Крепость - Лотар-Гюнтер Буххайм

- Не стоит слушать шпионов.

- А не выкуривают ли, собственно говоря, нас томми из флотилии? – спрашиваю с невинным видом.

- Не профессионально! – Старик отвечает резко и как-то странно.

- Они ежедневно посылают к нам своих воздушных разведчиков, а потом дома, в уютной тишине разглядывают на сделанных фотоснимках различные милые детали, такие например, как здания нашей флотилии – с настолько высоким увеличением, что даже слепой идиот разглядит, что у нас есть и маскировочная сетка и укрепленные здания!

Но Старик не попался на мою удочку. Совершенно невпопад он отвечает:

- Его могли бы просто четвертовать.., – и мне требуется некоторое время, чтобы понять, что он мысленно опять улетел в Шатонеф, и говорит о втором помощнике Любаха. – Он бы этого даже не заметил!

- Сколько могла весить такая авиабомба? – интересуюсь.

- Не слишком много. Я бы сказал килограммов шестьдесят.

- Наверное, кто-то нас предал, сообщив, что в замке будет происходить пирушка...

Старик надолго задумался, а потом говорит:

- Не обязательно. Господа с другого факультета, возможно, тоже знали об этом, когда мы были там ... Мне кажется, ты подозреваешь семью управляющего…

- ... только тех, кто говорит по-бретонски, – я заканчиваю.

- Я не думаю, что это они. Вероятно, по соседству с замком сидели люди с рациями.

- Наводившие самолет на цель?

- Полагаю, что им было достаточно посылать световые сигналы. У нас здесь почти нет войск. Поэтому это не то... Но в любом случае, хорошая работа! Иначе на нас спустили бы стаю воздушных собак!

Через некоторое время встряхивает головой:

- Я уже многое повидал но, судя по пережитому, еще не все!

Вспоминаю, какую нелепость я уже пережил на этой войне, когда приехал на машине в Сен-Назер, вышел из нее и только успел свернуть за угол, как разорвалась авиабомба и моя машина оказалась на почти плоской крыше пятиэтажного дома аккуратно стоящая на колесах, а я стоял и удивлялся. И было чему…. Но что это был за трюк против сальто-мортале в Шатонефе? Утром, с рисовальными принадлежностями под рукой, отмечаюсь об убытии из расположения флотилии у Старика. Пришедший в упадок угловой дом, неподалеку от гаража Citroen, впечатлил меня во время моей последней вылазки туда. Я хочу нарисовать его вместе с навесом гаража и сужающимися вдалеке узкими улочками.

- Ты уже был после последнего воздушного налета в торговом порту? – интересуется Старик. – Тебе стоит увидеть, как там все сейчас выглядит.

- Покорнейше благодарю. Картин и фото с руинами у меня уже было достаточно, – говорю я. Но когда я узнаю, что могу взять автомобиль Старика, хочу съездить и туда.

От увиденного в гавани, у меня перехватило дыхание: Серый газгольдер рухнул, и сжался слоями, напоминая морщинистый гигантский старый гриб-дождевик. Могучие двутавровые балки изогнуты в спирали и как виноградные лозы странно торчат из лома сгоревших ферм. Интересную тему навевают странные метаморфозы в растительные формы побывавших в чудовищном огне технических строений. Их страшное очарование буквально манит меня. Мне нужно пройти еще один участок, потому что дорогу разбомбили почти полностью, но я присаживаюсь и начинаю рисовать. Израсходовав три листа чертежной бумаги и уже собираясь упаковать свои вещи, появляется инженер-механик флотилии. Он тоже хотел увидеть повреждения, говорит он. Он просматривает мои рисунки, которые я еще не успел убрать, и когда хвалит меня, я говорю ему, что чувствую себя польщенным.

Узнать инженера-механика флотилии издалека как офицера не так просто. Он выглядит скорее как судостроительный рабочий и не придает значения офицерскому жеманству. После всего, что я услышал, его частная жизнь кажется полным отстоем. Хотя он должен заботиться, по слухам, о трех женщинах, он почти никогда не получает почту. Немногие письма, которые ему все же приносят – это официальные письма из местного управления по делам молодежи и загса.

Инженер-механик флотилии вырос до этой должности из рядового состава. Он инженер по призванию. Когда он сжимает губы, морщит нос и с шумом выдыхает воздух, выказывая свое презрение и скептическое неудовольствие каким-либо сообщением, это выглядит, как будто бы он унюхал слишком старый сыр камамбер – или подобную фигню. Инженеры-механики с подлодок трижды подумают, прежде чем обратиться к нему с какой-либо просьбой или жалобой. Однако, затем, если точно установлено, что они не могут продвинуться вперед своими «бортовыми средствами», они могут рассчитывать на быструю и радикальную помощь с его стороны. Даже от Старика инженер-механик флотилии умеет обороняться – если, например, лодка должна выйти в море, а она, по его мнению, еще нуждается в конечном ремонте. Между Стариком и его инженером-механиком флотилии господствует, тем не менее, тайное согласие. Я еще ни разу не слышал, чтобы Старик отдал ему приказ в повелительном тоне.

- Наши новые подлодки типа U-21 и U-23 должны были бы, если программа их строительства так функционирует, как сообщалось, скоро вступить в действие, – я пытаюсь выманить инжмеха из его сдержанного молчания.

- Что касается этого, нашему брату не стоит баловаться с такой информацией. Шеф разбирается в ней лучше!

Сказал, как отрубил! Исподволь у этого старого лиса я ничего не смогу выведывать. Но, вероятно, это потому, что слишком много людей стоят неподалеку. Когда я демонстративно оглядываюсь вокруг, инженер-механик флотилии движением руки и кивком головы приводит меня в движение, и скоро уже мы остаемся одни.

- Вот Вы, что собственно считаете новыми подлодками? – наступаю я на него.

- То, что я слышал, звучало очень хорошо, – получаю нерешительный ответ на ходу, – у них, например, новая глубина погружения до 300 метров! Большее помещение для экипажа, сильная батарея аккумуляторов и огромные двигатели! Радиус подводного хода при скорости в 6 узлов превышает больше чем в три раза ход подлодок типа U-7C – а именно 285 морских миль против несчастных 90 морских миль, которые все еще считаются у нас суперрасстоянием.

- Прилично! – бросаю я, чтобы побудить его продолжать.

- Во внутренней части у них все тоже совсем другое. Новые лодки – это двухэтажные лодки с встроенным твиндеком . Жилые помещения больше не лежат ниже двигателей, а расположены над ними.

Инженер-механик флотилии прямо замер от восторга.

- Две стальные трубы, составляя прочный корпус подлодки, проходят друг над другом – и это разделение оправданно: В нижней половине размещается только двигатель, в другой – помещения для экипажа, кроме того устранена угроза поражения членов команды газами аккумуляторных батарей. И, кроме того, лодка получает большую устойчивость, так как диаметр обеих труб меньше, чем единственной, собственно большей трубы. Естественно, там же оборудованы шноркель и масса всяких новых штучек-дрючек.

Инжмех так раздухарился, словно принимал непосредственное участие в строительстве лодок нового типа.

- А как насчет нового двигателя, мотора Вальтера? – продолжаю спрашивать.

Инжмех замирает на некоторое время, а потом, менторским тоном, словно в студенческой аудитории, как будто бы не замечая, что мы следуем по улице, начинает:

- Мотор Вальтера – это турбинный двигатель, который работает независимо от наружного воздуха. Все же, большие и тяжелые аккумуляторные батареи, которые должны двигать наши лодки, – это самый серьезный их недостаток. К сожалению, до сих пор нет такого двигателя, независимого от наружного воздуха и, при том такого же мощного как обыкновенные двигатели внутреннего сгорания. Мотор Вальтера нуждается также в кислороде для воспламенения, но он не может получить его из-за борта. Необходимый кислород скорее выделяется из перекиси водорода – мотор Вальтера – это турбина сгорания, которая получает необходимый кислород как 80-процентную перекись водорода, таким образом работая без кислорода. Впервые мы получили независимую, настоящую подводную лодку.

- Такой совершенной силовой установки, кажется еще никогда не было, но что-то, кажется, пока не ладится.

- Точно, продолжительность работы турбины еще слишком незначительна. Но там уже решают эту проблему. Энергия тепла для турбины Вальтера возникает, между прочим, из-за смешивания высококонцентрированного пергидроля с водой...

- Мне это ничего не говорит. Был всегда слаб в химии. Но если процесс удачен, почему тогда он не находит применение?

- Потому что обращение с этим бульоном, к сожалению, очень проблемно. Он химически очень активен. Требует специальных баков. Все должно быть очень четко выверено. И, кроме того, материал страшно дорог. Но все идет по пути улучшения. Турбина Вальтера скоро увидит свет – это вполне официально!

Инженер – это старая, хитрая лиса, думаю про себя. Этот патетический тон его речи мог бы быть насколько серьезен, настолько же и насмешка надо мной. Он выучил этот фокус у Старика.