Замри - Нина Лакур

Я пытаюсь придумать, как бы объяснить им ситуацию, но мама рассуждает об опасностях и последствиях прогулов с таким жаром, что ее беспокойство из-за такого пустяка начинает казаться абсурдным.

– Почему ты смеешься? – спрашивает она с обидой и раздражением.

– Я не могу, – выдыхаю я сквозь смех. – Ты ведешь себя как ненормальная.

Она замолкает. Она смотрит на меня тяжелым взглядом, вытирает руки о фартук. Спокойно подходит к духовке и выключает ее. Поворачивается ко мне, и я готовлюсь к объятию. Но она стремительно проходит мимо меня, берет со стола разделочную доску и соскребает нарезанный лук в мусорное ведро.

– Я буду в спальне, – говорит она папе и уходит.

27

Я ужинаю тремя порциями виноградного фруктового льда и слушаю на повторе «Кьюр», посильнее выкрутив громкость, чтобы не сходить с ума, пытаясь подслушать, говорят ли родители обо мне. Подумаешь, поссорились. Обычное дело. Я не знаю ни одного человека, который никогда не ссорился с родителями. Ингрид постоянно ругалась со Сьюзан и Митчем, хотя мне они казались прекрасными людьми. Но я продолжаю ждать стука в дверь, потому что для нас с родителями это ненормально. Мы можем огрызаться друг на друга, но никогда не ругаемся всерьез.

Стук раздается примерно через час – легкий и такой тихий, что я не сразу слышу его из-за музыки.

– Милая? – доносится до меня мамин голос. – К тебе пришли.

По голосу я слышу, что она разговаривает со мной только из обязательства. Она меня еще не простила.

Я открываю дверь комнаты. У мамы опухли глаза и потекла тушь. На нее больно смотреть.

– Пригласить его наверх? – спрашивает она.

– Давай. – Я скептически оглядываю свои треники и растянутую футболку. Кто бы это ни был, его ждет не самое приятное зрелище.

Мама быстро спускается на первый этаж.

Я слышу, как она говорит:

– Можешь идти. Крайняя дверь слева.

Я торопливо набрасываю на кровать покрывало, пытаясь изобразить какое-то подобие порядка.

– Привет, – говорит кто-то.

Я поворачиваюсь.

В моей комнате стоит Тейлор Райли.

– Ты чего тут делаешь?

– Ну, – говорит он смущенно, – у нас завтра тест по алгебре. Он только сегодня сказал. И задал домашку, чтобы мы подготовились, но ты ведь не знаешь, что нам задали, вот я и подумал, что нужно тебя предупредить. На случай, если ты захочешь… ну… пробежаться по материалу.

Я не отвечаю, потому что смотрю на его футболку. На ней огромными буквами написано: «РАБОТАЮ ЗА СЕКС».

Он смотрит на меня.

– Что-то не так? У меня что-то на…

Он опускает глаза на футболку. Я вижу, как его лицо плавно заливается краской.

– Вот блин, – говорит он. – Совсем про нее забыл. О нет, твоя мама… Удивительно, что она вообще пустила меня на порог.

Он так смущен, что я бы рассмеялась, если бы не была так растеряна.

– Как думаешь, она заметила? – спрашивает он.

– Не представляю, как можно было не заметить.

– Но, может, обычно она носит очки? На ней не было очков. Может, она не смогла прочитать, потому что все было размытое?

– Она не носит очки. – Я все-таки не могу сдержать смех, потому что он ведет себя так нелепо, а его лицо такое красное на фоне светлых волос. – Так что нам задали?

– Страницы восемьдесят семь – тире – восемьдесят девять. Только нечетные номера, – диктует он.

– Спасибо.

– Пожалуйста. Ну теперь можешь заниматься.

И он снимает с себя футболку. Я опускаю глаза.

– Что ты делаешь?

– Выворачиваю наизнанку. На случай, если по пути к выходу встречу твоего отца.

– Откуда у тебя вообще такая футболка?

Он пожимает плечами.

– Мы с Джейсоном увидели ее в магазине футболок в Беркли, и мне понравилось. Зря я ее купил.

Я не хочу снова вспоминать про запись из дневника, поэтому начинаю представлять, что бы я сделала, если бы Тейлор меня поцеловал. Я представляю, как он протягивает ко мне руки. Я бы могла ненадолго забыть обо всем плохом.

У меня начинает пылать лицо. Настоящий Тейлор стоит передо мной и явно не знает, что сказать. На его футболке написано: «СКЕС АЗ ЮАТОБАР».

– Спасибо за домашнее задание. Я, конечно, не ожидала, что ты придешь, но все равно спасибо.

– Не за что, – говорит он. Разворачивается, идет к двери. Останавливается. И говорит: – То, что ты сказала тогда про Ингрид… Наверное, ты хотела показать, что это свинство – задавать такой вопрос. Так что я пришел извиниться, если в твоих глазах все выглядело именно так. Я не хотел, чтобы так вышло. – Он замолкает, и я понимаю, что он о чем-то думает. Наконец он говорит: – Но это было жестко. То, как ты это сказала. Я читал про стадии горя. Думаю, сейчас ты на стадии гнева.

Он стоит в другом конце комнаты, но мне кажется, будто он протянул руку, схватил меня за горло и сдавил. На глаза наворачиваются слезы. Я не знаю, что ему ответить, поэтому просто смотрю на ковер.

– Пока, – говорит он, и я остаюсь одна.

Я достаю дневник Ингрид, готовая нарушить свое правило про одну запись в день. Но, подумав, убираю его обратно. Мне нужен живой собеседник, который будет слушать и отвечать. Покопавшись в ящике стола, я нахожу школьный справочник и открываю его на букве «Ш». Я вижу расплывчатую фотографию Дилан, на которой она мрачно смотрит в камеру, а рядом – ее номер.

Я сразу узнаю ее голос. Не то чтобы низкий, но чуть сипловатый.

– Привет, – говорю я. – Это Кейтлин.

– Привет! – отвечает она, и я благодарна ей за то, как она это делает – словно я звоню ей в миллионный раз и в этом нет ничего необычного.

– Слушай… Мне нужно выполнить задание по фотографии. Завтра, после уроков. И я подумала: может, ты хочешь пойти со мной? Можем сперва сходить в лапшичную или куда-нибудь еще.

– Хорошо, – отвечает Дилан.