Черный хрусталь - Алексей Бессонов

– Если господину будет угодно помыться с дороги, он может вызвать горничную – шнур звонка висит в вашей гостиной, а также в спальне… если господину будет угодно, чтобы горничная согрела ему постель, он должен только позвонить…

– Я разберусь, – пряча смущение, отозвался я и поспешно выпихнул слугу в коридор.

В моем распоряжении оказались три комнаты – гостиная с камином, где на обитых темным шелком стенах висели портреты суровых мужчин в разнообразных, как правило, вычурно-пышных костюмах, а так же превосходные батальные сцены, спальня с небольшой печуркой и умиротворяющими пейзажами в светлых рамках, и уютный кабинет.

Кабинет освещался высоким окном, напротив которого я обнаружил еще один камин, поменьше чем в гостиной, и главное – множество застекленных шкафов с книгами. Я с любопытством пробежался взглядом по тусклой коже корешков, с ходу отметил пару томов каких-то хроник, и отправился в ванную. Как пользоваться кранами, я догадывался, ибо читал описание системы, при которой слуги по трубам накачивают воду в комнаты господина. И действительно, стоило мне нагнуть надраенный носик, как в ладонь мне брызнула струйка холодной чистой воды.

После умывания, вытершись мохнатым полотенцем, я задумался о том, что будет дальше. Эйно, похоже, не очень торопился прибыть к себе домой – из окон гостиной мне была видна длинная аллея, ведущая к замку от главных ворот, и за все то время, что я бродил по комнатам, до моего слуха не донеслось ничего похожего на стук копыт.

Устав от бесцельного шатания, я привычно сунул за пояс пистолет и в одной сорочке спустился вниз. По дороге мне попался слуга.

– Господин прикажет обед? – суетливо осведомился он. – Вина, служанку?

– Нет-нет, – отмахнулся я. – Я… поброжу по парку.

Но долго бродить мне не удалось: едва я удалился от замка на три сотни локтей, как за моей спиной раздался глухой скрип ворот, чьи-то голоса, приветственные выкрики – очевидно, вернулся Эйно. Не желая, чтобы меня искали, я повернул назад и быстрым шагом вышел на аллею. Хозяин уже стоял возле подъезда, оживленно беседуя с Иллари и несколькими слугами.

– Ага, вот и ты, Маттер! – воскликнул он, завидев меня. – Ты-то мне и нужен. Сейчас тебя переоденут, и мы отправляемся в театр. Немного запоздаем, ну да это ничего – основная часть представления начнется не сразу.

– В театр?! – поразился я.

– Да-да, нам несказанно повезло – у нас выступает мой старый друг Накасус, мастер классического репертуара. Обедать будем там. Эй, Хуки, распорядись, чтобы молодого господина отвели в гардеробную и одели как следует!

Парой минут позже я уже стоял в просторном помещении, сплошь занятом шкафами, а вокруг меня суетились две молодые девушки, руководимые рослой, сурового вида матроной. Нужные наряды нашлись не сразу, но все же через некоторое время я оказался одет в серые парчовые бриджи и странноватый на мой вкус кафтан с широкими, свободными рукавами, под которым посверкивала прошитая золотой нитью черная рубашка с кружевным воротником. На ногах у меня были высокие сапоги на каблуке, украшенные разноцветными кожаными бантиками.

Я стоял перед зеркалом, с изумлением разглядывая свое облачение и то и дело поправлял пояс, который норовил съехать набок.

– Н-да, – выдавил я, засовывая под него пистолет. – Н-да…

– На представления молодые господа ходят только так, и никак не иначе, – строго отозвалась матрона. – А на храмовые праздники…

– Помилуйте, – фыркнул я. – Это все, надеюсь? Только не говорите, что мне положены еще какие-то драгоценности.

Одна из девушек прыснула. На лице дамы появились складки оскорбленного достоинства.

– Хозяин ждет вас, господин.

– Благодарю, – ответил я, не оборачиваясь.

Сапоги немилосердно жали в носках, но я надеялся, что мне не придется совершать значительные пешие переходы, а в седле это можно было вытерпеть, не кривясь от боли.

Эйно отобрал у меня мой старый пистолет и сунул вместо него белую кобуру с «Вулканом» и кинжал в кожаных с серебром ножнах.

– Мне теперь всегда придется ходить в таком дурацком виде? – спросил я, пристегивая кобуру к поясу.

– Придется учиться церемонии, – вздохнул князь. – Это выходной костюм для участия в увеселительных мероприятиях. По городу можешь ходить в простом…

– Тяжело тут у вас, – буркнул я.

Перед подъездом нас ждала карета на сложном рессорном ходу, ее небольшие колеса были обшиты полосами какого-то черного материала, похожего на очень толстую кожу. Слуга распахнул перед Эйно дверцу, я скользнул вслед за ним, и почти тотчас же услышал щелчок бича. Карета мягко, словно по вате, покатилась прочь от замка Лоер.

Дорога шла вниз. Эйно не стал задвигать шторки на окнах, и я с любопытством разглядывал мчащиеся мимо меня фасады. Большая часть городских строений представляла собой уменьшенные копии замка – такие же уступчатые башенки с характерными шпилями, украшенными какими-то изваяниями или флюгерами. Заборы выглядели основательными, но, к моему изумлению, по высоте они редко доходили мне до плеч. Складывалось такое впечатление, что пеллийцам нечего скрывать от своих соседей, а о ворах здесь и думать забыли. Впрочем, несколько раз на глаза мне попались патрули городской стражи, облаченные в легкие кирасы и вооруженные скорострельными карабинами, – очевидно, решил я, при таком количестве стражников ворам действительно приходится туговато. Четверка коней свернула вправо, и мы понеслись над набережной. В левом окне мелькнула панорама порта, усеянная сотнями мачт, – мелькнула, чтобы исчезнуть за множеством красивых, похожих на свечи хвойных деревьев, высаженных вдоль гладкой каменной дороги. Короткий подъем, еще один поворот – и вот мы остановились.

Выбравшись из кожаных недр экипажа, я оказался на небольшой площади, тесно уставленной разнообразными каретами. Прямо передо мной высилось серое каменное здание очень древнего вида, сейчас обильно украшенное разноцветными лентами с надписями, зазывающими на «необыкновенное представление традиционных мастеров искусства „фитц“». Подле широких дверей театра оживленно суетилась нарядная публика, раскупавшая что-то у нескольких торговцев с лотками. Слышался смех, быстрый пеллийский говор и хлопки открываемых бутылок.

Приказав мне не отставать, Эйно деловито пробился через толпу и остановился перед палаткой, в которой дымилась жаровня. Тут же к нему подошел осанистый мужчина, тащивший на буксире пару хорошеньких дочек, с ног до головы обвешанных лентами, и между ними завязалась оживленная беседа. Я стоял рядом; не обращая на меня внимания, князь протянул мне металлический прут с нанизанными на него кусочками жареного мяса, кувшинчик вина и вновь повернулся к своему собеседнику. Стараясь не вслушиваться в разговор, я распечатал кувшин, отошел чуть в сторону и принялся за еду. Темные глазки молодых девчонок, так и буравившие меня, мешали сосредоточиться на вкусе жаркого – я уже знал, что юноша с оружием – это мужчина, получивший разрешение на вступление в брак; они пялились на меня с таким откровенным бесстыдством, что я почел за благо отвернуться к стене. И тут Эйно неожиданно треснул меня по плечу.

– Представление уже идет, ты слышишь? – и поволок меня вовнутрь.

Для меня пеллийский театр начался со ступеней – старых, истертых ступеней, которые вели куда-то вниз, туда, где монотонно гудел рой человеческих голосов, перемежавшийся искристым звоном десятков колокольчиков. Эйно провел меня через распахнутые двери, и я оказался в самом низу – перед полукруглой сценой, – громадного, уступами поднимающегося зрительного зала. Сцену я разглядел чуть позже, тогда, когда мы уже уселись за низкий, крытый бархатом столик на одной из террас. Никаких декораций пока не было, вероятно, их скрывал плотный занавес насыщенно-красного цвета. По сцене, пластично изгибаясь, двигались фигурки в ярких костюмах с перьями – одни держали в руках несколько колокольчиков, другие ритмично позвякивали десятком тоненьких металлических трубочек, подвешенных на лакированной деревяшке. Звучало все это, на мой слух, довольно странно, но судя по реакции прибывающих театралов, доставляло им немалое удовольствие – на сцену сыпался целый шквал из мелких монет.

Зрительный зал, расположенный, насколько я мог судить, в массивном фундаменте здания, освещался через раздвижные стеклянные панели, образующие в плохую погоду сложный многогранный купол. На каждом столике стояла миниатюрная масляная лампа – такие же лампы, только еще меньше, располагались возле рядов мягких кресел, спускавшихся к самой сцене. Впрочем и там, внизу, некоторые из террас были отведены под столы – круглые, как у нас, или треугольные. Среди них сновали разносчики в темных свободных одеждах. Меня изрядно удивило то обстоятельство, что, несмотря на шум, я все же прекрасно слышал не очень-то громкий перезвон колокольцев. Вероятно, строители театра сознательно стремились к тому, чтобы даже негромкая реплика или музицирование исполнителей доходили до каждого зрителя.