Стихи - Александр Перфильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«В Италии был я когда-то…»
В Италии был я когда-то…Был холод, вражда и война.Солдаты, солдаты, солдаты…Над ними — небес глубина.
Над бездной висят акведуки,Как будто со снежных вершинПротянуты тонкие рукиВ суровую бедность долин.
Трагическое интермеццоВ гротеске свихнувшихся дней —Казачьи лампасы, Толмеццо,Верблюды из Сальских степей.
В Италии был я однаждыВесной на исходе войны.Но той, утоляющей жаждуДуши, — я не видел страны.
Янтарь
«Носи на груди мой янтарь, дорогая,И нитки серебряной не оборви,Янтарь помогает родившимся в мае,И лечит глубокие раны любви».
(Старинное заклинанье, вырезанное на янтарном ожерельи
моей прапрабабки, графини Нелидовой; перевод с французского).
Я вам принес янтарь. Он теплый, он живой,И будет так красив на вашей нежной коже.Он пахнет морем, для меня он свой,Он из страны, где я так долго прожил.
Пусть это не брильянт и не рубин,Янтарь не пошл, хотя и очень скромен.Но, Солнце с морем слив в порыв один,Он глубиной и нежностью огромен.
Вы — майская, он вам поможет жить,И принесет вам счастье, дорогая.Янтарь любимой можно подарить,Но подарившему янтарь не помогает.
И может быть, когда-нибудь потом,Счастливая — а счастья дай вам, Боже!Подумаете ласково о том,Кому вы были всех людей дороже!
1951«Мучительно и трудно, как короста…»
Мучительно и трудно, как короста,Все язвы дней с души отшелуша,Прошла вся жизнь. И стало очень просто.И стало холодно тебе, душа.
Так, уходя навек в Иные страны,Бесстрастно холодеют мудрецы,Глядящие спокойно на рубцы,Забыв о том, что это были раны.
1951«К минутам ласковым дорога через муки…»
К минутам ласковым дорога через мукиСреди камней бездушной высоты.Изранишь ноги, искалечишь руки,Пока достанешь синие цветы.
Нелегок путь туда, к вершинам горным,Уходишь смелым, гордым, но дойдяСтановишься усталым и покорным,Поникшим, словно травы в час дождя.
Пока ты полз, карабкался, срывался,И руки рвал об острые края,Каким желанным он тогда казался,Цветок прекрасный, как мечта твоя.
Но вот, дополз, переведя дыханье,И наверху, измученный, затих.И чувствуешь цветка благоуханье,Такого же, как тысяча других.
Чего ж искал я в каменной пустыне,И вниз нельзя и вверх идти запрет?Над головою — купол неба синий,В руках — цветок, в котором счастья нет…
С такими ж голубыми лепестками,Как в поле, на дороге и в лесу…Зачем же я кровавыми рукамиС вершины горной вниз его несу?
Сверкает снег и нависают тучи,И чувствуешь, что больше уж не встать…К минутам ласковым дорога через кручи,Но стоит ли и нужно ль их искать?
«С каждым днем растет, как снежный ком…»
С каждым днем растет, как снежный ком,Небывалая тоска о том,Сердце мне сдавившая, как спрут,Мысль, что вас не будет скоро тут.
Есть у каждого своя судьба,Все равно — нежна или груба,У меня одна лишь память глазО любимой, о родной, о вас.
1952«А вот и сруб… В нем очень редки встречи…»
А вот и сруб… В нем очень редки встречи,Но он не зря поставлен кем-то тут,Кто изнемог в холодный зимний вечер,Всегда найдет и отдых, и приют.
На пне топор на крепком топорище,На стенках шкур причудливый узор…Бери здесь все, что надобно из пищи,Не трогай шкур, не уноси топор.
Никто тебя преследовать не будет,Тайга не суд, просты законы тут.За прошлое в тайге людей не судят,Но за топор украденный — убьют.
Ты сам пойми: во время зимней стужи,Когда за сорок скачет Реомюр,Простой топор в тайге как воздух нужен,Он здесь дороже самых ценных шкур.
Устал — приляг, закуривай, мечтая,Но штуцера из рук не выпускай.Таков закон — и вся тайга такая.Но беглого увидишь — не замай.
Обиженного обижать не надо.Он гость, а ты, хозяин, не гордись.Ты посади его с собою рядомИ с ним куском последним поделись.
Какой запас у беглых из острога?Он загнан, обозлен и нелюдим.Ему скажи, где ближняя дорога —Но ночевать не оставайся с ним.
«Мне минута конца неизвестна…»
Мне минута конца неизвестна, —Искушать не люблю я судьбу,Но сейчас уже душно и тесноВ этом мире, как будто в гробу.
Хоть еще не состарилось тело,Но душой я давно загрустил…Если б больше меня ты жалела,Я бы многое жизни простил.
1952«Когда рассвет напоминает вечер…»
Когда рассвет напоминает вечер,Сырою мглой идете тихо вы,Декабрьский ветер, точно креп вдовыОкутывает грустью ваши плечи.
Я знаю это чувство пустоты,Я вижу эту длинную дорогу,И невозможность обратиться к БогуПо-прежнему, доверчиво, на «Ты».
А на работе — царство суеты,Стараться быть с ненужной жизнью в ногу,Притворно верить в то, что есть цветы,И солнце есть, и что всего помногу…
И надо слушать то, что говорят,И улыбаясь, чувствовать: лукавишь!Жизнь — не часы, назад не переставишь,Ее не повторишь, и не поправишь…
Ах, только бы чужой не видел взглядСлезы, упавшей в холод белых клавиш.
«Следить тревожными глазами…»
Следить тревожными глазамиВезде, повсюду, каждый миг,Что кто-то с вами, иль за вамиСказал, шепнул, приник, постиг…
Ловить: оттенки в разговорах,В лице, что стало розовей,Или бледнее… Платья шорох,Намеки, легкий взмах бровей,
Приходы ваши и уходы,Шаги, движенья тонких рук,Минуты ощущать, как годы,Беззвучье принимать за звук,
Быть в непрерывном ожиданьиНатянутою тетивой,Незавершенного страданья,Тоски… и только для того,
Чтоб в миг предсмертного томленьяПонять извечной глубиной,Что вы — другого измереньяИ быть не можете со мной.
1952«Так любили мы в годы военные…»
Так любили мы в годы военные —Хуже чем какой-нибудь пес —Посмотрел, опрокинул в сено,Отвернулся, в седло и понес…
И когда-нибудь разве оглянешься,Разве вспомнишь про искру тепла?Передышка, и к новой потянешься,А потом позабыл, что была…
Сколько было таких погашенных,Лишь едва загоревшихся глаз!Так зачем у теперешних спрашивать,Отчего они мучают нас…
1952Ответ на письмо не ко мне
Вы мне прочли отрывок из письмаДалекого и истинного друга,Невольно вы ввели меня самаВ орбиту неизвестного мне круга.
Я там прочел и понял — может бытьВсе то, что даже понимать не надо!Как можно изумительно любить,На милую не поднимая взгляда!
А… если нет, и это все не так,То зная вас, такую дорогую,Спрошу его: «Мечтатель и чудак,Как мог ты вообще… любить другую?»
1952Имя
