Клеймо сводного брата (СИ) - Попова Любовь

Сейчас Герман мне очень необходим. Очень. Именно поэтому я занялась изучением его груди. Подробно вкушала вкус кожи. Чертила влажные дорожки на его драконе, который не спал. Он лишь притаился, готовый в любой момент сжечь врагов своим пламенем.

И он сжег меня давно, выжег на сердце свое имя, заставил забыть все, что было до него. Весь мир.

Теперь не важно ничего, кроме него и его касаний. Кроме желания забыться в удовольствии, что принесет мне только Герман.

И я ласкаю кожу, захватываю один сосок губами, тяну и чувствую, как подо мной член затвердел еще больше, уже не пугая меня своими размерами.

Ведь я знаю, он идеально мне подходит.

Наши тела созданы друг для друга. Настоящая гармония.

И словно в подтверждении этого, мое лоно увлажнилось, чуть запульсировало, словно требуя в себя половинку.

И я не могу отказать себе в удовольствии ощутить размеры Германа в себе.

Я приподнимаюсь, сворачиваю простынь окончательно и чувствую, как пристально Герман следит за моими действиями.

Особенно за тем, как я, прозорливо улыбнувшись, обнажила его меч, сверкающий капелькой влаги.

И рот наполнился слюной, словно меня мучает жажда. И я быстро ее утоляю, лизнув розовый кончик члена.

Герман дергается, шипит сквозь крепко сжатые зубы, словно ему больно.

— Тебе больно?

— Больно будет тебе, если не заткнешься и не продолжишь.

— А, — радуюсь я, чувствуя желание захлопать в ладоши, как маленькая девочка. – Значит тебе нравится….

— Очень, Сонь. Сделай так еще раз.

И я делаю. Я очень много всего делаю. Вылизываю головку по кругу. Вожу язычком по всей длине члена, ощущая каждую вздувшуюся венку, мну ручками яички.

И не тороплюсь. Мне некуда торопиться. Тем более, невероятный кайф наблюдать, как гуляют желваки на лице Германа, как он дергается и сжимает челюсть. И знать, что он на самой грани. Что вот-вот станет зверем, который мне и нужен.

Чтобы поглотил меня, все чувства, все воспоминания и страхи. Чтобы дал мне ощутить себя живой и счастливой.

Последней каплей для Германа становится, когда я насаживаюсь ртом на член по самое горло и начинаю мычать.

— Ох, сука ебанная! – орет он, не сдержавшись, накрывает мою голову руками сильнее и давит, пихая член еще глубже, совершая несколько быстрых фрикций, так, что я давлюсь. Спустя пол минуты, когда рвотный рефлекс тянул ко мне свои пальцы, залил рот спермой. Такой густой и терпкой, что я закашлялась, но проглотила все.

А за этим последовал поцелуй, самый долгий и сладкий поцелуй, который только у меня был.

Наши языки, словно языки пламени танцевали и танцевали, поджигая тела яркими искрами. И я уже горела, я уже хотела утолить голод плоти, но Герман мучал меня столь же долго. Перевернул на спину, спустился с губ, облобызал ключицы.

Взял в руку одну грудь, вторую стал истязать языком, быстро-быстро, что я начала задыхаться и негромко постанывать.

И я сводила бедра все теснее, но сильная рука пробралась между и задела влажные складочки.

— Ох, Герман.

— Какая ты влажненькая, Соня, — шепчет он ласково между лаской соска, и я тону в тембре его голоса, в запахе, что обволакивает меня со всех сторон.

Он и я – единое целое. Я уже чувствую его влажный кончик на своем бедре. Тяну руку к нему, обхватываю пальчиками, наслаждаюсь твердостью и гладкостью.

— Герман, я хочу тебя в себя.

— А уж как я хочу в тебя, — скалится он, чуть приподнимается на руке, разводит мои ноги в стороны и приставляет головку к пещерке. Поднимает одержимый взгляд и толкается с размаху.

Резко и грубо. Но так правильно. Так по-настоящему. Вынося все мысли одним движением. Заставляя выгнуться и простонать:

— Люблю тебя! Люблю!

Глава 25.

А Герман смолчал. Но мне и не нужны были его слова. Поступки говорили больше. Много, много больше. Его глаза полыхали пламенем безумия, его губы были сжаты, его руки держали меня крепко. И я знала, знала, что именно этим выражается его ко мне любовь. Именно здесь скрыто таинство страсти, когда два человека наполнены до краев эмоциями, способными убить.

И я, умирая, наслаждаюсь каждым толчком, каждым движением внутри, резким трением, членом, растягивающим мое нутро, продавливая силой себе путь в рай. И он долбится в дверь рая, где ждет его острейшее наслаждение, где тело наполнится негой, сгорит в патоке сумасшествия, познает весь спектр удовольствия.

А пока я задыхалась в собственных эмоциях, Герман всё продолжал двигаться внутри. Медленно, словно давая к себе привыкнуть, тяжело дыша мне в шею, и из последних сил напрягая руки. Но они подкосились, и он просто навалился сверху, продолжая движения бёдрами, то подводящие меня к самому краю, то уносящие высоко в небеса чувственности.

Когда Герман заскользил быстрее, толчками срывая с губ хриплые крики, я поняла, что падение неизбежно.

И я падала и падала, чувствуя, как влажное влагалище тесными объятиями сжимает увитый венами член. Как тот каменеет внутри меня. Как твердеют мышцы на спине Германа под моими руками, а кожа покрывается испариной.

Толчок. Еще толчок. И так прекрасно ощущение приближающейся эйфории, которое внезапно, совершенно неожиданно меня накрывает как раз в тот момент, когда внутри лона разверзся вулкан, опаляя все горячей лавой.

Мы выли в унисон. Мы сжимали друг другу в объятиях, мы смотрели друг другу в глаза. И мне вдруг стало так страшно, что кто-то может это отнять.

Мне стало так тошно, что я больше не смогу ощутить в своих руках любимого. Обнять его. Поцеловать. И в страхе за зыбкое будущее я сама его поцеловала. Вкладывала в поцелуй всю свою любовь, всю свою благодарность за спасение, за то, что он вот такой у меня есть. Пусть не идеальный, но самый родной.

Какой же я была дурочкой, что не поняла этого раньше.

И позже, гораздо позже, когда Герман ел мою сожженную яичницу, а я ласкала пальчиками ног его голень, думала, что не может быть на свете счастья больше.

— Вкусно? – игриво спросила я.

— Сейчас я меньше всего думаю о вкусе омлета, — улыбнулся он и отодвинул пустую тарелку, потом быстро выпил сок. А затем встал, скинув с себя салфетку.

— Но ты говорил, что голодный?

— Я говорил немного о другом, но поесть не отказался. Потому что мне нужны силы, чтобы наказать тебя

— Наказать, — удивленно вскинула я брови, пока он приблизился ко мне и вклинился между ног, смотря сверху, как настоящий пещерный человек. Вот, вот и схватит за волосы. – Но в чем же я провинилась, мой Герман.

С этими словами я развязала его халат и облизала губы, обнажая перед собой его твердое желание. Я, даже не думая, обхватила его пальчиками и начала растирать влагу на головке. Он снова был чистым, пах гелем для душа, с которым я его тщательно мыла. И поддергивался, словно от нетерпения попасть мне в рот. Но у Германа было на уме кое-что другое.

— Ты же так и не оборвала отношения с тем придурком? — скалится он, словно знал, что я сама напрошусь на наказание. И внизу живота уже начиналась настоящая буря, плеснувшая влагу между ног, когда я начала фантазировать, как он меня будет наказывать. Но меньше всего я ожидала, что он скажет.

— Развернись, я хочу твою попку.

Я испугалась. К такому сексу я не готова, но и ослушаться не могу. Жду, пока он даст мне встать, облизнув пересохшие губы, разворачиваюсь спиной.

— Колено на стул, — хорошо хоть мягкий. – И прогнись.

— Это будет больно?

— Это твое наказание, разве ты не хотела его? — шипит Герман, отдернув мой халат, и шлепает меня по половинке ягодицы. Я вскрикиваю и ощущаю на лепесточках пальцы. Сразу два. Они гладят. Елозят. Ласкают, так нежно, что меня начинает опьянять нежность движений, пока вдруг большой палец на ложится на кнопочку ануса.

— Герман…

— Расслабься, я еще ничего не сделал. Но сделаю… — шепнул он и вдруг укусил за попу. Тут же зализал место укуса и тихонько рассмеялся. – Мне нравится твой страх. Он смешан с возбуждением. А это дает свой особый шарм.