Личность преступника - Владимир Эминов

На первое место выступают полное пренебрежение личностью и насилие как способ решения любых проблем. Статистика свидетельствует о том, что каждое третье умышленное убийство было связано с желанием преступника как можно более унизить свою жертву, с издевательством над потерпевшим.

Как уже указывалось, преступникам, совершающим убийства, особенно присущи импульсивность, ригидность, застреваемость аффективных переживаний, подозрительность, злопамятность, повышенная чувствительность в межличностных отношениях. Эти данные можно интерпретировать как длительное разрушение отношений со средой, которая начинает выступать в качестве враждебной, разрушительной силы, несущей угрозу для данного человека.[41] Если у них сохранилась семья, то и в ней подобные лица чувствуют себя чужими, создавая невыносимую обстановку постоянных ссор и конфликтов.

Враждебность и агрессивность как стереотипы поведения характерны также для грабителей и разбойников. Они тоже отчуждены от «большого общества» и его ценностей. Но насилие в отношении потерпевших у них сочетается с корыстными мотивами; оно является не самоцелью, а имеет «инструментальный» характер.

В 1990-е гг. с достаточной полнотой были проанализированы субкультура и психология лиц, склонных к сексуальным преступлениям. Очень многие черты объединяют их с другими категориями насильственных преступников, упомянутых выше. Стереотипы их поведения тоже сводятся к физическому насилию и доминированию над другими людьми, в данном случае – над женщинами. Собственные желания и чувства рассматриваются как подлежащие безусловному удовлетворению. Для них характерны полное неуважение к женщинам, примитивизм и цинизм во взглядах на половые отношения, разнузданность, не признающая никаких преград на пути к удовлетворению полового влечения; ее некоторые из насильников даже расценивают как элемент «ультрасовременности».[42]

К сожалению, речь идет не только об одиночках, но и о группах молодых людей с такой субкультурой. В них участвуют и девочки, вступающие в половые связи уже с 12–13 лет. В нормы поведения таких групп входит грубое принуждение несовершеннолетних девочек к половым актам, причем в случаях отказа последние рискуют быть избитыми и стать объектами издевательств. В этих группах есть и так называемые общие девочки – забитые, униженные, презираемые подростки, переходящие из рук в руки, иногда в течение одного вечера. При этом их согласия, естественно, никто не спрашивает. [43]

На сексуальной почве, как известно, нередко совершаются серийные убийства; многие из этих преступников страдают психическими заболеваниями. [44]

Особые элементы преступной субкультуры наблюдаются среди женщин-преступниц. Эта категория, конечно, неоднородна; разнообразны и совершаемые преступления. Вместе с тем можно отметить следующие отличия от поведения преступников-мужчин. Женщины гораздо более импульсивны и эмоциональны: психологические травмы, связанные с производственными или семейными конфликтами, разводами, неустроенностью личной жизни, могут носить у них затяжной и глубокий характер. Они чаще оценивают жизненные ситуации как угрожающие и даже критические для них и их близких. Поэтому противоправные действия нередко носят защитный характер и имеют целью оградить себя или свою семью.

Несколько иными особенностями отличаются нравы тех женщин, кто стал на путь проституции. Исходная ситуация обычно та же самая – жизненная неустроенность. Но выход из нее они находят не в труде и не в замужестве и даже не в преступлениях, например совершении краж или вступлении в преступное сообщество, а в продаже самих себя. Недостижимость желаемого образа жизни «порождает у некоторых ощущение того, что они находятся за бортом настоящей жизни, в лучшем случае – на ее обочине», а это ведет на панель. Общее для проституток – полное отсутствие духовных запросов, да и интеллектуальной жизни вообще. Психологическое тестирование некоторых из них выявило такие черты личности, как жадность, черствость, грубость, цинизм, чрезмерная озабоченность материальными проблемами и общая незрелость. «Неуверенность в себе компенсируется эгоцентризмом и агрессивностью, которые, в сущности, выполняют защитительные функции».[45]

Наиболее опустившаяся часть преступной среды – наркоманы, алкоголики, лица без определенных занятий и места жительства. Не занимаясь никаким трудом и не имея постоянных средств к существованию, эти люди от случая к случаю совершают кражи, нападают на прохожих с целью даже мелкого ограбления, пытаются шантажировать уличных торговцев, попрошайничают и оказывают небольшие услуги преступным группам. Дезадаптация и отчуждение подобных лиц стремительно прогрессируют при наступлении таких поводов, как распад семьи, уход от родителей, переезд на жительство в другой регион, перемена длительного рода занятий (например, увольнение из армии), а также освобождение из мест лишения свободы. Иными словами, их «скатывание» имеет место тогда, когда значительно ослабляется или вообще перестает действовать привычный, но достаточно жесткий социальный контроль. Здесь наблюдается внешне противоречивая картина: многие из них стремятся избавиться от такого контроля, но, обретая «свободу», в силу своей общей неприспособленности к жизни, весьма слабых адаптационных возможностей быстро деградируют… Некоторые из них осознают это, но не находят в себе сил изменить ставший привычным образ жизни.[46]

Эти наблюдения, относящиеся к концу 1980-х гг., в полной мере отвечают и сегодняшней ситуации. Характерными чертами субкультуры «дна» общественной жизни являются инертность; безразличие и к себе, и к другим людям; способность из-за незначительной выгоды пойти на любые преступления, а также неверность своему слову, постоянное невыполнение своих обязательств даже перед сотоварищами; готовность бросить или «сдать» их, как только меняется ситуация. «Бедность ролевой структуры, освобождение от обязанностей и связанных с ними функций приводит к сужению личностных свойств, оскудению духовного мира».[47] Основной сферой повседневного общения таких личностей являются неформальные малые группы, состоящие из таких же алкоголиков, наркоманов, проституток и лиц без определенных занятий.

В настоящее время наиболее значимыми носителями преступной субкультуры являются представители профессионального корыстного криминалитета, составляющего большую часть преступной среды. «Проникновение отдельных элементов преступной субкультуры в сознание и поведение законопослушных граждан, их тиражирование в рамках социальных институтов гражданского общества, политики и т. п. свидетельствуют об изменении культурных установок самого социума… Это тревожный показатель, отражающий в целом формирование “смягченной” позиции общества в отношении преступного мира». [48]

Краткий обзор субкультуры преступного мира можно завершить оценками отношения этих лиц к праву и его предписаниям. Как отмечали советские авторы еще в 1980-е гг., у правонарушителей в отличие от законопослушных граждан в качестве стимулов воздержания от совершения преступления «выступают преимущественно внешние детерминанты, система правового контроля, а не факторы внутренней регуляции, которая служит наиболее надежной основой правомерного поведения».[49] Иначе говоря, если что и сдерживает представителей преступной среды от совершения конкретного преступления в данный момент – это только боязнь разоблачения и наказания, а отнюдь не правовые или моральные предписания. Эта констатация верна и сегодня с той лишь разницей, что преступники кризисного общества еще меньше стали опасаться активности правоохранительных органов в силу достаточно известных причин: низкая раскрываемость преступлений, коррупция в правовой системе, слабая профессиональная подготовка сотрудников МВД, следователей и прокуроров и, как следствие, безнаказанность даже самых громких преступлений, совершенных в последние годы. Полное пренебрежение к праву породило даже такую формулу, как «жить по понятиям».

«“Понятия” и “воровской закон”, – пишут современные исследователи, – это набор вполне определенных правил, противостоящих “беспределу” и структурирующих общественное бытие. В конечном счете “воровской закон” – это биологическая справедливость, кодифицированный социальный дарвинизм в действии, эффективно регламентирующий права хищника и жертвы, слабого и сильного, при безусловном признании права силы. При этом права “слабых” ничтожны, но не равны нулю, а права “сильных” огромны и общеизвестны. В стране, откровенно и последовательно живущей “по понятиям”… вообще не возникает необходимости заниматься экономикой и политикой. Патерналистские инстинкты, психологические стереотипы массовой безответственности, социальная пассивность, укорененность “понятий” как общепризнанного инструмента урегулирования противоречий – все это создает объективную основу для того, чтобы словосочетание “криминальный режим” превратилось из ругательства в констатацию».[50] Как видно из сказанного, преступная субкультура – не экзотический элемент современных нравов, а опасное социально-психологическое явление, способное самым отрицательным образом воздействовать на многие стороны общественной жизни.