Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы - Сергей Хрущев

Если до 1 мая части противовоздушной обороны жили по законам мирного времени, дежурные летчики, правда в боевом облачении, отдыхали в специально оборудованных домиках, то сейчас они поочередно сидели в кабинах перехватчиков в ожидании команды на вылет. Ракетные подразделения ПВО изготовились к бою. Отныне ракеты держали не в хранилищах: оснащенные боевыми зарядами, они ожидали появления непрошеного гостя на стартовых установках.

Естественно, количество инцидентов в воздухе возросло. Уже 24 мая в ГДР в районе Ростока истребители атаковали самолет США, нарушивший правила движения по воздушному коридору. Пилот решил не рисковать и приземлился на указанном ему аэродроме. Обошлось без жертв.

Американцы, а особенно их союзники, на чьей территории располагались авиационные базы, откуда совершались разведывательные полеты, забеспокоились. Прозвучавшая в Париже угроза отца, оставлявшего за собой право в случае появления в небе Советского Союза шпионского самолета ответить ударом по аэродромам, возымела действие. Лишь де Голль, проявляя определенный скептицизм, пробурчал, что «ракеты летают в обе стороны». На территории Франции подобные базы отсутствовали. Ни англичане, ни норвежцы, ни турки, ни пакистанцы не желали испытывать судьбу, своей шкурой проверять серьезность намерений отца.

Отец не хуже де Голля понимал, что ракеты летают в обе стороны, и в его планы не входила проверка этой истины на практике. Он более не верил вообще в реальность войны с Западом. Кто, понимая, что мы способны ответить ударом на удар, мог решиться на такое? Даже если дежурившие на позициях советские межконтинентальные ракеты легко пересчитываются на пальцах одной руки, их достаточно, чтобы уничтожить крупнейшие города по ту сторону океана. Война превратилась в авантюру, одинаково гибельную для обеих сторон. А своих противников отец никак не относил к разряду авантюристов. Именно эта уверенность во взаимное благоразумие позволяла ему сохранять спокойствие в самые напряженные моменты.

Тем временем обстановка в мире продолжала накаляться. 1 июля произошел новый инцидент. Американский разведывательный самолет РБ-47, специально приспособленный для наблюдения за советским приграничьем из нейтральных вод, поднялся с одной из военно-воздушных баз США в Великобритании и взял курс к Кольскому полуострову. В его задачу входило, не пересекая государственной границы, записывать частоты и режимы работы радиолокационных станций, перехватывать радиопереговоры, в общем, собирать все, до чего удастся дотянуться.

Подобные полеты давно превратились в рутину и для американцев, и для наших. Как только у границ появлялся «гость», за ним с нашей стороны неотступно следовали истребители ПВО. Наблюдали, ловили момент, не пересечет ли он запретную линию.

Точно прослеживать линию границы нелегко, да и сама она в море весьма условна: двенадцать миль, отсчитанные от извилистого берегового уреза. Поэтому разведчики когда по ошибке или от усталости пилота, когда в погоне за чем-то особенно любопытным нет-нет и оказывались на нашей территории. Тут на них и набрасывались перехватчики. В зависимости от политической обстановки они получали разные инструкции: в периоды оттепели — демонстрировать без применения оружия, при накале страстей — сбивать. Никто не мог исключить и обратной ошибки. Истребителям тоже случалось вылетать за пределы своей территории. С обеих сторон почти все зависело от мастерства пилотов.

Как РБ-47 занесло в наши территориальные воды у мыса Святой Нос на Кольском полуострове, сказать невозможно. Американцы отрицали и отрицают факт нарушения границы. Так же, как отрицали и 1 мая с У-2.

Так или иначе, но самолет сбили, он затонул в море. Шесть членов экипажа погибли. Двоих выловили из воды и взяли в плен подоспевшие моряки.

Американские корабли долго утюжили спорный район у кромки границы, искали обломки самолета. Ничего не нашли.

Подобные происшествия случались не раз, обычно они сопровождались обменом гневными дипломатическими нотами, затем телами погибших и… мир восстанавливался до следующего раза. После У-2 нарушение выглядело как демонстративный вызов. Все ждали, выполнит ли отец свою угрозу? Откуда летают РБ-47 — ни для кого не составляло секрета. Отец, конечно, не думал всерьез о ракетном ударе по базам. Он прекрасно понимал, что «ракеты могут летать в обе стороны». Но ведь по ту сторону границы не знали, о чем отец думал, а многим он представлялся человеком непредсказуемым, спонтанных решений.

О происшествии в Баренцевом море Эйзенхауэру сообщили, когда он праздновал на своей ферме в Геттисберге 44-летнюю годовщину супружеской жизни. По словам его сына Джона, президент выглядел, как проткнутый шарик, из которого вышел весь воздух. Единственное, что он произнес: «Неужто Хрущев теперь выполнит свою угрозу, разрушит западные базы?» Оба руководителя оказались в плену взаимных угроз. Не лучше себя чувствовал и Макмиллан.

Ракеты остались на месте, а отец воспользовался инцидентом для разоблачения «агрессивной сущности американского империализма».

Американские генералы получили строгое указание президента: исключить возможные столкновения. Командующий оккупационными войсками в Германии издал официальный приказ, запрещавший своим самолетам ближе чем на пятьдесят километров подлетать к границе ГДР.

Весна и лето 1960 года сопровождались бурями не только в политике. 10 июня умер генеральный конструктор авиационной техники Семен Алексеевич Лавочкин. В этот день не просто ушел из жизни человек, ученый и конструктор. Вместе с Лавочкиным умерла и «Буря» — его лебединая песня, огромная межконтинентальная крылатая ракета. К середине 1960 года «Буря» летала достаточно устойчиво, но ее судьба повисла на волоске.

Королев не признавал крылатые ракеты, «крылатки», как он их презрительно называл. По его мнению, они безнадежно отстали от жизни, застряли во вчерашнем дне. Они только отвлекают силы, на «бесполезное дело тратятся средства, столь необходимые на «главном» направлении. Куда им до неуязвимой для любого противника баллистической ракеты».

В своей правоте Сергей Павлович убеждал и военных, и гражданских. Нужно сказать, не безуспешно. Сторонников в его лагере прибывало. Среди них оказался и министр обороны маршал Малиновский. Правда, отец держался, он считал, что не следует спешить с выводами. Ведь Лавочкин и Челомей говорили обратное.

В конце концов дрогнул и он. Последние два года, начиная с первых запусков «семерки», отец все чаще высказывал сомнения: не тратим ли мы деньги на «Бурю» впустую? Но прельщала высокая точность попадания, и поставить на одного Королева казалось страшноватым. К тому же высота полета «Бури» — более двадцати километров — казалось, гарантировала безопасность. После уничтожения У-2 об этом аргументе больше никто не вспоминал.