин, ну так и попробуй, в конце концов, так ли он хорош! Всё – давай, попробуй, и больше не о чем тут думать!» Теперь-то я понимаю, что я свалилась на героин так же естественно, как перезревшая груша на землю. Все последние месяцы я систематически готовила себя к этому решению. А тогда… – что ж, всё сложилось как нельзя естественней: у меня не складывались отношения дома, «It's too late» завела меня, никакие другие наркотики меня уже давно не брали… И героин логично стал лишь очередной ступенью. Да и кроме того, я просто не хотела, чтобы два игловых отъехали, оставив меня одну в этом дерьме… Я тут же сказала обоим, что собираюсь пробовать. Ха, Курочка уже почти не мог говорить, но он просто закипел от ярости! Он захрипел: «Этого ты не сделаешь!!! Ты просто ничего не понимаешь! Героин! Дура! Если ты сейчас сядешь, то скоро догонишь меня. Будешь просто трупом! Увидимся в морге!» Курочка знал, что его называют трупом…

Так что, короче говоря, никакой злой наркоман или дилер не сажал меня – бедную девочку – на иглу, как об этом обычно пишут в газетах. Вообще, я практически никого не знаю, кого бы заразили против его воли. Большинство молодых людей сами приходят к героину – когда созреют. Так было и со мной…

Трудное заикание и бормотание Курочки сделали меня упрямой. Его ломало, он больше не был крутым типом, небожителем, а был просто бедной свиньёй. Причем свинья эта полностью зависела от меня. Я не хотела, чтобы он мне приказывал. Я сказала: «Во-первых, это мой порошок, потому что это были мои деньги. И вообще, заткнись, не болтай ерунды – это во-вторых! Я же не ты! Я полностью под контролем. Только раз попробую, потом всё – конец!» Ох, я не знала ещё, как слаб человек во время ломок! Короче, эти мои слова совершенно убедили Трупа, и рта он больше не раскрывал. Бернд пробовал ещё чтото говорить, но я просто и слышать ничего не хотела, – сказала, что если они имеют что-то против, то пускай отдают мне мою долю и катятся. Тут сдался и он. Мы зашли в какой-то парадняк, и Бернд разделил порошок ровно на три части. Я просто прыгала от нетерпения. Скорей, скорей! Никаких сомнений – ничего! Я хотела попробовать героин немедленно, ну, чтобы меня, наконец, повело нормально! Но шприца я боялась и сказала им: «Не – колоться не хочу. Просто нюхну, пожалуй…» Бернд сказал, что я должна делать, хотя я и так всё давно знала… Из разговоров.