Перерождение - Джастин Кронин

Алиша дышала коротко и часто, тело напряглось, на скулах ходили желваки. Откуда-то изнутри вырвался низкий сдавленный стон. Буквально на секунду она затихла и расслабилась, потом все началось снова.

— Питер!

У изрешеченной занавески стоял Грир с ножом в руках.

— Пора…

Питер встал между Гриром и кроватью, на которой лежала Алиша.

— Нет!

— Понимаю, это нелегко, но она солдат, солдат Экспедиционного батальона. Ей пора отправиться в последний путь.

— Я имел в виду, это не ваша обязанность, а моя. — Питер протянул руку. — Дайте мне нож, майор.

Грир мешкал, буравя Питера испытывающим взглядом.

— Джексон, вы не обязаны. Вы же не солдат.

— Нет, обязан! — В голосе Питера звучал не страх, а смирение и безысходность. — Я ей слово дал. Если кто и имеет право взять на себя такую ответственность, то это я.

Нож Грир отдал с явной неохотой. Знакомая рукоять, специфический баланс. «Это же мой нож! — подумал Питер. — Его я через Юстаса передал!»

— Если позволите, я бы хотел остаться с ней наедине.

Грир коротко кивнул, секундой позже хлопнула дверь. Питер шагнул к окну и оторвал доску. Комнату наполнил серый утренний свет. Алиша застонала и отвернула голову. «Грир прав, — сказал себе Питер. — У меня пара минут, не больше!» Вспомнилось, что говорил перед смертью Манси: драконова зараза одолевает быстро, и ему хотелось чувствовать, как она из него выходит.

Питер сел на краешек кровати. Он собирался что-нибудь сказать, но нужных слов не подобрал, поэтому решил просто подумать об Алише. Он думал обо всех их делах, приключениях, разговорах, о том, что осталось невысказанным, — больше ничего не получалось.

Он мог просидеть так час, день, год, столетие, только время неумолимо поджимало. Питер оседлал Алишу и, держа нож обеими руками, прижал лезвие к основанию ее грудины. Вот сюда их учили стрелять. Жизнь раскололась пополам, на «до» и «после» того, что сейчас случится. Алиша напряглась и натянула путы. Руки Питера задрожали, глаза наполнились слезами.

— Прости, Лиш, прости! — шепнул он, зажмурился, поднял нож и огромным усилием воли опустил.

Малыш решил появиться на свет весной.

Несколько дней назад начались схватки. Маус хлопотала на кухне, лежала в постели или наблюдала, как Тео работает во дворе, и вдруг почувствовала: грудь и живот сжимаются, да так, что дыхание перехватывает.

— Началось? — с тревогой спросил Тео. — Ребенок, да?

Маус на секунду отвела взгляд, словно прислушиваясь к едва уловимому звуку, а потом умиротворяюще улыбнулась.

— Успокойся, Тео! Видишь, ничего страшного. Это не настоящие схватки. Вот уже прошло. Работай и не о чем не беспокойся.

На сей раз все оказалось серьезнее. Далеко за полночь Тео снился хороший, мирный сон о поле, залитом солнечным светом. Вдруг он услышал, как Маус зовет его по имени. Маус в том сне тоже была, только почему-то пряталась, словно в игру играла. То она впереди, то сзади, то сбоку. «Тео!» Конрой тявкал, скулил, уносился вперед, потом вприпрыжку возвращался, словно говоря: «Давай скорее!» «Где ты, Маус, где ты?» «Я мокрая, я вся мокрая, — ответил голос Маусами. — Тео, проснись, у меня воды отошли!»

Тео тотчас вскочил и засуетился, в темноте натягивая ботинки. Конрой тоже проснулся, завилял хвостом, а когда Тео нагнулся зажечь фонарь, лизнул его в щеку. «Уже утро? — без слов спрашивал пес. — На прогулку пора?»

— О-о-о… — стонала Маусами, втягивая воздух через рот. — О-о-о… — Она выгнулась дугой.

Маус заранее объяснила, что делать и что приготовить: простыни и полотенца, чтобы не испачкать кровать кровью, нож и леску, чтобы перерезать и перевязать пуповину, теплую воду, чтобы искупать новорожденного, и одеяло, чтобы его завернуть.

— Никуда не уходи, я сейчас!

— Чума вампирья, куда я пойду? — простонала Маус. Живот снова схватило, и Маус, взяв Тео за руку, вцепилась в нее ногтями. — Черт подери! — прохрипела она сквозь стиснутые от боли зубы. Секундой позже ее стошнило на пол.

В спальне запахло рвотой. Конрой решил, что ему сделали сюрприз, и решительно двинулся к лужице, но Тео отогнал его и помог Маус лечь.

— Что-то не так, — пролепетала она с побледневшим от страха лицом. — Такой боли быть не должно!

— Маус, что мне делать?

— Понятия не имею!

Тео кубарем скатился на первый этаж, Конрой помчался следом. Малыш, вот-вот появится малыш! Почему он не сложил все нужное для родов в одно место, собирался ведь! В доме стоял лютый холод, огонь в камине давно потух, а младенцу нужно тепло… Тео положил в камин дрова и, сев на корточки, раздул тлеющие в золе угольки. Теперь на кухню, за ведром и тряпками. Эх, хотел же вскипятить воду, а теперь времени нет!

— Тео, где ты?

Тео наполнил ведро, выбрал нож поострее и понес все в спальню. Маус сидела, прижавшись к спинке кровати. Длинные темные волосы рассыпались вокруг бледного от страха лица.

— Прости, что пол испачкала, — пролепетала она.

— Больше схваток не было?

Маус покачала головой. Конрой снова подскочил к интересующей его лужице, Тео отогнал пса и, набрав в легкие побольше воздуха, вытер пол. Абсурд какой-то, Маус вот-вот родит, а он морщится от запаха рвоты!

— О-о-о… — застонала Маус. — О-о-о…

Тео и выпрямиться не успел, как снова начались схватки. Маус резко согнула ноги, подтянув пятки к ягодицам. По щекам текли слезы.

— Больно! Больно! — заплакала она и повернулась на бок. — Нажми на спину!

Про такое она не говорила.

— Куда нажимать? На какое место?

— Куда угодно! — крикнула Маус, зарывшись лицом в подушку.

Тео неуверенно нажал.

— Ниже, ради всего святого, ниже!

Тео уперся кулаками в спину Маус и почувствовал, как она сопротивляется. «Десять, двадцать, тридцать…» — беззвучно отсчитывал секунды Тео.

— Он идет ножками вперед! — прохрипела Маус. — Головкой в позвоночник упирается. Мне пока нельзя тужиться… Не позволяй мне тужиться!

Маус встала на четвереньки. Просторная футболка, которую она надела на ночь, промокла насквозь и источала сладковатый, как у свежескошенной травы, запах. Тео невольно вспомнился сон — прогулка по залитому солнцем полю.

Живот снова схватило, Маус застонала и уперлась лбом в матрас.

— Господи, Тео, не стой, как столб!

Тео присел на краешек кровати, уперся кулаками в позвоночник Маус и нажал.

И так часами… Сильные схватки продолжались целый день. Тео жал на позвоночник Маус, пока не онемели руки и не заболели плечи. Только разве эти неудобства сравнятся с мучениями Маус? Он отходил от нее лишь дважды: позвать домой Конроя и вечером, когда пес заскулил у двери, снова выпустить его во двор. Каждый раз, поднимаясь по лестнице, он слышал жалобные стоны Маусами.

«Неужели роды всегда такие мучительные? — спрашивал себя Тео. — Когда закончится этот ужас? Вдруг у Маус не хватит сил тужиться?» Между схватками Маус проваливалась в полузабытье. Тео чувствовал: она не спит, а готовится к очередному приступу боли. Сам он мог только нажимать ей на спину, но это почти не помогало. Если честно, это не помогало вообще. «Еще одна ночь, — думал он. — Неужели это растянется еще на одну ночь?» Тео зажег фонарь, и тут раздался крик Маусами. Обернувшись, Тео увидел на ее бедрах алые ручейки.

— Маус, у тебя кровь!

Она перекатилась на спину, подала бедра вперед и часто-часто задышала.

— Ноги… держи…

— Как держать? Маус, скажи как!

— Сейчас… сейчас потужусь…

Тео замер у ее ног и прижал руки к коленям Маус. Когда в очередной раз схватило живот, Маус выгнула спину и резко подалась вперед.

— Господи, я его вижу.

Маус раскрылась, как цветок — розовые лепестки в обрамлении влажных черных волос, потом бутон сжался, и младенец снова исчез в чреве.

Маус тужилась еще три, четыре, пять раз, но сценарий повторялся: ребенок появлялся и через секунду исчезал. У Тео мелькнула безумная мысль: может, он рождаться не хочет? Может, ему нравится в утробе?

— Помоги мне! — умоляла Маус. — Вытащи его, пожалуйста, вытащи!

— Милая, потужься еще раз! — попросил Тео, но обессилевшая, беспомощная, морально и физически истощенная Маус не отреагировала. — Слышишь меня? Нужно потужиться снова!

— Не могу! Не могу!

Живот опять схватило, и с губ Маусами сорвался дикий, совершенно нечеловеческий крик.

— Тужься, Маус, тужься!

Она потужилась, и, когда показалась головка ребенка, Тео осторожно ввел в горячее лоно Маусами указательный палец. Вот глазница, вот крошечный носик… Нет, ему малыша не вытащить, он должен сам продвинуться вперед, ну хоть немного! Тео убрал палец, подставил ладонь под раскрытое лоно Маус и, чтобы помочь тужиться, уперся плечами в ее согнутые ноги.

— Еще немного! Еще чуть-чуть!