Охота на Сталина, охота на Гитлера. Тайная борьба спецслужб - Борис Соколов

После нападения Германии на Советский Союз Каудерсу был поручен сбор информации от основных информаторов в России, костяк которых составила туркуловская агентура. Немцы снабдили их радиостанциями и прочим снаряжением и наладили регулярное поступление нужных сведений. В конце 1941 года Каудерс переместился в столицу Болгарии Софию, где и возглавил радиопост абвера, получавший радиограммы от агентов в СССР. А вот кто были эти агенты, равно как и послевоенная судьба Каудерса, – не выяснено до сих пор.

Несколько иную, чем в мемуарах Шелленберга и Гелена или в работах Кукриджа и Уайтинга, картину состояния немецкой агентуры в СССР в военные годы рисует в своей книге «Разведка и Кремль» уже знакомый нам Павел Судоплатов, в военное лихолетье возглавлявший разведывательно-диверсионное Четвертое управление НКВД, а потом – НКГБ. Павел Анатольевич был причастен к организации ряда радиоигр, которые проводила советская сторона с немцами. По его утверждению, почти все донесения, которые обильно цитируют в трудах, посвященных успехам абвера и ФХО, на самом деле были дезинформацией, подготовленной в Генштабе Красной Армии и НКВД. Наиболее крупной игрой была операция «Монастырь». Чекисты имитировали существование подпольной антисоветской организации прогерманской ориентации, чтобы выявить немецкую агентуру в нашей стране.

Тут стоит дать слово Судоплатову, одному из руководителей операции «Монастырь». Давай, читатель, терпеливо выслушаем его подробный рассказ об одной из самых крупных в годы войны операций чекистов:

«… Мы решили использовать в качестве приманки некоего Глебова, бывшего предводителя дворянского собрания Нижнего Новгорода. К тому времени Глебову было уже за семьдесят. Этот человек пользовался известностью в кругах бывшей аристократии: именно он приветствовал в Костроме в 1913 году царскую семью по случаю торжественного празднования 300-летия Дома Романовых. Жена Глебова была своим человеком при дворе последней российской императрицы Александры Федоровны. Словом, из всех оставшихся в живых представителей русской знати Глебов показался нам наилучшей кандидатурой. В июле 1941 года он, почти нищий, ютился в Новодевичьем монастыре (отсюда и название операции – «Монастырь». – Б. С.)…

Наш план состоял в том, чтобы Глебов и второй человек, также знатного рода (это был наш агент), заручились доверием немцев. Наш агент – Александр Демьянов (Гейне) и его жена, тоже агент НКВД, посетили церковь Новодевичьего монастыря под предлогом получить благословение перед отправкой Александра на фронт в кавалерийскую часть. Большинство служителей монастыря были тайными осведомителями НКВД. Во время посещения церкви Демьянова познакомили с Глебовым. Между ними завязались сердечные отношения; Демьянов проявлял жадный интерес к истории России, а у Глебова была ностальгия по прошлым временам. Глебов дорожил обществом своего нового друга, а тот стал приводить на встречи с ним других людей, симпатизировавших Глебову и жаждавших с ним познакомиться. Это были либо доверенные лица НКВД, либо оперативные сотрудники…

Александр Демьянов действительно принадлежал к знатному роду: его прадед Головатый был первым атаманом кубанского казачества, а отец, офицер царской армии, пал смертью храбрых в 1915 году. Дядя Демьянова, младший брат его отца, был начальником контрразведки белогвардейцев на Северном Кавказе. Схваченный чекистами, он скончался от тифа по пути в Москву. Мать Александра, выпускница Бестужевских курсов, признанная красавица в Санкт-Петербурге, пользовалась широкой известностью в аристократических кругах бывшей столицы. Она получила и отвергла несколько приглашений эмигрировать во Францию. Ее лично знал генерал Улагай, один из лидеров белогвардейской эмиграции, активно сотрудничавший с немцами с 1941 по 1945 год. (Тут генерал-чекист несколько ошибся и в датах и в фактах. С. Г. Улагай, после того как покинул родину, служил в албанской армии и если с кем и сотрудничал, так это с итальянцами, оккупировавшими Албанию. В этой стране он тихо и мирно скончался в апреле 1944 года, не имея, разумеется, физической возможности продолжать сотрудничество с немцами до 1945года. – Б. С.). Детство самого Александра было омрачено картинами террора – как белого, так и красного, которые ему пришлось наблюдать во время гражданской войны, когда его дядя сражался под командованием Улагая.

После того как мать отказалась эмигрировать, они возвратились в Петроград, где Демьянов работал электриком: его исключили из Политехнического, куда он поступил, умолчав освоем прошлом (получить высшее техническое образование ему в то время было невозможно из – за непролетарского происхождения). В 1929 году ГПУ Ленинграда по доносу его друга Терновского арестовало Александра за незаконное хранение оружия и антисоветскую пропаганду. На самом деле пистолет был подброшен. В результате проведенной акции Александр был принужден к негласному сотрудничеству с ГПУ. Благодаря происхождению его нацелили на разработку связей оставшихся в СССР дворян с зарубежной белой эмиграцией и пресечение терактов. Кстати, в 1927 году Александр был свидетелем взрыва Дома политпросвещения белыми террористами в Ленинграде. Александр стал работать на нас, используя семейные связи.

Вскоре его перевели в Москву, где он получил место инженера-электрика на Мосфильме. В ту пору культурная жизнь столицы сосредоточилась вокруг киностудии. Приятная внешность и благородные манеры позволили Демьянову войти в компанию киноактеров, писателей, драматургов и поэтов. Свою комнату в коммунальной квартире в центре Москвы он делил с одним актером МХАТ. Нам удалось устроить довольно редкую по тем временам вещь: отныне в Манеже у него была своя лошадь! Естественно, что это обстоятельство расширило его контакты с дипломатами. Александр дружил с известным советским режиссером Михаилом Роммом и другими видными деятелями культуры. НКВД позволял элитной группе художественной интеллигенции и представителям бывшей аристократии вести светский образ жизни, ни в чем их не ограничивая, но часть этих людей была завербована, а за остальными велось тщательное наблюдение, с тем чтобы использовать в будущем в случае надобности…

Появление Демьянова в обществе актеров, писателей и режиссеров было столь естественным, что ему легко удавалось заводить нужные связи. Он никогда не скрывал своего происхождения, и это можно было без труда прове-рить в эмигрантских кругах Парижа, Берлина и Белграда. В конце концов Демьяновым стали всерьез интересоваться сотрудники немецкого посольства и абвер.

В канун войны Александр сообщил, что сотрудник торгового представительства Германии в Москве как бы вскользь упомянул несколько фамилий людей, близких к семье Демьяновых до революции. Проинструктированный соответствующим образом… Демьянов не проявил к словам немца никакого интереса: речь шла о явной попытке начать его вербовку, а в этих случаях не следовало показывать излишнюю заинтересованность. Возможно, с этого момента он фигурировал в оперативных учетах немецкой разведки под каким-то кодовым именем. Позднее, как видно из воспоминаний Гелена, шефа разведки генштаба сухопутных войск, ему было присвоено имя Макс. (Вот тут Судоплатов либо ошибается, либо сознательно передергивает факты: ведь Гелен в своих мемуарах ясно пишет, что имя «Макс» было присвоено не какому-то конкретному агенту, а целой серии агентов – резидентуре, руководимой Каудерсом. – Б. С.).

Первый контакт с немецкой разведкой в Москве коренным образом изменил его судьбу: отныне в его агентурном деле появилась специальная пометка… Это означало, что в случае войны с немцами Демьянов мог стать одной из главных фигур, которой заинтересуются немецкие спецслужбы. К началу войны агентурный стаж Александра насчитывал почти десять лет. Причем речь шла о серьезных контрразведывательных операциях, когда ему приходилось контактировать с людьми, не думавшими скрывать своих антисоветских убеждений. В самом начале войны Александр записался добровольцем в кавалерийскую часть, но ему была уготована другая судьба: он стал одним из наиболее ценных агентов, переданных в мое распоряжение для выполнения спецзаданий. В июле 1941 года Горлинский, начальник Секретно-политического управления НКВД, и я обратились к Берии за разрешением использовать Демьянова вместе с Глебовым для проведения в тылу противника операции «Монастырь». Для придания достоверности операции «Монастырь» в ней были задействованы поэт Садовский, скульптор Сидоров, которые в свое время учились в Германии и были известны немецким спецслужбам, их квартиры в Москве использовались для конспиративных связей.

… Наш замысел сводился к тому, чтобы создать активную прогерманскую подпольную организацию «Престол», которая могла бы предложить немецкому верховному командованию свою помощь при условии, что ее руководители получат соответствующие посты в новой, антибольшевистской администрации на захваченной территории. Мы надеялись таким образом выявить немецких агентов и проникнуть в разведсеть немцев в Советском Союзе. Агентурные дела «Престол» и «Монастырь» быстро разбухали, превращаясь в многотомные. Несмотря на то, что эти операции были инициированы и одобрены Берией, Меркуловым, Богданом Кобуловым и другими, впоследствии репрессированными высокопоставленными сотрудниками органов госбезопасности, они остаются классическим примером работы высокого уровня профессионализма, вошли в учебники и преподаются, разумеется, без ссылок на действительные имена задействованных в этой операции агентов и оперативных работников…