Связанные звездами - Минни Дарк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как и у большинства пар, у Гэри с Нолой был свой ящик Пандоры, полный невысказанных упреков и вежливых умолчаний. Спор о луке сорвал с него крышку. Нола заявила, что пол-Австралии тошнило, когда за кулисами шоу «Лучший повар» он толкал слезливую речь о своем безрадостном детстве с матерью-одиночкой, понятия не имевшей, что существуют какие-то блюда, кроме рыбных палочек. Едва ли это можно считать трагедией, сказала она. Он просто выглядел как вечно хнычущий сопляк. В ответ Гэри сообщил Ноле, что ему пришлось срезать ярлычки с белья, купленного ей на Валентинов день, чтобы она не зацикливалась на том, что зад у нее восемнадцатого размера.[23] После его слов Нола призналась, что оргазм испытывает, только когда во время секса представляет на его месте Лиама Хемсворта.
И Гэри, кипя праведным возмущением, собрал вещи и съехал в мотель. Его гневу удалось продержаться, пока он осматривал череду неуютных съемных квартир, подписывал договор на наименее унылую, покупал в секонд-хенде чистенький одноместный матрасик и брал у сестры взаймы пластиковую тарелку, миску и кружку из походного набора вместе с гнутыми ложками и кастрюлей.
К тому моменту, как риелтор вручил Гэри ключи от его крохотной убогой конуры, гнев этот уже едва теплился. Впервые он проснулся в холостяцкой квартире, на неудобном матрасе, под дешевым и холодным синтетическим одеялом.
– Лук, – пробормотал мужчина себе под нос.
Пять недель спустя, зябким хмурым апрельским утром Гэри заливал свои хлопья молоком и думал о Ноле, которая прямо сейчас, наверное, пила чай с тостом в уютной, обжитой столовой в их доме. Она, должно быть, теплая и встрепанная со сна, в любимом белом хлопковом халатике с запа́хом, почти полностью открывавшем ее великолепную грудь.
Нет, велел он себе. Он не должен вспоминать о Ноле. Он зол на нее, напомнил он себе. И злость не должна проходить. По крайней мере пока Нола не позвонит и не попросит вернуться домой.
Странно, но в его новой ванной лежал ковер; он пах влажным нейлоном и плесенью. Из душа лилась или обжигающе горячая, или ледяная вода. Но Гэри мрачно залез под его струи и напомнил себе, что нужно как-нибудь сходить и купить занавеску для ванны.
Вспоминая все прежние ссоры, он смог поддерживать в себе раздражение почти до обеда. Сидя в одиночестве за столом чайной, с заказанным сандвичем с яйцом и карри, Гэри решил проверить сообщения на телефоне. Ничего. Он проверил электронную почту. Ничего. Но, по крайней мере, Нола не удалила его из друзей на «Фейсбуке» и не сменила статус. И, в отличие от многих женщин в ее ситуации, не стала постить кучу вдохновляющих цитат или фото с ведерком мороженого и всеми сериями «Девочек Гилмор» на DVD. Но она также не постила ничего, что хоть намекнуло бы на одиночество или грусть.
Гэри откусил кусочек сандвича и взял номер «Звезды Александрия Парк», забытый кем-то на его столике. Он глянул на обложку с крупным планом какого-то темнокожего парня с жуткого вида шрамом на лбу и пробежал глазами разгромную статью о невежестве австралийской крикетной команды.
– Они хотя бы выиграли, – пробормотал Гэри в никуда.
Затем, не найдя больше ничего, заслуживающего внимания, мужчина перешел к гороскопам. Не то чтобы он увлекался звездами. Но их предсказания были в некотором роде личными. А сегодня Гэри Дайрин нуждался в сообщении, хотя бы отчасти адресованном лично ему.
«Водолей, – прочитал он. – Неужели мы не слышали певчую птичку Джони Митчелл, что в начале Эры Водолея просила оставить людям живые, пусть и червивые, яблоки и вернуть рай без асфальта? В этом месяце вас ждет небывалый прилив ностальгии по тому, что вы когда-то имели…»
Если бы внутри у Гэри Дайрина были песочные часы, полные гнева, в этот самый момент последняя ядовито-желтая песчинка скользнула бы в воронку и упала вниз. Все, что он сейчас чувствовал, – это сожаление, стыд и желание вернуть все, как было, и как можно скорее. И в голове, поднимаясь из самых глубин памяти, звучал голос Джони Митчелл, поющей припев “Big Yellow Taxi”. Похоже, Гэри Дайрин на самом деле не знал, что имеет, пока не потерял это.
Нола любила Джони Митчелл. А Гэри любил Нолу. Правда. Он любил ее.
– Что я, черт возьми, натворил? – прошептал он.
Пару секунд спустя в комнате не было ни души, и лишь половинка сандвича с карри и яйцом валялась на тарелке.
Марджи МакГи – Водолей, любительница писать хокку и наблюдать за птицами, а также борец за сохранение дикой природы, почетный донор крови (четвертая отрицательная) и бессменный политический консультант зеленых. Как-то раз экран с обычным содержимым ее мыслей слегка сдвинулся вправо, а на освободившееся место выскочило новое узенькое окошко. В нем не было ничего, кроме непрерывно меняющихся колонок цифр. Это были прогнозы, расчеты, капитализация процентов, сценарии наилучшего и наихудшего развития дел, и все это было тесно связано с изменениями рынка ценных бумаг, процентных ставок и индекса потребительских цен. Но как она ни пыталась найти крошечный крестик, закрывающий окошко, это ей не удавалось. Похоже, не было никакой возможности прекратить постоянно высчитывать, когда она наконец сможет уйти на пенсию. Через пять лет? Десять? Пятнадцать?
В пятницу, ветреным апрельским утром Марджи везла сенатора Дейва Грегсона – одного из самых стильных борцов за использование возобновимых источников энергии – в его городской офис после пиар-акции на тему глобального потепления. Именно Дейву пришла идея провести ее на ветряной ферме на самой дальней окраине; он хотел выступать на фоне бешено вертящихся лопастей турбин и исхлестанных ветром хижин. Видео с такими декорациями стало бы гениальным штрихом, усиливающим его почти библейские предостережения о вероятной близости всевозможных природных катастроф.
Но в итоге никакого видео не было вовсе, потому что ни одна телекомпания не сочла нужным выбираться так далеко за город ради весьма предсказуемого выступления сенатора от второстепенной партии. У единственного появившегося репортера – девчушки из местной бесплатной газеты – не было даже фотоаппарата. Марджи постукивала по рулю пальцами с обгрызенными под корень ногтями.
Тем временем Дейв,
