Мужчина не по карману - Марина Серова

— Можно и по телефону все рассказать… — уцепилась я за единственную возможность.

— Нет, птенчик, по телефону всего не скажешь.

— Неужто так много?

— Море.

Я вздохнула и чуть не пропустила очередную выбоину на дороге.

— Ладно, — согласилась я, и в трубке прозвучало обрадованно «вах». — Но только завтра, сегодня действительно никак не могу. И за это обещай меня провести к Датскому в камеру. Мечтаю с ним поговорить.

— Договорились, — с меньшим энтузиазмом, чем «вах!», произнес Папазян. — Буду ждать встречи.

В трубке загудело. За разговором я не заметила, как добралась до Заводского района. Нашла нужный адрес и… вот я вновь у дверей. Что-то мне подсказывало, что к Улановой не следовало приходить с пустыми руками, и я не нашла ничего лучшего, чем сжать в руке «жучок», весьма кстати завалявшийся в моей сумке.

Дверь открыла довольно эффектная женщина, как и говорил Платон Сергеевич, и как раз лет тридцати пяти. Темные, крашеные волосы свободно спадали на плечи, чуть завиваясь на концах. Глаза смотрели открыто и с некоторой наивностью.

— Марина Викторовна? — спросила я у женщины.

— Да, что вы хотели?

— Я знакомая Светланы Георгиевны Шадрухиной, Татьяна Иванова. У меня есть к вам разговор.

Наивность сразу исчезла из глаз Улановой, и взгляд стал неприступным и отстраненным. Марина Викторовна посмотрела на меня вопросительно и удивленно и предложила войти.

Обстановка в квартире, ее планировка и размер внушали зависть. Я прошла в огромный зал и уселась в кресло дизайна и обивки последней моды. Ни чая, ни кофе хозяйка мне не предложила.

— Она согласна? — первой заговорила Уланова, сохраняя на лице каменное спокойствие, что совершенно ей не шло.

Я поняла, что сразу, не подозревая того, нащупала какую-то ниточку, и решила поддержать игру:

— Да.

— Хорошо. Когда и как она сможет передать деньги?

Вот оно что! Уланова решила вернуть то, что потратила на фирму. Естественно, она не сама пошла за деньгами к бывшей подруге, а кого-то наняла. И эти «кто-то» — молодые люди, о которых рассказывала Петровна. Но почему Марина Викторовна думает, что та каким-то образом ей еще может деньги переслать? Не знает о смерти Шадрухиной? Умелая игра? Не похоже. Значит, она не заказывала убийство?

— Боюсь, деньги вы не сможете получить, — с печалью в голосе сообщила я. — Светлана Георгиевна мертва.

— Как? — достаточно правдоподобно изумилась Марина Викторовна.

Все каменное спокойствие, с таким старанием изображаемое на лице, исчезло моментально, как по команде. В выражении появился едва уловимый испуг. Не сочувствие, а именно испуг. Это продолжалось доли секунды, после чего Уланова вновь взяла себя в руки и нацепила маску переживания. Только жилка на виске часто забилась.

— Как это произошло?

— Ее убили.

Женщина непроизвольно вздрогнула, словно ждала этого ответа, но настойчиво гнала его от себя.

— Кто? — упавшим голосом спросила она.

— Не знаю, ведется расследование. Я пришла к вам, потому что знаю — вы когда-то были подругами. Светлана мне рассказывала. И о том, как вы вместе дело свое открыли.

Уланова спрятала глаза, опустив их, и подошла к окну.

— Открыли, — односложно эхом откликнулась она.

Я видела, что женщина замкнулась и ничего больше не скажет. Пора было уходить.

— Если вам это интересно, ее похоронили на Ветлянском кладбище.

— Спасибо, я обязательно зайду, — все так же, не поворачиваясь от окна, сказала Марина Викторовна.

— Не смею больше мешать.

Уланова не стала уговаривать меня остаться, просто развернулась ко мне лицом и направилась открывать дверь.

Я в последний раз окинула комнату взглядом и увидела на диване совершенно лохматую игрушечную собаку. Ее обильной лохматости позавидовал бы любой зверь. В такой шерсти можно многое не заметить.

— Какой замечательный песик! — восторженно воскликнула я и вцепилась в собаку обеими руками. — С детства мечтала о лохматой игрушечной собаке. Я тогда думала, что такие игрушки всегда на ночь детям рассказывают сказки. А у вас такого не было? — обратилась я к стоящей в коридоре и с нетерпением схватившейся за дверную ручку Улановой.

— Нет, — был ответ.

— Жаль, — немного охладив свой пыл после сухой реплики хозяйки, сказала я и положила игрушку на место.

Прощание не отличалось ни теплотой, ни длительностью.

Сидеть в машине около дома Улановой и прослушивать «жучок» не было никакой надобности. Гений технической мысли, сосед по подъезду Вадимка, работающий в одном из тарасовских НИИ, подбросил мне одну из своих новых разработок. Взяв за основу обыкновенный «жучок» российского производства, во время прослушивания шипящий на тебя подобно гремучей змее, Вадим каким-то образом усовершенствовал приборчик. Теперь он «прослушивал» на довольно большое расстояние — в радиусе двух километров. А что мне понравилось больше всего, так это то, что его можно было подключить к обыкновенному магнитофону, и информация записывалась на кассету. Это очень удобно: нет необходимости сидеть безвылазно в машине вблизи дома, где установлен «жучок», или в соседней квартире и ждать, когда же он уловит что-то толковое. Времени экономится масса. Вот только «приемник» к нему прилагался только один, так что прослушивать информацию я пока что смогу только дома на магнитофоне. Но второй Вадим клятвенно обещал мне в скором времени сделать и сразу же занести.

Кстати сказать, Вадим тоже остался доволен в смысле оплаты его труда с моей стороны. Ясно же, что изобретение будет ждать патента годами, может, десятилетиями, а кушать его автору и сейчас хочется.

Освобожденная таким образом от лишних хлопот, я решила не терять времени даром, а поехать по следующему адресу. У меня оставался последний визит на сегодня: к Смотрову и Качалову, в общежитие. Надеюсь, друзья Датского уже вернулись в город. Я завела мотор и направила свою машину к общаге.

— Не приехали они еще, девушка. Не приехали, — говорила из окошка своей будки пожилая вахтерша. — Почему, почему? А мне почем знать.

В вестибюле общежития толклись студенты, вышедшие к посетителям, было шумно, и мне пришлось напрячь все свое внимание, чтобы услышать приглушенные стеклянной перегородкой ответы дежурной. Не удивительно, что я не заметила, как ко мне подошли сзади.

— А вы кем им приходитесь, девушка?

Я обернулась и чуть было не столкнулась с приятным мужчиной неопределенного возраста. Бывает такой тип людей, когда, достигнув определенной черты зрелости, человек практически не меняется и довольно-таки моложаво выглядит до тех пор, пока не появятся морщины или седина.

— Сестра, — на ходу придумала я.

— Чья, Смотрова или Качалова?

— Смотрова, — методом тыка выбрала я фамилию. Смотров, помнится, на фотографии был много симпатичнее своего рыжего друга, и мне более импонировало стать его родственницей. — Но с Качаловым я тоже знакома. Он друг семьи, — пояснила я на всякий случай.

— Тогда, если вас не затруднит, пройдемте со мной. У меня есть к вам разговор как к сестре. — Сказав это, мужчина подумал немного и добавил: — И как к подруге тоже. Звать меня можете Игорь Петрович, я комендант общежития.

Я поплелась за мужчиной, лавируя между студентами и строительным мусором: в общежитии полным ходом шел ремонт. Обшарпанные стены навевали уныние, а решетки на окнах первого этажа напомнили о веселенькой ночи в КПЗ, когда меня вербовали в проститутки. В общем, студенческая романтика выпирала изо всех щелей ветхого здания.

Мы подошли к двери с надписью «Красный уголок» и вошли внутрь. В таком кабинете, помня дикое свое детство, я ожидала увидеть знамена и барабаны мелким или крупным оптом. Но о героическом прошлом страны здесь напоминал лишь портрет Владимира Ильича, скромно примостившийся в углу рядом с ведром и шваброй. Помимо великого вождя пролетариата в кабинете стояли письменный стол, два стула около него и третий, с хромой ножкой, прислоненный к стене.

— Присаживайтесь, — указал мне на один из стульев Игорь Петрович.

Я с размаху села, но сразу же поняла, что поступила опрометчиво: стул подо мной пожаловался, скрипнув, и накренился от непосильной ноши. Учтя заслуженный возраст стула, я решила не шевелиться.

— Начну сразу с плохих новостей, — усаживаясь по ту сторону стола, завел беседу комендант. — Вы, надеюсь, догадываетесь, что пригласил я вас не просто так. Смотров и Качалов не платили за общежитие с января месяца, — он поднял палец вверх, акцентируя внимание на таком вопиющем разгильдяйстве. — Сами понимаете, мое терпение не вечное. Больше ждать я не могу. Так что передайте этим фруктам, — мужчина сделал рукой в воздухе петлю, — что, если они не заплатят за проживание в общежитии в течение этой недели, я их выселю. Мне это ничего не стоит. Желающие прийти на опустевшее место найдутся.