Офицеры - Елена Караваешникова

— Ассистенткой? — усомнился Ставр. — А не возлюбленной?

— Нет. Это ведь была идеальная любовь.

— Почему тогда ты не осталась в Омске и не пришла работать к нему в бригаду, как мечтала? — серьезно спросил Шуракен.

— Он умер.

Шуракен посмотрел на Женю, искренне сочувствуя ей, — девушка потеряла свою первую любовь. Ставр взглянул вопросительно: интуиция подсказывала ему, что смерть героя первого ее романа — это еще не все.

— Значит, он умер, — сказал Ставр. — Но смерть героя была не самым большим твоим разочарованием, ведь так?

Женя вызывающе посмотрела на Ставра:

— Его нашли с любовницей в гараже. Зимой у нас бывают ужасные морозы, и он оставил двигатель машины включенным.

— Бедная Ассоль. Паруса оказались серыми и к тому же в подозрительных пятнах.

— Егор… — В голосе Шуракена прозвучало нешуточное предупреждение.

— Зря я все это рассказала. Только настроение себе испортила. — Женя встала и пошла к избе.

Шуракен молчал, остро переживая обиду Жени. Если бы не Ставр, а кто-нибудь другой позволил бы себе обидеть ее, все было бы совершенно по-другому. Но затевать драку со Ставром Шуракен не мог ни при каких обстоятельствах. Его разрывали противоречи- вые чувства — любовь к женщине и любовь к другу.

— Надо подбросить дров в костер, — сказал Ставр так, словно ничего не произошло. Он сожалел, что обидел друзей, и хотел теперь втянуть Шуракена в разговор, разрядить обстановку.

— Не надо, — не глядя на него, ответил Шуракен. — Уже поздно.

— Ну хорошо, я не прав. Пойду извинюсь Ставр встал и пошел в избу. Шуракен остался сидеть у костра, который уже превратился в кучу тлеющих углей. Он смотрел, и его завораживала игра пламени. Пора было гасить костер, но Шуракен все медлил заливать эту пламенную жизнь водой.

А Женя сидела на табуретке у печи, едва сдерживая злые слезы. Ставр с порога посмотрел на нее виновато и ласково. Затем шагнул к ней и опустился на колени. Возле печи лежал топор. Ставр взял его и подал Жене, положив при этом голову на ее колени. Женя почти с досадой вырвала топор у него из рук — нашел чем играть, дурак! Но вдруг, неожиданно даже для себя самой, подняла его голову и поцеловала в губы.

— Егор…

Шуракен наконец залил костер и пошел в избу. Поднялся по лестнице на веранду, хотел уже войти в комнату, но тут вдруг почувствовал, что за дверью что-то происходит. В тишине, наполненной звуками ночной жизни леса, послышались нежный стон и прерывистое дыхание. Теряя над собой контроль от гнева и обиды, Шуракен сделал шаг вперед и распахнул дверь. Нет, ему не померещилось: Ставр и Женя целовались на лежанке, накрытой медвежьей шкурой.

Шуракен прикрыл дверь. На лбу его выступили капли пота. Казалось, здесь, в избе, под слишком низким для его роста потолком, Шуракену нечем дышать. Он осмотрелся, ища что-то. У окна на грубо сколоченном столе, предназначенном для чистки, ремонта и перезарядки оружия, лежало ружье. Шуракен взял его.

Ставр, словно хребтом почувствовав это движение, оторвался от губ Жени. Он замер, даже не прислушиваясь, а как зверь, всем телом ощущая пространство вокруг себя.

Шуракен вышел из избы и бросился в черную чащу леса.

Женя обняла Ставра и притянула его к себе.

Утром Ставр сидел на крыльце, курил и смотрел, как клубится туман. Он ждал Шуракена. Тот подошел и остановился у крыльца. Они долго молча смотрели друг другу в глаза, ведя мысленный поединок. Наконец Ставр протянул пачку, и Шуракен взял сигарету.

— Я не буду оправдываться, — произнес Ставр.

— На кой хрен мне твои оправдания? Она сама выбрала.

— Все условия договора были соблюдены. Или я должен был получить твое разрешение?

— Да пошел ты…

Женя открыла дверь и осталась стоять на пороге, прислонившись плечом к косяку. Шуракен бросил на нее короткий взгляд; он стыдился выдать свою боль и свою любовь к ней. Так ничего и не сказав, Шуракен вытащил из-под крыльца канистру с горючим для лодочного мотора и пошел к привязанной к мосткам лодке.

— Егор, что происходит? — спросила с тревогой Женя.

— Пора возвращаться в Москву.

Женя села на крыльцо рядом со Ставром. Он обнял ее за плечи. Вдвоем они печально смотрели, как Шуракен идет по мосткам к покачивающейся на спокойной волне лодке. Над водой клубился туман, и казалось, что он идет над кипящей водой.

После возвращения в Москву жизнь снова вошла в наезженную колею. Сашка Гайдамак не делился ни с кем своими переживаниями, боль безответной любви он глушил работой. На его месте обычный человек, не способный справляться со своими эмоциями, впал бы в депрессию, запил, поссорился бы с другом, возненавидел любимую или нашел случайную жертву, на которой начал бы вымещать собственную неудачу. Но Гайдамак был натурой цельной и волевой, а кроме того, он обладал врожденным благородством и чувством справедливости. Он считал, что любовь к Жене — это только его собственная проблема, и он не имеет права превращать свои чувства в проблему для друзей.

Егор оказался самым неподходящим человеком для Жени. Он мог дать ей только интересный секс, игру, приключение. А она хотела тихого счастья в ломе, полном детей. Но Егор вырос в брутальном мире исключительно мужских интересов. После гибели его матери женщины в доме генерала Осоргина появлялись только в роли нянек и домработниц. Но у Егора все же было свое представление о семейной жизни — он точно знал, что не позволит втянуть себя в это тоскливое мероприятие, о котором мечтала Женя. Всего этого она не понимала. Она была еще слишком юной, и любовь была для нее самым главным в жизни.

Несмотря на то что период обучения для Ставра и Шуракена уже завершался, режим занятий и тренировок по-прежнему оставался напряженным. Парни иногда позволяли себе ворчать на Подшибя-кина за то, что Старый Диверсант с присущей ему невыносимой настырностью заставлял их снова и снова повторять то, что они могли уже сделать в любом положении и при любых условиях.

— Повторение необходимо не для заучивания движений, — объяснял Подшибякин, — а для активизации программы боевых действий. Вы не спортсмены. Противник не будет ждать, пока вы разогреетесь и подготовитесь к бою. Вы должны реагировать мгновенно. А программа — она не в мускулах, она в голове.

Подшибякин принялся разворачивать небольшой сверток из синей шерстяной материи; похоже, это был лоскут, отрезанный от старых «олимпийских» штанов. В свертке обнаружился тренировочный нож.

— Я вам покажу один прием из серии тех, что называются приемами последнего шанса. Это на случай, если вас атакуют внезапно с очень короткой дистанции и времени ни на что другое уже просто не будет. Возьми нож, — Подшибякин протянул нож Шуракену. — Бей меня.

Шуракен сделал выпад и попытался ударить Подшибякина безопасным тренировочным ножом в живот, но Подшибякин перехватил его руку за запястье и за локоть, мгновенно вывернул, и нож «воткнулся» Шуракену под сердце. Клинок тренировочного ножа при ударе ушел в рукоятку, а когда Шуракен отвел руку, пружина выбросила его обратно.

— Показываю в рапиде. Бери нож. Наноси удар медленно. — На сей раз Подшибякин работал со скоростью замедленной кинопленки, фиксируя каждую стадию и комментируя свои действия. — Беру в захват. Тяну нож на себя. Сгибаюсь, веду нож параллельно корпусу. Ухожу с директории удара. И переламываю его руку в локте. Вот так. Поняли этот сюжет? Давайте поработаем. Егор, ты нападаешь. Пока медленно. Саня, помни, все просто: захват, тянешь на себя, переступаешь, переламываешь. Это как вальс.

Ставр встал в стойку, готовясь атаковать Шуракена.

В разгар тренировки Подшибякин заметил, что на плацу появился человек в камуфлированных штанах и куртке. На вид около пятидесяти, среднего роста, плотный, с мягкой по-медвежьи походкой, с чуть замедленными, вроде ленивыми, движениями. Крупную, крепко посаженную на немного обвислые тяжелые плечи голову обтягивала черная трикотажная щапка. В руках пришелец держал сидор из все той же камуфляжной ткани.

— Поработайте сами, — приказал Подшибякин и пошел навстречу гостю. — Здорово, Андреич.

Мужчины обнялись. При этом в сидоре гостя недвусмысленно звякнуло.

— Что-то тебя давно видно не было, — сказал Подшибякин.

— А я из командировки сразу в госпиталь на капремонт. Все, Петя, это, похоже, была последняя командировка. Медицина говорит: выработан ресурс организма. А ты молодняк натаскиваешь?

— Да, хорошие ребята.

— Мы тоже были хорошие.

Ставр и Шуракен смотрели на гостя Подшибякина, понимая, что видят человека, который завершает тот путь, который они только начинают.

— Чего заснули? Работайте, — приказал Подшибякин. — Идем, Андреич, посидим у меня.

Парни глядели, как старики уходят. Что-то в них было стоическое, несгибаемое.