Время нас подождёт - Ульяна Орлова

— Ты — Денис? — спросил я.

— Ага.

— А на самолёте прокатишь?

Он засмеялся, а я смутился. Иногда выдам так, сразу, о чём долго думаю и только потом понимаю, что невовремя. Позднее зажигание…

Он, увидев, как я растерялся, перестал смеяться и ответил серьёзно:

— Если погода будет. Прокачу…

— Меня в машинах не укачивает! И нигде не укачивает, я натренированный!

— Это хорошо… Ну что, раздеваться-то будешь? Надя блинов целую гору напекла. Как дорога? Долго ехали? — обратился он к Юре.

— Нормально. Местами пробки, конечно, а в целом — недолго. Два часа, получается.

Я стал расстёгивать куртку. Потом поднял глаза и, снова встретившись взглядом с Денисом, чуть улыбнулся.

Не может быть плохо в доме, где так вкусно пахнет.

Надя оказалась совсем непохожей на Наташу. Ну, разве что чуть-чуть. Быстрая, ловкая, с кудрявыми тёмными волосами, со звонким певучим голосом, тонкими, немного строгими бровями — я даже оробел сперва, когда поздоровался с ней. Вот только глаза у неё были похожие на Наташины — тёплые, внимательные и ласковые, только зелёные, а не голубые.

Квартира у них была маленькая, но уютная. Кухня — потеснее нашей, с большим светлым столом, угловым диванчиком и фотографиями на светло-зеленых обоях. Много фотографий, и все они — разные виды на Землю сверху, наверное, из самолёта. У окон подоконники широкие, на них много цветов. И, что меня поразило, так это плита с гладкой черной поверхностью, без конфорок.

— Это почему она такая?

— Она электрическая, — пояснила Надя. — Вот так зажигается, — я увидел, как на гладкой тёмной поверхности зажёгся красный кружок. — Быстро разогревается, быстро остывает… Керамическое покрытие. А ты что, не видел таких?

— Не-а…

В духовке что-то скворчало, потом оказалось, что это жарилась курица. Как раз такую я очень люблю есть вместе с картошкой…

Пока я с дороги отъедался, Юра расспрашивал Дениса, а тот — Юру о тех событиях, которые произошли в жизни с момента их последней встречи. Надя спрашивала их обоих.

Очень скоро Наде надоело расспрашивать парней, и она перешла ко мне. И — как Наташа, ну точь-в-точь — вот в чём они оказались одинаковыми — как дела в школе? Какие твои любимые уроки? Как закончил четверть? И т. п…. Я сначала терпеливо отвечал, а потом решил перейти в наступление. И стал спрашивать Надю. К тому же курица (вместе с добавкой) была мной съедена, картошка и салатики — тоже, а блинчики высились передо мной золотистой дымящейся горкой — их было много, и съесть их я ещё успею.

— А ты кем работаешь?

— Врачом.

— Ого!

— Ага! — засмеялась Надя. — А ты боишься врачей?

Я пожал плечами: что я, маленький, что ли?!

— А каким ты врачом работаешь? Зубным?

— Нет, детским.

— А правда, что на врачей учатся шесть лет?

— Неправда. Как минимум семь, а то и восемь. А можно и ещё больше, если с аспирантурой.

— А что такое аспирантура? Зачем?

— О, это когда ты хочешь стать очень учёным доктором, писать научные работы и книги и даже открыть свою клинику.

Я покачал головой. Мне пока это не светит.

— А ты как это… пишешь, защищаешь?

— Нет, я пока только ординатуру заканчиваю.

— А это что такое?

— А это врач какой-то определённой специальности.

— Стоматолог?

— Нет, — Надя снова засмеялась, звонко так и необидно. Вообще, я заметил, что она часто смеётся. Несерьёзная девушка. — Что тебе всё стоматологи покоя не дают? Хочешь им быть?

— Нет. Просто это единственный врач, которого я боюсь.

— А… Да. — Надя перестала смеяться. — Пожалуй, не ты один. Я тоже.

— Правда?

— Угу. И чем старше становлюсь, тем страшнее к нему идти.

— Ну да, это бывает… А что такое ординатура?

— Это врач определённого профиля, например — детский хирург, офтальмолог или окулист, лор, невропатолог, логопед, иммунолог… А интернатура — это общего профиля, например врач — педиатр, то есть детский врач.

— А ты какого профиля?

— А я и общего, и узкого, то есть педиатр и невролог. Занимаюсь детишками, которые не могут ходить. Но мне этого маловато, надо бы ещё подучиться…

— Ага, — посмотрел на неё Денис. — Вечный студент. И главное, знаешь, что? — сказал он Юре. — Надя, кажется, хочет охватить все медицинские отрасли.

— Ну и здорово!

— Не все, а только иммунологию и рефлексологию. И все они очень нужны, чтоб нормально работать в этой сфере и ещё чего-нибудь открыть.

Я удивился:

— Дак всё уже давно открыли! Человека уже изучили вдоль и поперёк!

Надя внимательно посмотрела на меня:

— Не всё. Далеко не всё. Строение человека — это вселенная. Строение его организма, это как знаешь… как будто ты землю открываешь… моря, материки, потом города, потом — что на ней растёт, чем люди там промышляют… И знаешь, Мишка, сколько на ней неоткрытых пятен? А теперь представь, что ты не только Землю открываешь, а ещё и другую планету?!

— Да ладно!

— А вот тебе и ладно. Вот скажи, если всё давно открыли, то почему рак не научились лечить?

— Не знаю…

Я об этом как-то не думал. Откуда мне знать? Все мои познания по поводу строения человеческого тела ограничивались тем, что я знал, где находится желудок и сердце. Ну и мозги, конечно же. И всё! Я не знал даже…

— Надя… А в руках и ногах кровь разная течёт или одна и та же?

— Одна и та же, конечно! — улыбнулась Надя.

— А, ну я так и подумал…

Надя встала, налила чаю. А я съел два блинчика с вареньем и понял, что наелся.

— Спасибо, — поблагодарил я её и выбрался из-за стола. — А можно я в комнату пойду?

— Иди, — согласилась она. — Там книжки есть, можешь почитать. Или тебе фильм какой-нибудь включить посмотреть?

— Не, не надо! Я так, посижу просто…

Мне не давала покоя сказочная ёлка — неужели мы тоже такую нарядим у нас дома?!

Свечи оказались электрическими гирляндами. Но всё равно здорово: они были похожи на настоящие: белый парафин, а внутри стеклянной капсулы — рыжий мерцающий огонёк. Некоторые игрушки прицеплялись к еловым веткам, как прищепки, немножко было новых пластмассовых, но большинство — стеклянные. На ветках едва заметными искорками блестели капельки смолы, и колыхался серебристый дождик.

Я присел на корточки. Пальцем дотронулся до нижних веток — они послушно качнулись; качнулись и игрушки…Я посмотрел снизу вверх на ёлку: шарики колыхались среди путаницы хвои и дождика, которые уходили ввысь до самого потолка. Я закрыл глаза и вздохнул полной грудью еловый запах: запах леса, Нового года, семьи и дома. Мне не приходилось ещё так близко и долго сидеть рядом с живой ёлкой — праздничной и нарядной. Но чудилось в этом запахе что-то знакомое, отчего как-то ласково становилось на сердце, что-то похожее на тоску по дому, и в то же время не безысходное — а светлое щемящее чувство. И хорошо было так, в эту самую минуту, чётко осознавать, что ты здесь и вдыхать этот запах, и радоваться наступающим праздникам.

Может, это и есть запах детства?

Новогодней ёлки, сладких булочек и поскрипывающих половиц?

И может, потому люди так любят встречать Новый год, что вспоминают своё детство?

От размышлений меня отвлекли шаги за дверью. Наверное, это Надя. Или Юра с Денисом. Я вдохнул ещё раз поглубже, закашлялся и — обернулся.

Вошли Юра с Денисом, сели на диван. А я выпрямился и, наконец, оглядел всю комнату.

Уютная, просторная. Высокий шкаф, на котором висят круглые часы. На стене — фотографии, напротив дивана — тахта, большой угловой компьютерный стол, на котором — стационарный компьютер. За тоненькими шторками — заснеженные ветки деревьев, окошки — деревянные, а не пластиковые, как у нас. Ёлка, как оказалось, стояла возле закрытого балкона, на котором виднелся велосипед. На полу лежал мягкий узорный ковёр, под диваном стояли чьи-то тапки, в углу возле шкафа я заметил гитару и удивился: кто играет на ней? Над компьютерным столом висели две полочки с книгами, на полочках стояли: шахматы (!), небольшая модель самолёта, кораблик, несколько книжек с разными сложными названиями, которые я не запомнил, но мне показалось, что они — Надины, медицинские, несколько разных необычного вида чайных кружек и небольшой, потёртый, старинного вида, маятник. Стрелки на нём не двигались, он не тикал, лишь золотистый шарик под циферблатом за стеклянными дверками ритмично ходил туда-сюда. Я подошёл поближе, чтоб его разглядеть, и тут мой слух зацепился за разговор Юры и Дениса.

— А где Славка?

Какой Славка, интересно? Мальчишка или их взрослый друг?

— Да на горках с ребятами катается.

Я прислушался.

— Как он? — поинтересовался Юра. — Сто лет его не видел, наверное, сильно вырос?

— Ну подрос, конечно, вытянулся… Серьёзный парень. Они не просто так кататься пошли, — задумчиво пояснил Денис. — Они с малышами гуляют. Тут дело было — семья, шестеро детей, двухкомнатная квартира, отец работает на двух работах, мама в декрете, потому что младшему год. Старшие в институт поступать будут, а остальные — малыши-погодки. В поликлинику не ходят. Вот социальные службы и «забеспокоились». Но они пока не угрожают, просто ходили, проверяли.