Время нас подождёт - Ульяна Орлова

Я молчал.

— А Володька, — продолжал он, — после урока говорит своим: «Кажись, Миха нас не сдал!» Миша! Ты что делал в четверг, когда я не пришёл?

— Ой, Колька, а чего ты не пришёл? Я тебе даже не позвонил, забыл…

— Да у меня горло заболело, и сестра из университета приехала. Все вместе наложилось…

Он замолчал и посмотрел на меня в упор своими серыми бесхитростными глазами: они ждали. А я понял, что если промолчу с минуту, то он отвернётся и уйдет. Или будет между нами что-то уже не так. Оно и так — не так: он какой-то задумчивый и невесёлый. Обиделся, что ли?

— Коль… Тут много всего. В четверг я с ними пошёл. Стоял, ничего не делал, а потом мы от сторожа убегали, и я медальон свой обронил… Пошёл после уроков его искать, а меня сторож поймал и — к директору.

— Дома влетело? — тихо спросил он.

Я помотал головой.

— Что ты! Юра со мной все дни сидит, и не ругался даже… Хотя я ему такое наговорил… — осёкся я и замолчал. Грустно мне стало, как тогда, в тот вечер.

То, что я сказал Кольке, было правдой. С Юрой мы не разговаривали ни о том случае, ни о записи в дневнике. И это не давало мне покоя — и вина перед ним, и ожидание этого разговора, мне казалось, что между нами есть неловкость, которая не дает поговорить «по душам» — открыто и до конца. Но как разговаривать об этом я не знал — мне было стыдно, и я боялся ненароком выдать Володькиных ребят.

Колька сказал:

— Они больше туда не ходят.

А глаза у него спрашивали: «А ты с ними будешь, да?»

— Я не пойду больше с ними, — ответил я и встрепенулся, — ой, а как они узнали, что я у директора был?

— Не знаю, — грустно отозвался Колька. — Наверное, видели…Да, точно! — вспомнил он. — У них же только и разговоров было, почему ты не пришёл — типа ты проболтался и в школу побоялся идти! Саня видел, как тебя сторож поймал, он Володьке рассказал, а тот — всем остальным.

— Я им ничего не говорил. И Володьке можешь передать, чтоб не волновался зря.

Мы помолчали. За окном дворник лопатой разгребал снег.

— Хороший у тебя папа, — вздохнул Колька.

Я не успел ему ничего ответить, потому что у него в кармане зазвонил телефон. А хотелось: и про Наташку рассказать, про её малыша, про мои слова, про сон и про маму… Так хотелось, что я чуть было не крикнул: «Постой!», когда он прощался со мной, и вежливо отвечал Юриной маме, что он не хочет обедать. Но я почему-то тоже ему ответил:

— Пока! Ты заходи ещё, Колька!

— Ага, — ответил он.

Но больше почему-то не приходил. Неужели обиделся?!

В среду на контрольную я не пришёл. А просидел дома до воскресения и вечером в субботу понял, что дома так долго я сидеть не могу! Хоть я никогда не болел так, чтоб со мной проводили столько времени и заботились обо мне, и пекли мне пирожки с повидлом и оладушки, а всё же, видать, не может человек столько времени жить без дела. И я спросил у Юры:

— Возьмешь меня завтра в храм? Юр, ну пожалуйста!.. А то я сам убегу туда!

Видимо в моих глазах была такая отчаянная мольба, что Юра молча кивнул.

А потом мы смотрели фильм «Сердца трех» и пили чай с сухариками и ирисками. Наташа с нами сидела, кот урчал у Юрки на коленях, и за окном в тёмно-синем небе проглядывались крошечные две звёздочки, а от моей белой чашки поднимался пар, и пахло так вкусно свежим хлебушком и вареньем, что мне стало так хорошо и тихо внутри, будто впереди меня ждёт какая-то неведомая добрая сказка, как в новогоднюю ночь.

— Юр, — позвал я. — А у тебя есть сейчас друзья?

— Есть, Миша.

— А вот чтоб такие? — я кивнул на экран компьютера, где мелькали лошади, и Фрэнсис с Генри уходили от погони.

— Какие? — поинтересовался Юра.

— Ну, вот такие! Настоящие!

— Есть.

— А помнишь, ты про Дениса рассказывал, что он в детстве был твоим другом? Где он сейчас?

— Да тут недалеко, в трёх часах езды. Я хотел тебя с ним познакомить, да ты заболел. Он работает лётчиком-испытателем…

— … И ты молчал?!!

Глава 16.

Предновогоднее путешествие.

Юра очень хотел, чтоб в гости к его другу нас отвёз Валерий Алексеевич на своей машине. Но всё оказалось иначе. Юра забрал из ремонта свою машину — старенькие «Жигули», а Валерий Алексеевич срочно уехал по работе и подвезти нас не мог. Поэтому я и Юра поехали на его (нашей!) машине.

… Близился Новый год. Вчера нас отпустили на каникулы, поставив мне за математику четверку, а за русский «троечку с натяжкой». Полугодовую по математике я написал после уроков, быстро и без особых усилий — не зря во время моего карантина мы занимались, да и вообще, задачки для меня были делом нехитрым. А вот с русским, конечно, у меня проблемы, и наша классная, она же — учительница по русскому, поставив мне тройку, надавала на каникулы целое море заданий. На радостях я пообещал перевыполнить норму, тетрадку быстренько запихнул в рюкзак и так же быстро забыл про неё — каникулы же!

Новый год светился в мягко падающих снежинках, в гирляндах на магазинных витринах, в ледовом городке на главной площади, в мягком и сладком запахе пряников в булочной на углу проспекта Мира, украшенного разноцветными иллюминациями. Вдобавок, к радости ребят, за прошлую неделю выпало много снега, и на окраине города раскатали и залили высокие горки. С таких «летать» на снегокате — ух, как здорово! Прямо после уроков мы с Колькой наведались туда, захватив с собой его снегокат, налетались всласть, что я даже затосковал: свой захотелось. Наташа, увидев меня в дверях, руками всплеснула:

— Мишка! Ох, где ж ты так извалялся?! Ведь опять же заболеешь!

Я помотал головой и устало опустился на табуретку в коридоре. Сил раздеваться уже не было. Но Наташа не оценила моего довольно-устало-задумчивого состояния и очень строго велела снимать с себя это «снеговое обледеневшее облачение».

И отправила меня в ванную, отогреваться. Отогревался я на совесть: купаться я люблю!

А потом пришёл Юрка. И мы вместе сели ужинать.

— Ну как, пятёрок много принёс? — поинтересовался он.

— Не-а, только по труду. По остальным — четверки, по физре и русскому — тройки.

— А по физкультуре-то почему тройка? — удивился Юра.

Я пожал плечами.

— Ну, какой из меня атлет?! Мы челночный бег сдавали, а у меня освобождение… А до этого прыгали через планочку, так она у меня за штаны всё цеплялась и цеплялась… Зачем только прыгаем?

Наташа хихикнула:

— Увалень ты, а не атлет.

Я нахмурился.

— А сама-то попробуй, прыгни! Там даже девчонки заваливались! Некоторые вообще… как пингвинихи!

Наташа вздохнула уже серьёзно и миролюбиво:

— Куда мне?.. Но в твои годы я была второй! Правда, челночные беги мне тоже не нравились.

— Вот-вот, мотаешься как обезьянка в питомнике — туда-сюда, — буркнул я, встал и налил себе ещё чаю.

— Юр, — позвала Наташа, — эти два брата-акробата носились сегодня на горках и пришли все мокрые и снежные. Я боюсь, что он опять заболеет и все каникулы проторчит дома…

— Не проторчу! — возмутился я. — Мы же не замерзли! И вообще, с чего ты взяла, что на горках?!

Наташа хитро прищурилась:

— Да вашего брата сразу видно, где он пропадал. Скажешь, нет? В сугробы ныряли?

Я решил не отвечать ничего. Юра молча поглощал суп, а когда тарелка стала пустой, посмотрел на нас, подмигнул мне и сказал Наташе:

— Не заболеет. Да, Миш?

— Не, не заболею. От радости не болеют.

— Ну раз так… Добавлю тебе радости. — Юра, крякнув, убрал тарелку и, усевшись снова за стол, подвинул себе мисочку с вареньем и пирожки. — В гости поедем?

Я подскочил.

— Куда?!

— К Диньке, что ли? — спросила Наташа. — Ой, я тоже хочу!

— К нему… А кто вчера полночи сидел за заказами, а?

— Ну… — смутилась Наташа. — Новый год ведь. Съёмок много… Да ладно, ладно, поезжайте, я дома отдохну.

— К Диньке, это к Денису?.. Ура-а! — обрадовался я и уже тихонько спросил. — А он на самолёте может прокатить?

— Ой, этого, Мишка, я не знаю. Ты у него сам спросишь.

— А когда поедем?

— Если ты не против — завтра утром.

Как я мог быть против?! На радостях взялся перемыть всю посуду, нечаянно разбил стакан, обрызгался водой — пока отмывал кастрюлю, и наступил Мурзику на хвост. Кот завопил, я ойкнул, извинился, наковырял ему рыбных котлеток — чтоб он меня простил, а когда он с ними быстренько справился, — то, взяв на руки, отнёс в комнату и, плюхнувшись на свой диван, принялся его наглаживать. Он сразу заурчал, пригрелся, а я стал засыпать под довольное его мурлыканье.

Утром Юра сказал:

— Мишка, ехать долго, поэтому бери с собой еды.

Я взял вчерашних пирожков, и мы поехали.

Первый раз на машине! Стекла слегка запотели и покрылись мелкой испариной, пахло бензином, грела печка, гудел мотор, а я разглядывал город из окошек наших стареньких «жигулей» и радовался. Одно лишь огорчало меня — жаль, что нельзя было ехать на переднем сиденье — рано ещё. Но всё равно было здорово.

За городом мы немножко постояли в пробках, а потом выскочили на трассу. Тут мне стало немножко не по себе: машины неслись бешеным потоком, обгоняя друг друга, но Юра вёл машину уверенно, изредка поглядывая на меня в зеркало заднего вида, и, встретившись с его спокойным внимательным взглядом, я успокоился. Всё же многие, очень многие ездят сейчас на машинах, и лишь некоторые из них — разбиваются…