Доминион - Сэнсом Кристофер

Эдгар выглядел разочарованным. Потом ухмыльнулся, совсем как тогда, в зоопарке:

– Метеориты изучаешь?

– Да.

Эдгар поерзал в кресле:

– Найдется что-нибудь выпить?

– Только чай и кофе. – (Они посмотрели друг на друга.) – Пожалуй, тебе не стоит больше пить. Ты… тебе хватит.

Эдгар побагровел. Он поджал губы, потом наклонился вперед:

– Тебе известно, что я делаю? В чем состоит моя работа?

– Нет. Знаешь, Эдгар, тебе, наверное, лучше уйти. Пить здесь нечего…

Эдгар встал, слегка покачиваясь, и вдруг принял угрожающий вид. Фрэнк тоже поднялся на ноги, внезапно испугавшись. Эдгар двинулся по пыльному ковру, прямо на него, а потом сказал, дохнув алкоголем на Фрэнка:

– Я тебе скажу, в чем заключается моя чертова работа.

И он сказал. Сказал, над чем работает, и, как один ученый другому, объяснил, как ему и коллегам удалось достичь результата. Объяснение было полным, пугающе логичным.

– Как видишь, мы решили проблему, – прокаркал Эдгар голосом, полным пьяного самодовольства.

Фрэнк пошатнулся, лицо его перекосилось от ужаса. Теперь он понял, почему начальники Эдгара возражали против его поездки на похороны. Фрэнк хотел только одного – чтобы его оставили в покое, а теперь ему не знать покоя и безопасности до конца жизни. Был сотворен ужас, не уступающий изобретениям в фантастических романах, и Эдгар поведал ему, как именно. Он смотрел на Эдгара и вдруг понял, что его брат, этот одинокий, сломленный человек, хочет, чтобы Фрэнк знал о его силе.

– Не стоило говорить мне это, – произнес Фрэнк отчаянным шепотом. – Боже милосердный, ты больше никому не рассказывал? – Он вцепился в волосы и вдруг понял, что кричит: – Исусе, немцы не должны узнать…

Эдгар нахмурился; до его затуманенных мозгов начала доходить серьезность содеянного им.

– Ну конечно, я никому не говорил, – ответил он резко. – Успокойся.

– Ты пьян. Ты пьян половину времени с тех пор, как приехал сюда. – Фрэнк схватил брата за руку. – Возвращайся домой и не проболтайся никому больше. Если кто-нибудь услышит то, о чем ты сообщил мне…

– Ну хорошо! – Теперь Эдгар выглядел встревоженным. – Хорошо. Забудь о том, что я сказал…

– Забыть? – взвыл Фрэнк. – Да как… я могу… забыть!

– Бога ради, заткнись, перестань орать. – Эдгар весь вспотел и покраснел как свекла. Он долго смотрел на брата, потом тихо произнес, обращаясь скорее к себе, чем к Фрэнку: – Даже если ты кому-нибудь скажешь, никто тебе не поверит. Тебя сочтут безумцем, а может быть, уже держат за слабоумного – посмотри на себя, ухмыляющийся, ничтожный калека…

И вот, всего лишь во второй раз за свою жизнь, Фрэнк потерял контроль над собой. Он бросился на брата, молотя его руками и ногами. Эдгар был намного крупнее Фрэнка, но он сильно выпил и потому отступил, неловко вскинув руки в попытке защититься. Фрэнк наседал, нанося удар за ударом, Эдгар пошатнулся и упал на окно. Гнилая рама проломилась под его весом; дико крича и размахивая руками, он полетел вниз вместе с осколками стекла и исчез.

Фрэнк тупо смотрел на разбитое окно. Октябрьский ветер врывался в комнату. Снизу, из сада, раздался стон. Фрэнк неуверенно шагнул вперед и выглянул из окна. Эдгар лежал навзничь на каменной плитке, держась за правую руку и корчась от боли. «Ну вот, я это сделал, – подумал Фрэнк. – Приедут полицейские и все узнают».

– Это будет конец света! – заорал он во весь голос. Гнев и ужас заполняли все его существо. Развернувшись, он опрокинул стол, потом побежал в кухню, распахнул дверцы буфета, стал доставать тарелки и бить их о пол. Ему пришла безумная мысль, что если он поломает и побьет все вокруг, то сумеет прогнать из головы ужасное знание, сообщенное ему Эдгаром, а заодно и обуявшую его ярость. Когда приехала полиция, Фрэнк все еще бегал по квартире, ломая мебель, истекая кровью, – он получил несколько порезов.

Доктор Уилсон был маленьким круглым человечком с лысой головой, в белом халате поверх коричневого костюма-тройки. Он восседал за большим, заваленным бумагами столом. Взгляд прятавшихся за очками в черепаховой оправе глаз был проницательным, но усталым. Когда Фрэнк вошел, врач отложил документ с государственным гербом: щит, лев и единорог. Фрэнк заметил название: «Стерилизация недееспособных: материалы для обсуждения». На губах Уилсона мелькнула быстрая, утомленная улыбка.

– Как вы сегодня, Фрэнк?

– Замечательно.

– Чем занимались?

– Просто сидел в отделении. Нас не выводили сегодня на прогулку из-за дождя.

– Да, – с улыбкой сказал Уилсон. – Через пару недель мы устраиваем специальную поездку для пациентов, чье состояние это позволяет. В Ковентрийский собор. Настоятель готов принять дюжину больных, с медработниками, конечно. Не хотите поехать? Прекрасное средневековое строение. Пятнадцатый век, кажется. Мне бы хотелось, чтобы в экскурсии приняли участие несколько… образованных пациентов. Вас это интересует?

– Нет, спасибо, – ответил Фрэнк, и лицо его перекосилось в обезьяньей улыбке. Церкви его не интересовали, и он не бывал ни в одной из них – миссис Бейкер этого не одобряла, – а ехать туда в больничном балахоне, да еще с группой сумасшедших, было и вовсе стыдно.

Доктор Уилсон поразмыслил над его ответом и спокойно сказал:

– Дежурная сестра отделения говорит, что вы избегаете других пациентов.

– Мне просто нравится быть одному.

– Они вас пугают? – спросил врач.

– Иногда. Я так хочу домой, – с мольбой промолвил Фрэнк.

Уилсон покачал головой:

– Мне больно, Фрэнк, что человек с вашим образованием и положением вынужден заканчивать свои дни в общественной лечебнице. Вы ведь в самом деле Манкастер, да? Доктор наук?

– Да.

– Вам в самом деле не место среди нищих психов. Некоторые из этих людей… почти совершенно безумны. Но я не могу просто взять и отпустить вас, Фрэнк. Вы столкнули брата через окно второго этажа. Чудо, что он отделался сломанной рукой. И я молчу о ваших воплях про конец света. Их услышали на улице. Уголовное дело до сих пор не закрыто: причинение тяжких телесных повреждений – серьезное преступление. К счастью, ваш брат не стал выдвигать обвинение. Так или иначе, вы признаны невменяемым и будете находиться здесь вплоть до излечения. Как вы себя чувствуете при уменьшенной дозе ларгактила?

– Замечательно. Он меня успокаивает.

– Хорошо. – По губам Уилсона скользнула самодовольная улыбка. – Наша больница – одна из первых в Британии, использующих ларгактил. Моя идея. Лекарство французское, знаете ли, поэтому стоит дороже других из-за таможенных пошлин. Но я сумел убедить департамент. В Министерстве здравоохранения работает мой кузен, и это дает мне определенный вес.

Его улыбка стала высокомерной.

– От него у меня пересыхает во рту. И я чувствую себя усталым.

– Оно вас успокаивает. Это главное, с учетом обстоятельств.

– Я никогда больше не совершу ничего подобного.

Доктор сложил домиком свои ладони, маленькие и на удивление изящные.

– Вопрос в том, почему вы вообще это сделали.

– Не знаю.

– Если вы хотите, чтобы мы помогли вам, то должны все рассказать. – Врач выпятил маленькие губы. – Вы в самом деле верите в грядущий конец света? Некоторым религиозным людям это свойственно.

Фрэнк покачал головой. Конец света может наступить, но религия тут совершенно ни при чем.

Доктор Уилсон настаивал:

– При поступлении сюда вам задали вопрос о ваших религиозных убеждениях. Вы ответили, что ваша мать была спиритуалисткой, но вы сами в Бога не верите.

– Да.

– Мать водила вас в спиритуалистскую церковь?

– Нет. Нет, она устраивала сеансы у себя дома с женщиной, которая заявляла, будто способна вступать в контакт с мертвыми.

– И как вы думаете, она могла это делать? Вступать в контакт?

– Нет, – отрезал Фрэнк.

– Так вы не верите ни во что подобное?

– Нет.

– У вас нет родственников, помимо брата?