Зеленый гамбит - Вадим Панов

— Птиций видел машину, а не чела, — поправил напарника Кортес. — Что ещё?

— В комментариях пишут, что за последние дни куда-то испарились Ворон с Проводом, Огонёк и Шестернёв.

— С наёмниками такое случается.

— А четыре дня назад нашли мёртвого Сокола.

— Издержки профессии.

— Кортес?!

Но в восклицании не было особенного смысла: опытный наёмник уже понял, что Артём нащупал интересный след, и последние шутливые фразы отпускал «по инерции», внимательно проглядывая комментарии на форуме.

— Нужна система… Что объединяет исчезнувших наёмников?

— Ничего.

— Общее дело?

— Нет, — качнул головой Артём. — Иначе об этом написали бы.

— Общее прошлое?

— Некоторые из них даже не были знакомы.

— Ты знаешь правило: нужна система, — повторил Кортес. — Или она есть, или твоя интересная находка не более чем случайность.

— Исчезают только челы.

— Мало.

Артём лихорадочно пролистал личные дела пропавших наёмников, пытаясь найти хоть что-то их объединяющее.

— Среди них нет ни одного мага.

— Челы и немаги. — Кортес медленно кивнул. — Вот это уже похоже.

— Да ты шутишь!

— Проверь, когда они появились в Тайном Городе. — Кортес сделал несколько шагов по комнате и замер, задумчиво уставившись на молчаливую кофемашину.

— В течение пяти последних лет.

— То есть недавно. — Кортес широко улыбнулся. — Догадываешься, с каким событием могут быть связаны исчезновения челов?

— Я всегда говорил, что у тебя нюх на важные дела, — с уважением произнёс Артём. — Кто мог подумать, что Птиций выведет нас на заговор? — Молодой наёмник пролистнул ещё несколько документов, после чего повернулся к пребывающему в глубокой задумчивости напарнику. — Получается, Великие Дома решили истребить ребят с Выселок?

— Это первое, что пришло мне в голову, — не стал скрывать Кортес.

— Но потом ты изменил точку зрения.

— Сантьяга ясно дал понять, что будет ждать челов. Он хочет с ними поговорить и не собирается первым лить кровь.

— Возможно, мы наблюдаем пример вопиющей самодеятельности, — предложил свою версию Артём. — Люды или чуды могли решить, что Сантьяга слишком рискует, и затеяли свою игру.

— Возможно, — не стал спорить Кортес. После чего достал телефон и набрал номер.

— Комиссар?

— Доброе утро, Кортес, — вежливо отозвался нав.

— Вас всё ещё интересуют странные случаи с челами?

— И даже больше, чем раньше, — рассмеялся Сантьяга. Но почти сразу же стал серьёзным: — Что вы нашли?

— Есть подозрение, что кто-то убивает наёмников, — негромко произнёс Кортес. — Жертвами становятся исключительно челы, не обладающие магическими способностями. Пятеро исчезли, одного обнаружили мёртвым.

Дополнительных объяснений не потребовалось.

— Я понимаю, что вы имеете в виду, Кортес, — протянул Сантьяга. — Ярга вышел на охоту.

— Или кто-то из Великих Домов.

— Хм… — Несколько секунд комиссар Тёмного Двора просчитывал замечание наёмника, после чего возразил: — Крайне сомнительно.

— Считать ваши слова категорическим утверждением? — уточнил Кортес.

— Да, — твёрдо отозвался Сантьяга, на этот раз обойдясь без паузы. — Будем исходить из того, что охоту начал Ярга.

— Но зачем бить «вслепую»? Зачем убивать всех подряд?

— Резкая атака может заставить четвёрку раскрыться, — предположил нав. — Или же у Ярги нет времени.

— Второй пункт мне не нравится, — хмуро произнёс наёмник. — Если времени нет у него, значит, у нас его ещё меньше.

— Начинайте расследование, Кортес, — решил Сантьяга. — Тёмный Двор пока останется в стороне, но вы можете рассчитывать на любую поддержку.

— Как обычно, — усмехнулся наёмник.

— За тем лишь исключением, что нынешний кризис состоит из целого ряда проблем…

Смоленск, Привокзальная площадь,

24 июня, пятница, 14:15.

Что такое память?

Всплывающие перед глазами картинки беззаботного детства? Тот поход в бестиарий Ордена солнечным воскресным днём? Впервые увиденный дракон? Крепкая рука отца, которую сжимаешь, словно ища защиты от злобной твари? Или память — это безделушка, деревянная свистулька, которую старший брат вырезал много лет назад и которая ещё хранит тепло его рук? Или золотая монетка, которую подарила бабушка? Или всё вместе? Всё детство и всё прошлое, помноженные на чувства, что охватывают тебя при воспоминаниях…

Память — это чувства.

В этом Магир Турчи был уверен на сто процентов. Тёплые или недобрые, яркие или потускневшие, и крайне редко — серые, равнодушные. Чувства остаются с нами, потому что именно из них сплетена жизнь. Только из них.

А ещё Магир помнил себя другим: покорным жителем Тайного Города, бессловесным рабом князя, свято верующим в ту чушь, которую ему внушали. Магир помнил, что был счастлив в коконе лжи, мечтал «вписаться» в сытую, спокойную и абсолютно бессмысленную жизнь овоща среди недоразвитых челов… Даже не жизнь — существование! Ибо что может быть постыднее рабства? Работать, брать кредиты, работать, чтобы отдать кредиты, брать новые… Жена, дети, праздники, юбилеи, похороны… Покупать в подпольных лавках настоящие магические артефакты и с их помощью разгонять комаров? Подчиняться тупому человскому полицейскому, потому что «великие дома» договорились о трусливом «режиме секретности» и боятся даже нос высунуть? И заставляют гордых потомков по-настоящему великих семей склоняться перед жалкой «господствующей расой»?

Осознав происходящее, посмотрев на него беспристрастно и взвешенно, Магир ещё долго сыпал бессильными ругательствами, проклиная свою неспособность что-нибудь изменить. Едва не рыдал от стыда и горя, и это Магир тоже помнил. Но особенно ярко в памяти сохранился момент перерождения. Взрывной. Важный. Осознание истинной правды накрыло юного шаса во время туристической поездки в Рим: лежал в кровати с планшетом в руках, читал перед сном новости «Тиградкома», видимо, отключился, а когда проснулся, понял, что жизнь течет совсем не так, как должна. Как он того заслуживает. Истинные, трусливые и жалкие лица правителей Тайного Города выплыли наружу, их постыдные потуги «держаться с достоинством» поразили Магира в самое сердце. А всё вместе заставило не только задуматься, но и захотеть.

Измениться.

Стать другим самому. Пожелать стать другим Тайному Городу. И много работать для того, чтобы это пожелание свершилось.

Нельзя спать. Время дорого и не прощает сна. Время требует идти вперёд и менять то, что не нравится, потому что никто не изменит мир, кроме тебя. Время подсказывает, что только вместе можно переделать мир.

Вместе с Яргой.

Осознав происходящее, Магир по-новому услышал имя, которым трусливые правители запугивали и запутывали жителей Тайного Города. Первый князь Нави! Умный! Справедливый! Несгибаемый! Настоящий герой, замурованный предателями в страшной тюрьме, вырвавшийся из неё и пожелавший переделать мир. Сделать Землю такой, какой он хочет её видеть. Не войти в историю, но создать её!

Получить абсолютно всё.

Невероятная, огромная, как Вселенная, цель заворожила Магира, захватила с головой. Он благоговел перед заурдом, восхищался каждым его поступком и, едва вернувшись в Тайный Город, позвонил по номеру, который был нацарапан на клочке бумаги, что отыскался на прикроватной тумбочке римской гостиницы.

С тех пор в его жизни было только служение.

Абсолютно чёрный цельнометаллический «Фольксваген Транспортёр» выделялся на привокзальной площади удивительной чистотой: погода в Смоленске стояла сухая, грязных машин было мало, но пыльных — достаточно, и среди них «Транспортёр» казался не просто вымытым — вылизанным. Стёкла блестят, на бортах ни пылинки, зеркала настолько вычищены, что отражённый в них мир легко перепутать с настоящим. Другими словами, не фургон, а загляденье.

«Транспортёр» блестел и привлекал, но Магир Турчи ничего не мог с собой поделать: он терпеть не мог грязные машины и потому навёл морок только на регистрационные знаки, заставляя видеть местные номера вместо московских. А превращать ухоженный фургон в обыкновенную «рабочую лошадку» не стал.

— И правильно, — одобрил идущий к фургону мужчина. — Каждый имеет право на принципы, и нет нужды лишний раз себя насиловать.

Он тоже был приверженцем порядка и прекрасно понимал юного товарища.

Плотный, плечистый, когда-то рыжий, а сейчас совсем седой, он двигался упруго, совсем не как шестидесятилетний мужчина — именно на такой возраст он выглядел, если позабыть об уверенных движениях. В действительности же Винсент Шарге давно разменял сотню, но поскольку чуды, как правило, сохраняли прекрасную форму до самой смерти, превращение в развалину ему не грозило.