Пуля с Кавказа - Николай Свечин

– На покрошение!

Мгновенно станичники бросились к доске и, под смех староверов, расхватали остаток махорки. Через минуту весь двор заволокло крепким дымом самосада. Лыков с сыном хозяина подбивал счёты. За барана, зелень, сыр и вареники аварец запросил шесть рублей, а получил четыре с полтиной. И остался весьма этим доволен… Сыграли аппель[59]. Терцы уложили вещи, вывели и оседлали коней, нагрузили вьюками ослов. Когда колонна выходила со двора, Лыков увидел в окне третьего этажа лицо хозяина. Бывший шамилевский пятисотенный смотрел на русских с ненавистью.

Холодным майским утром экспедиция спустилась к реке. Чуть выше переправы в многоводное Аварское Койсу впадает Каракойсу. На месте слияния образовалось что-то вроде большого залива с островами из нанесённых камней. Горы раздвинулись, образовав долину, река замедлила бег и стало возможным перейти её вброд. Неожиданно, когда отряд оказался уже у самой воды, Таубе остановил людей.

– Рассыпаться в цепь, укрыться за камнями и приготовить оружие! – приказал он. Все быстро выполнили команду; цепь ощетинилась стволами. Подполковник принялся рассматривать противоположный берег в бинокль. Разговоры стихли, все хмуро и настороженно выглядывали из-за камней, пытаясь увидеть что-то в утреннем тумане.

Подошёл встревоженный Ильин:

– В чём дело, Виктор Рейнгольдович? Чего мы опасаемся? Я переправлялся здесь много раз.

– Нехорошее предчувствие, – лаконично ответил подполковник, знакомым Алексею жестом потирая левый висок.

– Предчувствие? И поэтому мы тут застряли?

– Да. Вчера оно навестило меня в первый раз. Я не прислушался, и Тимохину на голову упал камень. Так что… Недайборщ!

Урядник подбежал.

– Пошли одного человека в разведку. Мне не нравится вон тот утёс; пусть его обследует.

– Есть!

Левый берег спускался к реке огромным амфитеатром, на вершине которого виднелись строения большого аула Могох. На пятьдесят саженей ниже переправы виднелся приметный утёс с ровной, будто срезанной вершиной.

Артилевский тоже не удержался и раздражённо встрял в разговор:

– Барон, эти места вдоль и поперёк изъезжены, всюду тысячи глаз! Чего вы опасаетесь? Эти мне командированные из столиц… Бестужева-Марлинского начитались? На дворе восемьдесят пятый год!

Таубе, не обращая на него внимания, вынул из чехла винтовку, дослал заряд в патронник и скомандовал:

– Лыков за мной, остальным оставаться здесь. Приготовиться к бою!

Вдвоём они спустились вниз по реке так, что оказались прямо напротив утёса, и взяли его на прицел.

– Почему ты решил? – спросил Алексей, как только они остались одни.

– Один лезгин ночью отлучался.

– Который?

– Ахмат. Но они оба подозрительны.

– Как узнал?

– Спать надо меньше, Лёха!

Бойцы отряда изготовились. Приказный Чоглоков взял «бердану» на руку и осторожно пустил коня в Койсу. Напряжение достигло высшего предела: все держали палец на курке и высматривали противника.

– Стреляй без команды, сразу, как только увидишь, – крикнул барон, перекрывая шум потока.

Чоглоков прошёл уже середину реки. Вода доходила его коню по грудь. Вдруг Алексей разглядел в прорези прицела чёрную папаху и, не мешкая, нажал на спуск. Рядом открыл прицельный огонь Таубе. Остальные члены отряда с некоторым запозданием поддержали их. На утёсе часто-часто вспыхивали дымки выстрелов – там засело не менее четырёх человек. Приказный оказался в самом опасном положении – без укрытия, почти без движения, ближе всех к противнику. Но опытный казак сразу же прыгнул с седла в воду, прикрывшись конём и буркой, и продолжил движение вперёд.

Перестрелка разгоралась. Алексей унял уже первое волнение и решил бить наверняка. Положив винтовку на камень, он высмотрел бородатую голову и подвёл под неё мушку. Потом решил, что холодная вода реки утянет пулю, и поднял прицел на волос. Плавно нажал на спуск. Голову стрелка будто ветром сдуло, только папаха осталась лежать на камне.

Выстрелы с утёса тут же прекратились. Барон побежал обратно к отряду, крича:

– Эшелон[60]! Быстро вперёд!

Через десять минут вся экспедиция оказалась на левом берегу Аварского Койсу. Оставив коней с лезгинами, русские бросились к утёсу.

Было видно, что это старое капу – сторожевой пост ещё времён Шамиля. Сзади на вершину вели вырубленные в скале ступеньки. Наверху обнаружилась ровная площадка, с которой переправа открывалась, как на ладони. Площадка была густо усыпана стреляными гильзами. Поперёк лежал мёртвый горец: пуля Лыкова вошла ему в глаз, а вышла из затылка. Ещё один кровавый след уводил вниз.

– Не по нраву им пришлось угощение, – констатировал урядник. И добавил уважительно:

– Но как вы их унюхали, ваше высокоблагородие! Чудеса…

На казаков весь эпизод боя произвёл сильное впечатление. Их ждала засада, поставленная в выгодном месте, и все козыри были у противника. В реке, на быстрине, четыре винтовки должны были произвести в составе отряда страшное опустошение… Вместо этого потерю понёс враг. Подполковник, словно матёрый волк, учуял ловушку, избежал опасности и сильно огрызнулся в ответ. Терцы сразу оценили случившееся. Авторитет начальника, доселе им совершенно незнакомого, стал на должную высоту.

Под прикрытием скал Таубе построил отряд, вывел из строя Чоглокова и объявил ему благодарность за храброе исполнение долга. Приказный не получил ни единой царапины, но конь его был ранен в голову и шею и умирал.

Ильин и Артилевский отвели барона в сторону. Оба были сильно смущены случившимся.

– Среди бела дня, в пятидесяти верстах от Темир-Хан-Шуры напасть на воинскую часть – такого здесь не было уже много лет! – воскликнул капитан. – Нужно срочно сообщить его превосходительству, пусть назначат следствие.

– Да, да! – поддержал его войсковой старшина. – Непременно следствие. Это какая-то неслыханная дерзость! Нас чуть не постреляли, будто куропаток! Имеется труп, можно попробовать опознать его. И ещё у них раненый на руках. Нужно идти в аул, искать там.

Забрав тело убитого горца, отряд по крутой тропе пошёл в Могох. Кровавый след кончился через двести саженей. Поперёк тропы лежало ещё одно тело. Молодой лезгин с простреленной шеей был добит ударом кинжала в спину. Взяли и его. На окраине аула русских встретил дибир[61] в сопровождении вооружённых джигитов. Стрельба у переправы подняла на ноги всё селение, и дибир уже собрался спуститься вниз на разведку.

Убитых туземцев положили на годекане[62]. Жители аула внимательно разглядывали их лица и одежду.

– Нет, господин офицер, это не наши, – заявил дибир. – Мы никогда их прежде не видели. Посмотрите на их обувь – здесь так не ходят. Это дидойцы.

Действительно, на ногах у покойников были вязаные шерстяные сапоги с толстой простёганной шерстяной же подошвой и загнутыми вверх носками.

– Старик прав, – подтвердил Артилевский. – Это капучинцы. Или люди, которые хотели, чтобы их приняли за капучинцев.[63]

– Хорошо, – сказал Таубе старосте. – я снимаю с тебя подозрение. Пошли десять вооружённых джигитов по сакме[64]. Нападавших осталось двое или трое, и они ушли вверх по реке. Я дам в помощь одного казака. Ещё отошли мою записку в Темир-Хан-Шуру к князю Чавчавадзе. До приезда властей сохрани трупы в неприкосновенности. Кроме того, нам нужна одна хорошая верховая лошадь.

Пока дибир назначал джигитов в погоню, Лыков тщательно обыскал убитых, но не нашёл ничего полезного для следствия.

– И не найдёшь, – ответил ему барон. – В следующий раз будем перехватывать Ахмата в пути.

Глава 11

По левому берегу Койсу

Не тратя времени на лишние разговоры, Таубе развернул колонну и повёл её к реке. В ауле остался только казак Фролов. Ему было приказано проследить за поимкой оставшихся в живых абреков и, в любом случае, догонять потом отряд. Чоглокову за сто рублей купили кобылу-четырёхлетку, и тот несколько повеселел.

Теперь дорога шла по левому берегу Аварского Койсу. Им предстояло пройти чуть более двадцати вёрст, перевалить через Гоцатлинский кряж и спуститься потом к Карадаху. Там русло реки сужалось, образуя знаменитую Карадахскую щель, и тропа по подвесному мосту опять возвращалась на правый берег. Хотя экспедиция двигалась по главной дагестанской дороге, покушение на переправе показало, что нужно быть постоянно начеку. Поэтому в двухстах саженях впереди колонны ехал казак, и ещё один прикрывал её в качестве арьергарда. Согласно поручениям начальника, Алексей не спускал глаз с проводников-лезгин. Одновременно он приглядывал и за офицерами. Артилевский ехал хмурый, время от времени отхлёбывая из баклаги. Видимо, там у него была не вода… А ведь именно войсковой старшина подбирал проводников! Ильин и Даур-Гирей, с одинаково озабоченными лицами, разделились по разным концам колонны, демонстративно избегая друг друга. Абадзех исправно исполнял салят[65], из-за чего движение партии всякий раз приостанавливалось. Это вызывало у капитана явное и сильное раздражение, которое он и не думал скрывать. Ильин затевал с Даур-Гиреем перепалки, столь резкие, что Таубе пришлось его одёрнуть. Напряжение в отношениях этих двух офицеров возрастало.