Доминион - Сэнсом Кристофер

Лифт был полон и жалобно поскрипывал при подъеме. Дэвид стоял рядом с Дэниелом Брайтмеаном из отдела экономики, поступившим на службу в одно с ним время. Подобно Дэвиду, Дэниел был выходцем из обычной школы, но за годы работы усвоил аристократический жаргон.

– Очередной день в соляных копях, – сказал он.

– Да. Много дел?

– Сегодня совещание с австралами по тарифам на пшеницу. – Брайтман вздохнул. – Наверняка будут орать, как обычно. Имперские заботы.

Дэвид вышел на третьем этаже и зашел в канцелярию. Все служащие были на местах. Кэрол, сидевшая за своим столом позади стойки, быстро улыбнулась и помахала ему. Он улыбнулся в ответ, с чувством вины вспоминая о том, что сделал в воскресенье.

Старина Дебб, рывшийся за стойкой в карточках каталога, поднял глаза.

– Мистер Фицджеральд, – сказал он, – на пару слов, если не возражаете.

– Конечно.

Дэвид заметил перхоть на воротнике у старика.

– Меня огорчает, сэр, – произнес начальник канцелярии медленно и печально, как всегда, – что вы вчера вечером оставили папку с документами к совещанию верховных комиссаров на стойке, без клерка, который бы расписался за прием. – Он грустно покачал головой. – Минута, потраченная сейчас, способна уберечь нас от большого беспорядка впоследствии.

– Простите, мистер Дебб. У нас было столько дел. Больше не повторится.

Утро выдалось спокойным. Дэвид позвонил в южноафриканское представительство и обсудил, кто мог бы присутствовать на встрече, о которой просили чины СС. На этой неделе он несколько раз общался с энергичным молодым африканером, не забывая напоминать ему о требованиях секретности.

– Показать русским, кто там босс, да? – Южноафриканец хмыкнул. – Надеюсь, немцы не собираются колонизировать Конго, а? Им с заселением России хватит хлопот по горло.

Нет, подумал Дэвид, Конго они будут просто грабить, как делали до них бельгийцы. Дэвид терпеть не мог этих сторонников апартеида и их дружбу с нацистами, но держался официально, с ледяной вежливостью, пока обсуждался вопрос, кто из чинов СС – без мундиров, естественно, – придет в южноафриканское представительство. Затем он изучил доклад о приближавшейся Бирмингемской Имперской неделе: будут представлены стенды разных верховных комиссариатов, в мероприятии примет участие крупный бизнес – например, компании «Юнилевер» и «Лонро». Дэвид подумал, не сходить ли в обеденный перерыв поплавать – он состоял членом расположенного неподалеку клуба с бассейном. Ему по-прежнему нравилось погружаться в пустынную, безмятежную тишину.

К исходу утра раздался резкий стук в дверь. Вошел хмурый Хабболд.

– Получил сообщение от постоянного секретаря. Нам поручено придержать приготовления к коронации на совещании с верховными комиссарами.

– «Таймс» пишет, что коронацию могут приурочить к двадцатой годовщине правления Гитлера.

– Ах «Таймс». – Хабболд негромко рассмеялся. – Всегда засевают в наши головы правильные семена. В любом случае наверху велели все тормозить. Задачка не из простых, не мне вам говорить как волнуют верховных комиссаров дела монархии. Они захотят узнать, пройдет ли коронация весной или летом, кто станет дизайнером одежды – Хартнелл или другой мастер. К сожалению, придется говорить, что ничего еще не решили, и у них появится время, чтобы задать неудобные вопросы из раздела «Прочее». Я слышал, что канадцы снова намерены коснуться еврейских законов.

– Это информация из Канадского дома, сэр? – спросил Дэвид, навострив уши.

– Неофициальная. – Хабболд усмехнулся. – Arcana imperii, знаете ли. Секреты власти.

Ему нравилось, что его считают обладателем собственных источников, – это подчеркивало его служебное превосходство. Многие коллеги Дэвида обращались к начальнику по имени, но Хабболд ни разу не дал понять, что Дэвид может опустить слово «сэр».

– Получив эти сведения, министр изрядно обеспокоился, – продолжил Хабболд. – В любом случае вам полезно знать такие подробности.

Вскоре после одиннадцати в дверь постучал один из межведомственных курьеров и вручил Дэвиду письмо в конверте – из Министерства по делам колоний: «Можем встретиться за ланчем в клубе в 13:15, а не в 13:30? Джефф».

Когда курьер ушел, Дэвид погрузился в задумчивость. Слова представляли собой код: нужно кое-что обсудить. Встретиться предстояло в час пятнадцать в Оксфордском и Кембриджском клубе. Они старались не разговаривать по телефону – ходили слухи, что линии государственных ведомств теперь регулярно прослушиваются особой службой. Дэвид закурил сигарету и в тревоге посмотрел через окно на Уайтхолл. Прежде подобное случалось только раз, когда Джексон получил сообщение о предстоящем рейде на бордели в Сохо, и отменил намеченную на квартире встречу. Ну, это хотя бы не чрезвычайная ситуация – для нее имелся особый код.

Дэвид вышел из министерства в час и направился на Трафальгар-сквер. На основании колонны Нельсона красовался огромный плакат: «Нам нужен экспорт. Работа или нищета. Вызов британской стойкости». Интересно, размышлял Дэвид, что принесут торговые переговоры с Германией: вместо «хиллманов» и «моррисов» на Трафальгар-сквер будут тарахтеть «фольксвагены»?

Он свернул на Пэлл-Мэлл. Двое полицейских из вспомогательных частей, в синих мундирах, касках и с пистолетами на поясе, неспешно прогуливались по улице, разглядывая прохожих. Еще двое шли параллельно им по другой стороне. Что-то происходит. Дэвид вспомнил, что Сара поехала в город на одно из своих собраний. В воскресенье, после разговора о Чарли, они занялись любовью – это случалось все реже. Дэвид чувствовал отчуждение, кратковременный прилив теплоты быстро прошел.

Он вошел в клуб. Из обеденного зала доносился гул голосов, но Дэвид направился прямиком в библиотеку. В обеденное время туда заглядывали редко, и сейчас в комнате был только Джефф, сидевший в кресле лицом к двери. Дэвид устроился напротив него.

– Получил твою записку, – кратко сказал он.

– Спасибо, что пришел. – Джефф наклонился к нему. – Послание от Джексона. Он хочет устроить сегодня общее собрание.

– Причина известна?

– Нет. Я узнал об этом перед тем, как отправил тебе сообщение. Так что пойдем и увидим. В семь часов.

– Сара ждет меня дома. Я не могу ей сказать, что мы договорились о специальном теннисном матче. Не в этот раз. – «Моя жена стала той, кому приходится лгать», – подумал Дэвид. И вздохнул. – Что-нибудь придумаю.

– Сочувствую. Я понимаю, как это тяжело. Мне, одинокому, проще.

Дэвид посмотрел на друга. Он выглядел уставшим и более нервным, чем обычно.

– Как родители? – спросил он.

– Катаются как сыр в масле.

Подобно Дэвиду, Джефф был единственным ребенком, отец его был ушедшим на покой бизнесменом. Его родители вели безмятежную жизнь в Хертфордшире, деля время между игрой в шары, уходом за розами и гольфом.

– Все спрашивают, когда я встречу какую-нибудь милую девушку, – добавил Джефф. – Меня так и подмывает сказать, что тех, с которыми мне сейчас приходится иметь дело, милыми не назовешь. – Он коротко хохотнул, потом сменил тему: – Как твой отец?

– Нормально. Получил от него письмо на прошлой неделе. В Окленде сейчас весна, он недавно ездил с семьей брата посмотреть на Ротуроа. В кои-то веки не шел дождь.

– До сих пор не встретил симпатичную вдовушку из киви?

– Он никогда не женится снова. Слишком предан маме.

По лицу Джеффа пробежала тень; Дэвид решил, что друг подумал о той женщине в Кении.

– Слышал о полете Бивербрука в Берлин? – сменил он тему.

– Да. Если верить клубному телеграфу, Гитлер не в состоянии принять его.

– Может, Гитлер и впрямь умер – он не появляется на публике вот уже сколько… два года?

Джефф решительно мотнул головой:

– Он не умер. Нацистские вожаки передрались бы за корону – они грызлись как крысы, когда делили экономическую империю Геринга после его смерти.

– Как я хочу, чтобы Гитлер умер!