Клеймо сводного брата (СИ) - Попова Любовь

Хотелось плакать и смеяться, бежать и лететь. И всё это продолжалось и продолжалось, пока Герман на полной скорости вбивал меня в кушетку до тех пор, пока вдруг не замер.

Меня отпустило, но тело всё ещё продолжало сотрясаться от пережитых эмоций. Я почувствовала, как член внутри меня чуть увеличился и начал толчками орошать лоно семенем.

Опять?

Герман в блаженстве толкнулся чуть глубже, и негромкий, хриплый стон его ещё долго отдавался в её ушах:

— Малыш! Соня!

Мы еще лежали так некоторое время. Он во мне, его губы ласкают влажную щеку, его руки мнут мне задницу. И я понимаю, что совсем неопытная в его руках очень скоро познаю все прелести интимных отношений.

Он выскочил из меня с пошлым хлопком, и я ощутила, как горячая влага вытекает и жуть как стыдно было наблюдать, с каким восторгом он смотрит за этим грязным процессом.

— Не смотри так, — хотела я свести ноги, но он покачал головой и поставил свои руки как распорки.

— Ничего прелестнее не видел. Розовая, влажная с вытекающей спермой.

— Боже, — закрыла я руками пылающее лицо. – Ты больной. Вот серьезно…

— Что естественно, то не безобразно, — смеется он и отходит. Быстро возвращается с влажными салфетками. Тянусь за ними, но этот подлец снова ничего не дает мне сделать. Сам вытирает, да еще и взглядом ухмыляется.

— Со мной тебе нечего стесняться. А сейчас, — убирает он салфетки, сводит мои ноги и сжимает пальцами коленки. Мгновенное преображается из милого парня в ревнивого монстра. – Ты идешь к своему маменькиному сыночку и говоришь, чтобы он не рассчитывал тебя трахнуть.

— Или что? – спрашиваю дерзко, задрав чуть подбородок.

— Или наш секс покажется, — наклоняется он, – тебе прелюдией.

Он напал на губы неожиданно и сладко, скользнул языком по губам и забрался в рот, вынуждая подчиниться его жесткому ритму. И я тонула в этом поцелуе, в том, как он сжимал и тискал мою грудь, словно подготавливая меня к новому раунду. А потом вдруг оставил, словно конфетку забрал и подал одежду.

— Я жду, что ты не будешь глупить и сделаешь, как я сказал.

— Конечно, ждешь, — мягко улыбаюсь я, с большим удовольствием наблюдая, как его мускулы перекатываются под кожей, как хищно смотрят его глаза. Потом все-таки одеваюсь. И спустя пару минут выхожу их кабинета, чтобы пойти и порвать узел, который Антон представляет отношениями.

И я стою перед его дверью и слышу, что его мама еще не ушла, а в голове вдруг всплывают слова Германа, про прелюдию к сексу. Между ног начинает тянуть, как только фантазирую, что же он подразумевал. Наверное, поэтому тихонько улыбаюсь себе под нос, разворачиваюсь и иду в сторону выхода.

Очень уж мне интересно, что на это предпримет Герман. Очень.

Глава 22.

Нет ничего хуже ожидания. Оно влезает в тебя пчелой и жалит, не давай нормально учиться. Дышать. Просто жить.

Я работала все так же, держалась подальше от Антона. Но Герман словно канул в лету.

Он просто пропал. А у меня даже не было телефона, чтобы ему позвонить.

И я несколько раз порывалась к нему пойти сама, или в больницу, откуда выписался Антон, но гордость. Как многим она испортила жизнь, не давая исполнить истинных желаний.

Вот и меня она вынуждает не дергаться и ждать, когда Герман появится сам. И сделает то, на что так недвусмысленно намекал.

Мне очень хотелось ощутить на себе всю силу его гнева, чтобы в дальнейшем понимать, чего ждать.

Ждать. Ждать. Но я, откровенно говоря, устала ждать. Устала сводить на нет попытки Антона позвать меня на свидание. Потому что, если скажу, что мы расстаемся, во-первых, это чревато потерей учебы и работы. А во-вторых, Герман будет думать, что готова следовать любому его приказу. Я может быть и готова…

Но не так.

В постели, да. Там он царь и бог. Любое его желание я готова выполнить беспрекословно. Но в жизни я сама хочу быть себе хозяйкой. Именно к этому я стремлюсь, посещая учебу и работая администратором в фирме Антона. Но игнор Германа, а не чем иным, как игнор, я не могу это назвать, начинает вызывать тихую ярость. А еще ко мне так и не вернулся кот. Он как появился неожиданно в моей жизни, согревал меня полгода ночами, скрашивал одиночество.

А теперь словно зная, что в моей жизни появился близкий, отправился по своим делам.

Близкий, которого, если честно, хочется ударить. Так сильно, что даже гордость становится лишь дуновением ветерка в твоем мозгу.

С этой мыслью заканчиваю рабочий день, с этой мыслью отнекиваюсь от свидания с Антоном головной болью и, быстро переодевшись в платье на голое тело и пальтишко, отправляюсь к Герману.

Совершенно не знаю, чего ждать. А если он там с другой девушкой? А если все его признания были фальшью, чтобы просто затащить меня в постель?

Но даже если так, даже если все придуманное мною – правда, я готова к этому удару. Потому что, во-первых, он ничего мне не обещал, верно? Во-вторых, ничего лучше я не испытывала. Никогда.

Никогда в моих жилах не растекался жидкий метал от одного взгляда. Никогда моя кожа не покрывалась мурашками от одного легкого касания. Никогда мое тело не вопило «хочу» так громко. И пусть он обманщик, я все равно жадно желаю еще раз с ним увидеться. Даже, если повезет получить свое наказание.

Самое эротически-сладкое наказание в мире. Нет ведь ничего лучше, чем секс с любимым человеком. Какой угодно секс. Грубый. Нежный. По принуждению.

Ведь даже облизывая огромный член, даже чувствуя себя униженной, я понимала, что уже люблю Германа. По сути, всегда любила. Ведь даже, когда мы были детьми, а он отчаянным шалопаем, я хотела за него замуж. И я сейчас хочу. Тем более, что документы уже другие и мой законный муж наверняка обо мне забыл.

Так густо мой мозг затуманили мысли, что я не успела оглянуться, как вдруг оказалась рядом с той самой парадной. Войдя в нее, я решила свою судьбу. Герман за меня все решил.

Только вот парадная была закрыта, а нужные окна не горели желтым светом.

Я зябко поежилась, уже жалея, что не надела нижнее белье и кофту поверх платья. Или штаны. Это было бы лучшим решением. Переступая с ноги на ногу и осматриваясь, я понимаю, что уже темнеет и мне грозит, как минимум, обморожение. Все-таки не лето на дворе. И, как максимум, нарваться на какого-нибудь гопника.

Именно последняя мысль толкает меня на шаг пойти в больницу к Герману. Потому что, если дома его нет, значит он там. Работает. Спасает жизни. А я тешила свою гордость и даже позвонить туда боялась. Дура? Вот точно.

Иду уже по колодцу, слыша эхо от своих каблучков, мельком еще раз взглянув на темные окна, вхожу в мрачный туннель, пропахший сыростью, как вдруг врезаюсь во что-то твердое.

Отпрыгиваю, поднимаю взгляд и вздрагиваю, когда вижу незнакомого парня с очень отталкивающей внешностью.

Лысый, с серьгой в ухе и трениках. Он очень напоминал гопника из ситкома. Только вот мне не было смешно.

Страх острой иглой царапал нервные окончания. И я выдохнула, распространяя облако белого пара:

— Простите, я вас не заметила.

— А я вот тебя хорошо заметил. А вы, парни?

Я быстро оглядываюсь и замираю. Ахаю, когда от стены отделяются тени, словно плесень, еще пару неприятных субъектов. Сглатываю, делаю шаг назад, чуть не оступаясь от страха.

Нет, нет. Это глупость. Это просто страх. Они же не будут меня насиловать? Это только в новостях бывает. В жизни не должно… Не так…

— Вам нужны деньги? – спрашиваю я несмело и лезу в сумочку. Начинаю рыскать в поисках наличности. Но вскрикиваю тут же, когда ее у меня из рук вырывают.

— Деньги нам тоже не помешают, — развязно смеется тот, что справа, а я начинаю дрожать.

Зачем я поперлась на ночь глядя? Зачем я ждала до самой темноты? Почему просто не позвонила Герману на работу?

— Но нам гораздо интереснее, что там у тебя под пальтишком. Сними-ка его.

Я сразу обнимаю себя руками, шагая еще назад, но эти уроды наступают. Тот же, что слева, скалится, демонстрируя желтые, полусгнившие зубы, и меня начинает колотить. От ужаса. От отвращения. От тошноты.