Разбитое зеркало - Фрасис Дарлинг

— Этого достаточно, не так ли?

— С тем, что я накопил? Да. Достаточно. Предостаточно.

— А как твое вознаграждение? Ты не хочешь его получить? Сделка есть сделка.

— Конечно, я хочу… Но я устал. Можно я возьму отгул. До завтра?

— Я обещала сегодня. Неужели ты не любопытен? Как насчет маленького удовольствия, которое я приготовила тебе?

Оливия не собиралась его отпускать. Сейчас он был уставшим, им легко управлять. После ночи отдыха он будет более требовательным.

— Удовольствия? — простонал он. — У меня нет сил…

— Не беспокойся. Я беру все на себя. Тебе останется только расслабиться и наслаждаться.

Роман представил, как Оливия лижет его, берет его своим чудесным, горячим, мокрым ртом, взбирается на него лежащего и гарцует на нем… Он склонился над ней, взял ее в свои руки. Она подняла голову и одарила его одним из своих технически совершенных, полностью контролируемых поцелуев. Его рука обняла ее талию, поднялась вверх по шелковой материи, охватила ее грудь…

— Нет! — сказала она, вырываясь. — Ты ведь помнишь — «смотреть и не прикасаться». Я хочу оставить… оставить остальное на…

Роман и прежде слышал такое при клятвах выйти замуж. Странно, но на этот раз это его не взволновало.

— Но… — запротестовал он.

— Я знаю, — ответила она, — у мужчины есть свои потребности. У молодого мужчины. У сильного мужчины. У чемпиона.

— Так что же?

— У меня все отработано. Ты будешь счастлив, поверь мне. Есть способы сделать мужчину счастливым, удовлетворить его без…

«Что за способы? Что за способы?» — эхом отдалось у него в голове. Она, наверное, говорила об оральном сексе? Это был ее компромисс? Но оральный секс означал «прикосновение», не так ли? Наиболее интимная форма «Прикосновения». Но Оливия устанавливала свои собственные правила, свои собственные определения. Что она проделала прошлой ночью, никто из большинства женатых мужчин не испытывал со своими женами. Она должна сделать больше этой ночью, согласно условиям сделки, но что именно больше?

— Пошли, — скомандовала она.

— Куда?

— Напротив.

Роман стал расстегивать свою рубашку.

— Нет, не делай этого! Еще не время. — Оливия криво усмехнулась. — Столько соблазнов, которые должна преодолеть девушка, ты знаешь. Я не хочу потерять голову и все испортить.

Это было прекрасное оправдание, но по какой-то причине оно не прозвучало вполне правдоподобно, даже для качающегося от усталости и опьяненного вожделением Романа.

— Так, чем же мы будем заниматься в одежде? — спросил Роман.

— Подойди сюда, к перекладине, и ты увидишь. В самом деле, это лучшее место.

Она положила широко расставленные руки на перекладину. Затем достала два шарфа из шифона, которыми она привязывала свои запястья к деревянному барьеру.

— У тебя какие-то причуды, — усмехнулся Роман. — Но я не против причуд.

— Может быть, и так, — ответила она. — Но это главным образом для того, чтобы гарантировать «смотреть и не притрагиваться».

— Предположим, я пообещаю?

— Я верю твоему слову, но до определенного момента. То, что я собираюсь делать с тобой, может тебя заставить забыть об обещании.

— В самом деле? — спросил он, усмехнувшись.

— В самом деле, — заверила она. Она возилась с «молнией» у себя на спине. Верхняя часть платья упала, обнажив ее до тонкой талии.

— Тебе нравится? — спросила она, беря свои груди в ладони.

— Если бы у меня были свободными руки… — пригрозил он.

— Наконец-то ты понял, что я имею в виду! А это ведь только начало. Посмотри на меня, посмотри на меня в зеркало. Посмотри на нас обоих — он вожделеет, она дразнит.

— Итак, ты признаешь, что дразнишь, — сказал он.

— Смотри в зеркало. Иначе представление прекратится.

Роман подчинился. Девушка в зеркале повторяла действия Оливии предыдущей ночью — она ласкала груди, но на этот раз все было естественно. Она не занималась смыванием краски. Она открыто играла сама с собой. Ее соски расправились и расцвели, они напряглись, упругие и желающие. Когда они полностью наполнились и выпрямились, она достала вазелин. Вскоре ее груди заблестели.

Роман застонал.

— Развяжи меня, Оливия. Дай мне дотронуться до тебя. Я буду нежным…

— Зеркало, — напомнила она ему.

Он думал, что его глаза просверлят дырки в зеркале.

— Ты разве не собираешься раздеться? Полностью?

Она помахала пальчиком, один из сосков мягко покачнулся.

— Нет. Не сегодня. Возможно, в другой раз.

— Что? В следующий раз, когда я выиграл для нас почти четверть миллиона долларов?

Одной рукой она удерживала его, а другой ласкала.

— У нас будет первая ночь, наш первый большой день, наша свадьба… Другие дни.

— Оливия!

Она приподняла грудь обеими руками, склонила шею и стала ласкать свой сосок.

— Оливия! Проклятая баба! Я возбужден до предела, а ты обещала…

— И я сдержу свои обещания. Будь терпелив!

— Ты знаешь, что я могу сорвать эти проклятые шарфы.

— И нарушить свое обещание? Думаю, ты не сделаешь этого. О'кей. Я не хочу быть злой и облегчу твои несчастья. Зеркало? Помнишь?

Оливия отошла от него. Он видел, как покачивая длинной спиной, она подошла к столику у кровати, затем медленно вернулась, преднамеренно играя грудью. Она принесла резиновую перчатку, из тех тонких, которые используют хирурги. Она легко надела ее на правую, всю в вазелине, руку.

— Видишь? — сказала она. — Девушка в зеркале сдерживает свои обещания. «Смотри, но не прикасайся», так? Смотри на меня, Роман, смотри. Смотри, что она будет с ним делать. Наблюдай за этой прекрасной женщиной и красавцем-мужчиной. Видишь, как они развращены?

Ее левая рука, тоже маслянистая, нашла «молнию» на брюках, расстегнула ее. Она пачкала брюки, но Роман ничего не сказал. Рука в перчатке залезла в брюки и освободила его, напряженного, настолько твердого, что ему оставалось или снять напряжение, или сломаться.

— Видишь, что она делает, Роман? Она его вытащила. Она называет его «членом», шлюха. Он большой, не так ли, Роман? Большой, горячий и твердый. Смотри, как рука обхватывает его, Роман? Как ты думаешь, что она собирается сделать?

Роман зарычал. Бедра у него дрожали, требуя, чтобы без промедления ее руки тесно обхватили его, но ее хватка была такой слабой, что первое же движение могло лишить его и этого сжатия. Но он не хотел этого.

А она освободила свои руки. Роман в отчаянии застонал.

— Видишь ее, Роман? Она размазывает вазелин в ладони перчатки. Это будет так скользко! Даже там, где он хотел бы быть, глубоко в ее теле, там не будет так скользко. Посмотри сейчас, Роман. Она прикасается этой маслянистой перчаткой к своей груди, проверяя ощущение. Ощущение должно быть хорошим, Роман. Видишь ее глаза? Ей нравится, не правда ли? Эта мягкая перчатка сдавливает и скользит. А теперь она поглаживает ладонью по соску. Смотри, как играют ее пальцы. Трим-трим, маленькая проблядушка. А пальцы другой руки пощипывают, Роман. Она потаскуха, эта девушка! Она играет сама с собой, проказница. Я увидела, чем она занимается, Роман. Я наблюдала за ней. Она думала, что она в одиночестве, но я все увидела.