Замри - Нина Лакур
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я моргаю. Я никогда еще не видела холм Ингрид в таком масштабе. Цветы кажутся объемными. Я могу различить каждую травинку. Мне хочется закрыть глаза и перенестись туда, в то место, в тот день. Я вспоминаю холодную землю под моими босыми ногами. Вспоминаю фиолетовый шарф, повязанный вокруг шеи Ингрид.
Мисс Дилейни щелкает дальше, и холм сменяется следующим пейзажем, но я не вижу его. Я вижу прямо перед собой глаза Ингрид – пронзительно-голубые, какими я видела их через объектив камеры.
Щелк.
Пальцы Ингрид в серебряных кольцах.
Щелк.
Ее аккуратный почерк.
– Видите, как интересно используется негативное пространство?
Щелк.
Огромные красные солнечные очки, закрывающие половину ее лица.
Щелк.
Бело-розовые шрамы на ее животе.
– Обратите внимание на контраст.
Щелк.
Глубокий кровоточащий порез на ее руке.
Щелк.
Ее пустые глаза.
Щелк.
Слово «уродина», вырезанное на ее бедре.
Щелк.
– Деревья на этом изображении расфокусированы. А тень, напротив, подчеркнута.
Вспыхивает свет.
Ингрид пропадает.
Я хочу кричать, хочу что-нибудь ударить. Я сжимаю край стола так сильно, что кость в руке, кажется, вот-вот треснет. Мисс Дилейни выходит в центр кабинета. На ней дорогие брюки в узкую полоску и выглаженная рубашка. Ее волосы уложены безупречно; ее кожа безупречна; ее очки в красной оправе сидят безупречно. Она подходит к доске и начинает что-то писать, но я ее прерываю.
– Кхм… – начинаю я громким, неровным голосом. Я не знаю, что хочу сказать, но я должна сказать хоть что-нибудь. У меня в глазах туман. – У вас есть разрешение на использование этих фотографий? – Я говорю слишком громко и произвожу впечатление сумасшедшей.
Мисс Дилейни перестает писать, опускает руку с мелом.
– Каких именно? – спрашивает она.
– Всех, – говорю я. – Всех снимков, сделанных учениками, которых вы даже не удосужились назвать.
Никто не смотрит в мою сторону. Впервые на моей памяти мисс Дилейни теряется с ответом. У меня уже сводит ладонь, но я не могу прекратить стискивать стол. Несколько девчонок нервно хихикают, и тогда мисс Дилейни улыбается. Ее ясные глаза обводят кабинет.
– Кейтлин подняла очень интересный вопрос. В будущем я постараюсь спрашивать у учеников разрешение на использование их работ в качестве примера.
Она отворачивается к доске и продолжает писать.
25На следующем уроке в класс заходит девятиклассник с желтой бумажкой. Учитель истории заглядывает в нее.
– Кейтлин. – Он держит бумажку на вытянутой руке, словно от нее неприятно пахнет. Я встаю. – И вещи возьми, – говорит он. У меня розовеют щеки.
Следуя указаниям на листке, я иду к нужному кабинету. При моем приближении секретарша даже не поднимает головы.
– Мне передали это, – говорю я и протягиваю ей листок.
Она рассеянно смотрит на него.
– Кабинет мисс Хаас дальше по коридору.
Я медленно подхожу к кабинету, но дверь закрыта, и изнутри доносятся голоса. У меня подскакивает пульс. Мисс Дилейни вызвала родителей в школу? Я представляю, как они сидят рядом: мама промакивает платком глаза, папа с встревоженным видом похлопывает ее по руке. Дверь распахивается, и из кабинета выходит Мелани.
– О, привет.
Мы стоим напротив друг друга на пороге.
– Красивый цвет волос, – ляпаю я, лишь бы что-то сказать, и тут же об этом жалею. Начать с того, что это неправда. К каштановым, русым и рыжим прядям добавились синие. Сомневаюсь, что ее целью был красивый цвет.
Но она просто кивает на мисс Хаас, одними губами шепчет: «Удачи!» – и бесшумно выскальзывает в коридор.
Я продолжаю стоять на пороге, ожидая, когда мисс Хаас меня заметит. Она уже в возрасте и довольно грузная, но эта полнота к ней располагает. Ее седые волосы убраны в пучок, а в ушах серьги в виде фиолетовых перьев.
Она видит меня и говорит:
– Кейтлин? Проходи.
Мисс Хаас – школьный психолог. Меня приглашали к ней не один раз, но сейчас я впервые стою в ее кабинете. Он маленький и обставлен так, будто кто-то хотел сделать его поуютнее и слегка увлекся. На полу лежит яркий желтый ковер с длинным ворсом, кресла большие и мягкие. По стенам развешаны фотографии безопасной тематики: деревья, закаты и так далее. Могу поклясться, что одна из них принадлежит Анселу Адамсу – высокое могучее дерево и подпись: «Нет ничего невозможного». Это отвратительно. Я выбираю кресло подальше от стола мисс Хаас и сажусь, стараясь в нем не утонуть.
Она представляется и рассказывает о своей прекрасной работе. Весь ее монолог я стараюсь отвлечься на что-нибудь другое. Напоследок она спрашивает:
– Ты знаешь, почему ты здесь?
– Да.
Она сияет.
– Прекрасно. И почему же?
– Потому что мисс Дилейни не умеет себя вести и общаться с людьми, поэтому она передала меня вам.
Мисс Хаас, скрестив пальцы, откидывается на спинку кресла. Я вожу кедом по ворсу туда-сюда, наблюдая, как желтый ковер темнеет, светлеет и снова темнеет. Я жду ее ответа.
Наконец она говорит:
– Я слышала, вы с Ингрид Бауэр были близкими подругами.
У меня сжимается сердце. Я замираю и пожимаю плечами.
– Может, тебе хочется поговорить о ней?
Она ждет. Не дождавшись ответа, она продолжает:
– Может, ты хочешь рассказать мне, что ты чувствовала, когда она была рядом? Почему ты дорожила вашей дружбой?
Я пытаюсь выпрямиться, но проваливаюсь в кресле.
– Я не понимаю ваш вопрос. Я не знаю, что вы хотите услышать.
– Хорошо, – говорит она терпеливо. – Я объясню, к чему я клоню. Я хочу помочь тебе озвучить чувства, которые ты, возможно, испытываешь, – вину, злость, грусть – и вместе с тобой преодолеть эти чувства. А теперь, – она подается вперед, – расскажи, чего хочешь ты.
Я отвожу взгляд от ковра и смотрю на нее. Она доброжелательно улыбается.
– Я хочу
