Крепость - Лотар-Гюнтер Буххайм

Старику, очевидно, не до шуток. Он сидит как аршин проглотил за письменным столом и не прикладывает ни малейших усилий, чтобы скрыть свое состояние.

- Хороших сообщений нет! – наконец бросает он резко.

Нет хороших сообщений?

И тут Старик говорит:

- «Та француженка, которая работала в Вашей флотилии, содержится под стражей в Fresnes» – так сказал этот костолом из СД. Но так ли это?

- Fresnes? – удивляюсь, – Где же это?

- Где-то около Парижа.

И помолчав добавляет:

- Кстати, он расспрашивал меня о тебе.

Чувствую такое сердцебиение, словно сердце готово выскочить из груди. Опять, с трудом подавленная паника овладевает мною.

- Жаль, что я не рассмотрел его.

- Ты его еще увидишь..., – произносит Старик глухо.

- И как все в целом было обрисовано, если я могу таким образом спросить? – спрашиваю как можно равнодушнее, чтобы Старик не заметил, что творится у меня на душе.

- Как товарищеская информация, так сказать.

Пришла лодка с ранеными на борту. На пирс Бункера их достают через люк рубки перевязанные бинтами, словно мумии и по сходням сносят с лодки к санитарному автомобилю. Никто не оттренировывал этот маневр. Дело дрянь, судя по тому, как страдают эти бедолаги. Но никто не сетует и не кричит.

- Нас обстреляли с бреющего полета! – доносится до меня. – Трое убитых, двое тяжелораненые.

Кто-то обращается к командиру:

- А что произошло вон с тем?

- Маат электромеханической боевой части. Обожжен газообразным хлором. Весь скальп снесло. Руки тяжело обожжены. Будем надеяться, что все обойдется.

Взгляд мумии бьет мне под дых. Когда я собираюсь уходить, вижу, что Старик тоже пришел. Старик, который уже многое повидал, выглядит довольно мрачно. Однако здесь ему открылась такая картина, с которой сложно примириться. Здесь, высший Режиссер пустил в ход все средства: глухую реверберацию команд в пустых кавернах бункера-укрытия, тусклое освещение... Проклятая инсценировка! Когда мы сидим в его кабинете, Старик говорит:

- Раньше, если что-то подобное происходило, то это оперативно исправлялось. Теперь же у нас практически нет врачей на лодках!

- У нас всегда на лодке был маат-санитар.

- Да, уже...

- И врач-командир.

Проходит немного времени, и Старик погружается в представленный перечень аварий произошедших на борту. Между тем у меня перед глазами стоят картины наполовину сожженных, потерпевших кораблекрушение судов, людей на лошадях, скелетов в спасательных шлюпках, утопленниках. Потерпевшие кораблекрушение – это стало бы темой номер два, если бы Свод правил и норм поведения позволял говорить об этом. Но эта тема является табу. Она никогда не будет затронута. Входит адъютант и хочет узнать у Старика насчет «мероприятия сегодня вечером». Старик одаривает его несколькими скупыми фразами.

- Не пойму, как эти парни отваживаются вновь рисковать своими жизнями ради пирушки, – ругается Старик, когда адъютант уходит.

Я знаю, что он подразумевает – я уже слышал от зампотылу, что партийный оратор на подходе.

- Это говорит о том, что они мужественные и смелые люди, – говорю я. – Они жаждут этого из-за близости фронта.

- Я бы хотел, чтобы все уже закончилось! – кидает Старик, театрально закатывая при этом глаза.

- Но должно ли так вообще все быть?

- Да, все должно идти, как предначертано. Мы просто должны смириться. Командующий подводными силами, кстати, тоже прибудет.

- Превосходно! С собакой?

- Как же иначе! – Знаешь, а этот господин Партайреднер – государственный советник. Поэтому речь идет о, так сказать, «высоком посещении».

- Государственный советник? Как же его встречать?

- Как золотого фазана, естественно! Сегодня вечером, в любом случае, состоится богослужение в столовой. Как-никак, служителя заказали уже месяц назад.

- А почему ты мне не сказал ни слова об этом?

- Потому что я думал, что он больше не отважится... – Старик умолкает, а затем недовольно добавляет: – Меня удивляет только то, что Командующий подводными силами все еще сидит в Angers . Ему там, должно быть, постепенно становится довольно рискованно.

Наступает молчание. Старик берет следующую папку для дел из стопки на своем письменном столе, карандаш и начинает читать. Мне же остается только сидеть и размышлять, что здесь мог бы хотеть КПС ... Я никогда не мог понять, в чем, собственно состоит его служба: Стратегической работой занимаются в Коралле, а если лодки стоят в базе, то непосредственно Флотилия заботится и о лодке и об экипаже. И все же вот имеется этот «Командующий подводными лодками на Западе», вместе с богатым штабом, как высшая служебная инстанция над флотилиями. Мне известно, что КПС совершил, в качестве командира, два подводных похода с отлично обученным экипажем. Во времена, когда не было еще такого смертельно опасного Абвера как сейчас. Два похода – и это все в его послужном списке. В одном я уверен: Я точно не стремлюсь с ним встретиться. Если он запретил Старику беспокоиться о Симоне, то ему, конечно, известно все произошедшее. Но что он знает на самом деле? В этот миг Старик откладывает в сторону папку и объявляет:

- Когда прибудет КПС, ты пойдешь со мной в клуб!

- Мне это надо?

- Так точно! – И затем гремит: – Эта встреча может тебе пригодиться, и ты снова нравственно вооружишься.

Ни слова о том, что для него встреча с КПС может тоже оказаться неприятной.

ЗОЛОТОЙ ФАЗАН

Большое помещение, в котором должен выступать госсоветник, производит полупустое впечатление, хотя Старик созвал всех свободных офицеров-подводников, которых смогли найти во флотилии. К тому же еще и всех свободных людей из роты охраны. Однако, многие очевидно были настороже и смогли вовремя отчалить. Теперь они недостижимы для Старика.

- Партийный трубадур! – предостерегающе шепчет Старик. А перед нами, стоит и поблескивает своим кричащим коричневым великолепием, «золотой фазан».

Господин штаатсрат надут как лягушка-бык, с огромной кепи на голове-шаре. На нем широкие коричневые брюки, его куртка, которая смело зовется такими парнями «военный мундир», имеет тот же самый коричневый цвет поноса. Добавьте к этому и сшитые на заказ коричневые сапоги. Портупея тоже коричневая. Весь господин штаатсрат – это симфония в коричневом цвете. Только повязка со свастикой нарушает одноцветность. И там же – как по волшебству – наш проворный КПС, пижон как всегда: белые брюки, мускулист и подтянут, как теннисист. Конечно: Летящая походка, орлиный взгляд – слегка измененная в снобистском духе копия Дёница. КПС всем своим видом демонстрирует нам, что он видит войну с более высокой точки, недоступной собравшимся в этом зале. Все просто нелепо: Командующий сидит, напоминая бледно-серую кинозвезду большого экрана – раздутую от самодовольства. Добавим сюда взгляд синих глаз, который по идее должен быть стальным, но выглядит как в театре у переодетого офицером опереточного баритона, в состоянии готовности выхода мадам Butterfly . Прошло почти четыре года, с тех пор как этот франт в последний раз был на борту подводной лодки. От командира у него не осталось ни малейшего следа. Хотел бы я увидеть его однажды, когда его клюнет жареный петух! То, что такой высший, влиятельный чин всегда должен является со своим фокстерьером, где бы ни появлялся, является в глазах Старика признаком хороших манер – мне это известно из его язвительных шуточек. Напряженно жду, когда начнет говорить Старик, но он, словно в прострации, не знает что говорить. Он ведет себя так, как будто ждет вступительного слова Командующего, но тот, однако, машет ладонью, делая защитное движение. До меня долетает:

- ... Я здесь только гость!

В воздухе повисает наряженное молчание двух упрямцев. Тем временем государственный советник решительно подходит к кафедре и начинает свою речь. Сквозь полудрему слышу:

- Державы победительницы, которые в 1919 в Версале позорный договор... без исторической ответственности... зеркальный зал... погребальную камеру всеобщего вселенского уровня... неимоверный стыд... Рейх против этого мира... Всеми силами выступили в поход... не позволим нас подавить...

Старик рассматривает своего, навязанного ему гостя, как невиданную экзотическую птицу. Судя по тому, как штаатсрат стоит здесь перед нами и мелет языком, он чувствует себя великолепно, Когда он, наконец, дерзновенно сравнивает в смелости и неустрашимости Генриха IV и Гитлера, я пытаюсь сконцентрироваться и слушать более внимательно.

- Canossa было вознаграждено – через искоренение германского позора в усилении нации. Кайзер, как руководитель нации, победил те элементы, с триумфом которых закат империи был бы в свое время неизбежен... Да, можно очень хорошо видеть полные хаоса четырнадцать лет в период с 1066 до 1080 год и с 1918 по 1932 год, не только в их временном протяжении, но и после их завершения. А именно, царившие в Германии и за ее пределами западническо-демагогическо-иерархическо-сепаратистски-нигилистские инсинуации! На пике и на спаде вселенской вечности нашей Империи, мнимое превращение немецкого духа во всемогущий всемирный дух, которому его существование было отвратительно по сути своей, который произносился с анафемой и ложной ответственностью за войну – что же все это как не секуляризованное отлучение нас от церкви?