Земля надежды - Филиппа Грегори

— Аттон хотел вести нас вверх по реке, на север, прочь от белых. Мы надеялись, что нас может принять другое племя, а если они не захотят, то мы можем сразиться с белыми и погибнуть в бою. И это будет лучше, чем гибнуть один за другим. Другие же надеялись, что белым надоест охотиться на нас и они начнут охотиться за дичью. И тогда они оставят нас в покое. Мне кажется, Сакаханна была на стороне Аттона. Она сказала, что мы должны идти. Мы отправились в путь зимой. У нас не было запасов еды, и было опасно разводить костры. Нас увидел раб.

Она вдруг вспыхнула от гнева, негодование вдохнуло в нее жизнь.

— Черный раб, который больше всего на свете думал о своем хозяине, — верный пес белого человека, шут белого человека, — он побежал и донес своему хозяину, а тот собрал других плантаторов, и они охотились на нас по снегу. Нас было очень легко выследить по следам в глубоком снегу. А мы шли медленно, ведь с нами были старики и младенцы.

Джон кивнул.

— Я помню. Я был с ними, когда племя уходило на болота.

— Мы оставили тех, кто не поспевал за нами. Мы надеялись, охотники схватят их и отошлют в Джеймстаун, сделают из них слуг. Они убили всех, убили в снегу, там, где они лежали. Белые перерезали им глотки и сняли скальпы. Это было…

Она поискала слово, чтобы описать это, и не нашла.

— …ужасно. Аттон сказал, что мы должны остановиться и сразиться с охотниками, а потом мы пойдем дальше. Старых женщин и детей послали вперед, а остальные приготовили ловушку — яму на дороге, мы спрятались за деревьями и ждали.

Она снова помолчала.

— Это было очень трудно — копать, стараться скрыть яму, засыпав ее сверху ветками и свежим снегом, зная, что они уже совсем близко.

— Ты была там?

— Да. У меня был лук и колчан со стрелами. Я была готова убивать.

— И?

— У них были лошади, ружья и собаки, — продолжила она. — Охотничьи собаки, они продолжали нападать даже со стрелой в глазу. Они схватили меня за плечо и бросили наземь. Я была уверена, что они съедят меня живьем. Я слышала, как хрустели мои кости у них в зубах, и чувствовала их дыхание.

Она откинула волосы, и Джон увидел рваные шрамы от глубокого укуса на шее и плече.

— Странное это было ощущение — когда зверь лижет твою кровь.

— Боже мой, — прошептал Джон.

— В живых нас осталось где-то с полдюжины, и они заставили нас идти назад в Джеймстаун.

— Сакаханна?

— Погибла.

Слово ударило как удар под дых, оно не прозвучало легче оттого, что он ожидал его услышать. Он знал, что Сакаханна не сдастся живой. Он с самого начала знал, что в этой странной, уменьшенной деревне он искал известие о ее смерти.

— А Аттон?

— Мертв.

— Сын Сакаханны?

— Он убежал. Он может быть где угодно. Может быть, умер в лесу.

— А ребенок? Маленькая девочка?

— Умерла то ли от голода, то ли от лихорадки. Еще до того, как мы ушли из деревни плохой воды.

Наступило молчание. Джон посмотрел на девушку, которая видела так много, которая и в самом деле была дитя зимы.

— Я пойду.

Он помолчал.

— Могу я что-нибудь сделать для тебя или для племени?

— Они отпустят нас на волю, если ты попросишь?

— Нет, — сказал Джон. — Они не станут меня слушать.

— Ты думаешь, они вечно будут держать нас здесь? — спросила она. — Ты видишь, они оставили нам достаточно земли для того, чтобы выращивать урожай, но отобрали у нас возможность наслаждаться жизнью, отняли у нас свободу. Они думают, мы вечно только и будем заниматься тем, что цепляться за жизнь на самом краешке земли белых людей?

— Нет, — сказал Джон. — Я уверен, что это не так. В Англии сейчас новое правительство, и оно заверяет, что будет заботиться о бедняках, о тех мужчинах и женщинах, которых согнали с их земель огораживанием. Правительство собирается дать права арендаторам и тем, кто живет на земле. Я уверен, что и вам здесь дадут те же самые права.

Она посмотрела на него, на мгновение он увидел в ее глазах Сакаханну с ее очаровательной смешливостью, которой она так часто и с такой любовью радовала Джона.

— Ты действительно в этом уверен? — спросила она.

Потом отвернулась и пошла к своей работе.

Джон шел в сухих английских сапогах по деревянному настилу, не сходя с него на землю, позабыв о болотных цветах, не видя перед собой ничего, кроме битвы в снегу и Сакаханны, сражающейся до последнего… потом падающей в снег, и Аттона, падающего рядом с ней.

Ничего вокруг себя он не видел и во время долгого пути назад, в Джеймстаун. Ни новых и красивых домов, ни симпатичных парусных корабликов, которыми плантаторы предпочитали пользоваться теперь вместо каноэ. Он не видел упорядоченное процветание полей, расчерченных квадратами, будто кто-то набросил на ландшафт сетку, игнорируя при этом контуры холмов, склонов и ручьев, накладывая свой собственный порядок на дикую природу. Он не заметил ни пригороды Джеймстауна, сами по себе составлявшие небольшой городишко из бедных деревянных хибарок. Не заметил и центр города с красивым домом губернатора и новым зданием городского совета, где собирались члены городского совета, чтобы наилучшим образом, в меру собственной просвещенности, строить в этом новом месте новую страну.

Той ночью, когда он лег спать, он ожидал, что во сне ему будет сниться схватка и поражение повхатанов, ужасная гибель Сакаханны в холодном снегу, с собаками, вонзающими зубы в ее горло.

Но все оказалось по-иному. Вместо этого он увидел во сне Великого Зайца, скачущего по зимним снегам, в белоснежной зимней шубке, лишь кончики ушей тронуты шоколадным мехом. Великий Заяц нежно берет в рот его возлюбленную Сакаханну и его друга Аттона и уносит их назад, во тьму, прочь от мира, который больше не безопасен для его народа.

Дом сэра Джосайи был одним из самых величественных каменных домов, и его сад был богаче, чем Джон мог себе представить. Жена сэра Джосайи приветствовала Джона и, невзирая на жару, приказала принести ром, лимоны и горячую воду. Потом сэр Джосайя, держа в руке стакан с пуншем, сошел с Джоном по ступенькам в сад.

Это был сад на границе двух миров. Во многом это был загородный английский сад, в дальнем конце его росли травы для кухни, для сушки на зиму и для медицинских целей, тесня друг друга в буйном изобилии. Джон подошел поближе и увидел знакомые английские травы и цветы, роскошно разросшиеся по весне в этой девственной почве.

Сразу же перед домом сэр Джосайя, в попытке соблюсти установленные нормы и правила английских великих садов, разбил небольшой регулярный сад с причудливо изогнутыми арабесками дорожек. По периметру партера росли лавры, а газон был усеян нарциссами. Между нарциссами там и сям были разбросаны белые маргаритки. Джон восхитился цветным ковром и почувствовал, как при виде весенних бутонов в сердце нарастает знакомое восхищение. Но потом он присмотрелся поближе.