Репродуктор - Дмитрий Захаров

Марина вздохнула, вспомнив магазинчик при Втором канале.

— Дайте мне колбасу, — сказала она продавщице, — вон ту, которая поменьше.

Еще запаслась кабачковой икрой, помидорами и яйцами, четвертью хлеба и тремя печеными пирожками с луком и яйцом — их очень любит Собака.

Из магазина Марина вывернула не на проспект Матерей, а на тихую улочку Подводников — так можно немного срезать. Сегодня, правда, здесь было настолько темно, что собственные ноги удавалось различить с трудом, приходилось идти очень медленно. Марина поглядывала на ясное звездное небо и меланхолично размышляла над перспективами работы на «Позывном». Фима права: никто ее не уволит. А если ввязаться в эту гребаную премию, могут даже и поощрить. Спокойнее, впрочем, не становилось. Казалось даже, уволь ее Абазов, это пошло бы и ей, и мирозданию только на пользу.

Уже около подъезда Марина с удивлением обнаружила мину из прошлого. Почти уткнувшись скругленным иностранным носом в стену, здесь стояла старая синяя «японка». Когда-то у них с Лешкой был в точь-в-точь такой же раритетный автохлам. А может, у него эта машина и сейчас есть? Нет, вроде бы продал. Марина подумала, что странно вспоминать о Лешке после почти полугодичного его отсутствия в жизни. И тем не менее приходится.

Аля

Психолог — аккуратная сухонькая тетенька лет пятидесяти в огромных толстых очках — подалась навстречу Але и даже пожала ей руку, когда посетительница замешкалась на пороге.

— Проходите и садитесь, — улыбнулась она, демонстрируя ровные вставные зубы. — Алина Ильдаровна, я ничего не путаю?

— Да, — кивнула Аля, — все правильно. Она двинулась к креслу под стойкой с цветочными горшками, из которых свешивались мясистые лианы.

— Меня зовут Марианна Андреевна, — представилась тетенька, усаживаясь в другое кресло. Она перелистнула страницу блокнота и сразу что-то пометила. — У вас это тюркское имя и отчество?

— Ну да, папа наполовину татарин и…

— Алина, давайте будем отвечать коротко и по существу, хорошо? — сверкнула мгновенной улыбкой психологиня. — Сестры-братья есть?

— Сестра и брат. Младшая и старший.

— У вас в детстве не возникало желания причинить вред своей сестре или родителям?

Аля удивленно посмотрела на Марианну Андреевну:

— То есть как — вред?

— Ну выколоть глаз или, например, отрезать палец.

Алю передернуло. Видение отрезанных пальцев, валяющихся в лужах крови, моментально вызвало у нее тошноту.

— Что вы говорите, — сказала она, сморщившись. — Что, правда тест такой?

— Угу, — покивала своим мыслям Марианна Андреевна, — отрицаете. Это вполне нормально.

— Подождите, — пробормотала Аля, — я не совсем…

— Так, — перебила ее хозяйка кабинета, — а в школьном возрасте вы не пытались проводить запрещенные химические опыты? Может быть, вам хотелось плеснуть кислотой в кого-то из учителей?

— Не было никаких запрещенных опытов.

— Отрицает, — снова покивала психолог. — Стыдились ли вы в подростковом возрасте своего пола? Хотелось ли вам избавиться от своих половых органов и пришить мужские?

— Что за бред… — уже ничего не понимая, прошептала Аля.

— Отрицает, — в очередной раз повторила Марина Андреевна.

Але вдруг показалось, что в постоянной улыбке психолога, ее регулярных кивках болванчика и вообще в манере держаться есть нечто клоунское. Какой-то балаган, подумала она. Просто какой-то тошнотворный балаган.

— Испытываете ли вы навязчивое желание прикасаться к животным, ласкать их? Предпочитаете ли их людям?

— Да перестаньте уже! — выкрикнула Аля. Она вскочила со стула и бросилась к двери. — Кто вам дал право издеваться?! Почему вы… — она задохнулась слезами.

— Угу, — снова что-то пометила в блокноте Марианна Андреевна, — будете убегать от проблем или все же попытаетесь честно ответить? — поинтересовалась она, по-прежнему мило улыбаясь.

Аля вылетела из кабинета и едва не врезалась в Виолетку.

— Ты чего с ума сходишь! — зашипела та, но Аля схватила ее за руку и с силой потащила по коридору. Слезы текли по щекам, но она даже не думала их утирать. Ей казалось, что главное — убежать подальше от этого мерзкого кабинета…

Под вечер Марта собрала весь сектор, закрыла входные двери и потребовала отключить оба телефона. Девчонки поначалу расселись по своим местам, но Марта сказала, что надо бы в какое-то подобие полукруга. Долго переставляли стулья.

— Стоит кое-что пояснить, — начала Марта, когда сектор все же расселся. — У нас возникла проблема, суть которой вам утром уже изложили. Есть правила, и есть их нарушение. Есть человек, и есть подразделение, на которое тоже ложится ответственность.

— А при чем тут подразделение? — спросила Наташка. — Что за дикость?

Марта покачала головой.

— Не дикость, а дисциплина. Поскольку мы, — она спародировала тон Варвары, — помогли сформировать «вызовы корпоративной культуре», то должны все пострадать.

— Нам теперь что, придется пройти через психотест? — услышала Аля голос Любки Баранович.

— Да, — признала Марта, — и премию тоже высчитают. Варвара уже служебку наверх написала.

Тут поднялся гвалт. Кричали, требовали составить коллективное письмо и сходить поговорить с Самербековым. Кто-то предлагал выступить от имени сектора с осуждением истории с медведями. Любка уверяла, что следует наказать только того, кто виноват. Ее поддержали и другие. Они даже в какой-то момент стали выступать по очереди.

— Аля, ты, конечно, извини, — говорила Дарьяна, — но притаскивать эти вещи сюда… Я не знаю, кем это надо быть.

— Вот-вот, — Сашка Васильева вещала, нарочно смотря в сторону, — и себя подставила, и весь сектор теперь будут гнобить. Ты о чем думала, манька?

Але хотелось куда-нибудь заползти и сдохнуть. А девчонки все продолжали и продолжали. Сволочь Светка вообще принялась вспоминать какие-то опоздания, неумение общаться с коллегами, стала утверждать, что, уходя, Аля никогда не выключает офисную технику…

Светку никто и не думал одергивать. А промолчала только Марта. Не меняя позы и сосредоточенного выражения лица, она выслушала все, что нес сектор. Иногда принималась оглаживать блузу, хотя никакой нужды в этом не было, пару раз начинала массировать двумя пальцами висок. Но — нет, сама не сказала ни слова. В конце разбора она ушла за свою «висюлечную» шторку, а вернулась уже с отпечатанным бланком заявления.

Але оставалось только поставить подпись.

— Как ты? — спросила Ирка с порога, еще даже не поставив на пол цветастый пакет. Она пристально разглядывала бледную Алю, укутанную в толстый халат, и осталась не очень довольна увиденным.

— Нормально, — махнула рукой Аля и ушла в комнату.

Она легла на диван, чуть поправив подушку и слышала, как подруга шумно снимает сапоги, ругаясь на неудобный каблук. Как уходит на кухню — наверное, мыть что-то из принесенных гостинцев. Как хлопает там дверцей морозилки и шкафчиками над плитой — проверяет запасы съестного. Наконец Ирка появилась в комнате с тарелкой, на которой лежали маленькие зеленые яблоки и зазубренный ножик.

— Тебе почистить или с кожурой будешь? — спросила она Алю, снова внимательно ее разглядывая.

— Да я пока не хочу. Поставь, если нужно будет, сама почищу.

Ирка сходила на кухню за табуреткой, поставила ее у Алиной кровати, сверху шлепнула тарелку. Сама устроилась на ковре, поджав ноги.

— Ну ты даешь, — сказала она, вздыхая, — зачем в обмороки-то падаешь? Да еще два раза подряд, — Ирка помотала головой и выдавила из себя улыбку. — Придумаешь тоже.

Аля хмыкнула и постаралась хитро подмигнуть.

— Так получилось, Ириш, извиняй.

— А врач был?

— Мама была. Померила давление, глаза посмотрела и сказала, ерунда. Просто стресс.

На самом деле Алина мама, работавшая в Третьей городской педиатром, тиранила дочь все полтора часа. Сначала вручила двухлитровую банку с облепиховым морсом, в бутылке с водой развела какой-то «коралловый» кальций и наказала пить через каждые тридцать минут. На ноги положила теплое зимнее одеяло, прочитала длинную лекцию о вреде волнений и только после этого сама чуть успокоилась.

— Произвол и безобразие, — выразила она свое отношение к событиям в департаменте и пообещала так этого не оставить. Мама не задала ни одного вопроса, но оказалась уже в курсе всего — очевидно, с ней связался кто-то из девчонок.

— Успокойся, твое увольнение мы оспорим, я свяжусь со Славой, — сказала она, похлопывая Алю по руке. — А некоторые еще очень пожалеют, что доводят людей до такого состояния!

Мать то успокаивала Алю, параллельно вспоминая забавные истории из своей практики, то вдруг начинала мягко ее стыдить за слишком эмоциональную реакцию на «диких людей».