Воронья дорога - Иэн Бэнкс

– Да,– ответила Фиона.– И теперь Ферг сможет ночи напролет любоваться звездами.– Миссис Эрвилл глянула на мужа, сидящего на корточках перед открытой посудомоечной машиной, и выражение лица Фионы показалось Кеннету презрительным.

– В чем дело, дорогая? – оглянулся на жену Фергюс – само простодушие и невинность.

– Ни в чем,– бодро ответила жена необычно высоким голосом.

– Гм…– Фергюс что-то подкрутил в посудомоечной машине, снова почесал трубкой возле уха.– Все в порядке.

Кеннет повернулся к окнам, по которым хлестал дождь.

Зачатая в ревущую бурю, Верити (тоже ревущая) и родилась не в погожий денек. Она появилась на свет восьмимесячной августовским вечером 1970 года на продуваемом ветрами берегу Лох-О – более чем подходящее название для места ее рождения, считал Прентис.

Перед этим ее мать и отец провели в галланахском доме Фергюса и Фионы Эрвилл две недели – они приехали из Эдинбурга отдохнуть. В последний день молодая супружеская чета решила посетить гостиницу в Килхренане – это в часе езды к северо-востоку, на берегу озера. Для поездки одолжили «ровер» у Фергюса. Беременной Шарлотте в те дни вдруг захотелось осетринки, и в ресторане она получила: на закуску – осетрину копченую, на второе – осетровые стейки, а вместо десерта – мусс из копченого осетра. Понятное дело, вскоре она жаловалась на несварение желудка.

Как бы то ни было, отужинав, они поехали обратно.

Были пасмурные сумерки, хоть и без дождя; дул сильный теплый ветер, качая верхушки деревьев и гоня шеренги белых бурунов на берег узкого лоха. Пока супруги ехали на юго-запад по неширокой дороге на западном берегу, ветер обрел ураганную силу.

Узкая дорога была усыпана ломаными ветками – наверное, одна из них и проколола колесо. И пока муж воевал с наглухо закрученными гайками, у Шарлотты начались схватки. Примерно через полчаса над холмом полыхнула молния, желто-голубая, как луна, но ослепительная, как солнце.

И был чудовищный гром. Шарлотта закричала. Наверху, на склоне холма, скелетами доисторических чудовищ маячили две опоры высоковольтной линии. Выл черный ветер, и снова вспышка, и снова адский грохот, и полоса фиолетового сияния проколола тьму как раз посередке между двумя огромными пилонами – электричество пробило воздух, когда сблизились мотаемые ветром провода.

Шарлотта закричала опять, и на свет появился ребенок.

Хвост урагана Верити прошелся в ту ночь по Британским островам. Родился он в штилевой экваториальной полосе, для разминки залил тропическим ливнем несколько Багамских островов, порезвился на побережье Северной Каролины, потом махнул через Северную Атлантику, в пути подрастеряв энергию. Но ненадолго попал между холодным и теплыми фронтами возле Ирландии, и это для него стало нежданным подарком; обретя новые силы, он разметал уйму прогулочных яхт, перетряс несколько акров оконного стекла, поиграл во фрисби[33] с мириадами черепиц и, проносясь над Шотландией, поломал немало сучьев. На участке Национальной электрической сети между западным берегом Лох-О и Галланахом имела место чуть ли не самая эффектная из учиненных ураганом катастроф, и Шарлотта часто заявляла, что именно в миг пробоя мощнейшей дуги между хлещущими проводами сработали предохранители на севере и погрузили весь Галланах во тьму,– в тот самый миг, когда ее ребенок (сморщенный, в пятнах крови, розовый от осетрины) наконец скользнул в отцовские руки. Девочку назвали Верити, в честь урагана.

Когда Верити исполнилось восемнадцать, ее дядя Фергюс Эрвилл преподнес ей весьма своеобразный подарок, взятый из музея при стекольной фабрике. Поскольку ребенок родился в блеске и треске техногенной молнии и его появление на свет было ознаменовано мощным коротким замыканием, ввергшим Галланах в потемки, дядя Эрвилл подарил ей ожерелье из фульгурита.

Фульгурит – это природное стекло, как и другое музейное сокровище – обсидиан. Но обсидиан рождает только земля, он образуется под воздействием чудовищных температур и давлений в изверженной магме, а фульгурит появляется на свет от союза земли и воздуха: молния ударяет в рыхлый песок и плавит его, остекловывает, превращает в длинные зигзагообразные трубки. Хеймиш Макхоун называл фульгурит Божьим Стеклом. Музей при фабрике «Галланахское стекло» располагал коллекцией образцов трубчатого фульгурита, изысканных в песках Сирии Уолтером Эрвиллом, дедом Фергюса, в 1890 году и благодаря великой осторожности и столь же великому везению доставленных в Шотландию невредимыми. Одна из этих кривых шишковатых трубок была свыше метра длиной, другая лишь на йоту короче. Меньшую Фергюс отправил в Эдинбург ювелиру, дабы тот расколол ее, куски обточил и отшлифовал, а затем нанизал на нитку, точно жемчужинки.

Получившееся ожерелье он преподнес светозарной племяннице на вечеринке в день ее рождения, в ее родительском доме, что в Мерчистоне под Эдинбургом, в августе 1988 года (вечер выдался неподобающе сухим и теплым). Фергюс, существо всегда унылое, преждевременно состарившееся, с подбородками до воротника, очень вырос в глазах Кеннета и Прентиса Макхоунов, совершив этот элегантный и совершенно неожиданный для всех романтический жест.

У Верити хватило такта принять ожерелье из рук дяди Фергюса, хватило ума понять, какой смысл вложен в этот подарок, и хватило вкуса, чтобы сделать его регулярно надеваемой, даже привычной частью гардероба.

Салон дядиного «ровера» был очищен от грязи, сопутствовавшей рождению Верити, и машина продолжала служить семейству Эрвиллов еще пять лет, до 1975 года, когда ее продали (как выяснил впоследствии Прентис, за скандально мизерную сумму; нет бы переделать в своего рода храм красоты, прославленный на весь мир) и ее место занял «астон-мартин DB6».

Вскоре после того, как Прентис получил водительские права, у него появилась мечта найти старый «ровер», валяющийся, небось, где-нибудь в чистом поле, и выкупить. И тогда у него будет машина, в которой родилась его любимая, и можно будет эту машину водить, и холить ее, и лелеять. Разумеется, он понимал: велика вероятность, что «ровер» давным-давно отправился под пресс, но это не мешало ему тешиться диковатой фантазией, что хоть одна капля переплавленного металла добралась хоть до одного из последовательно принадлежавших ему трех драндулетов.

А на неприлично громком и быстром, как молния, «астон-мартине DB6» Фергюс и Фиона Эрвилл однажды ночью угодили в аварию. Это было возле Ахнабы, южнее Лохгайра, в 1980 году.

Глава 5

Мы с тетей Дженис были в одной постели. Только не поймите меня превратно: я не имею в виду, что мы занимались черт-те чем; мы всего лишь переспали… О черт! Я хочу сказать, что мы с ней долго гуляли по холмам и нас застала метель, но посчастливилось найти кров – уютный такой охотничий домик, а в спальне была только одна кровать, и нам, чтобы согреться, пришлось лечь на нее вдвоем, только и всего-то…

И мы потрахались[!].

Ради бога, не принимайте меня черт знает за кого. Тетя эта мне не тетя. Ни по крови она мне не тетя, ни даже по замужеству. Дженис Рэй была подружкой дяди Рори, вот я и стал ее тетей называть. Мало того что она крутила шашни с братом моего отца, так ведь вдобавок не кто иная, как ее дочь Мэрион, посвятила меня в таинство любви – таинство липко-пахучее и похотливо-трахучее, потенциально-натальное и социально-фатальное, не слишком высокоморальное, поскольку частично оральное. И произошло это в гараже, на рассохшейся до трещин зеленой коже заднего сиденья «лагонды-рапид-салун» в один душно-пасмурный летний день восемь лет назад.

И мы сорвали бурные аплодисменты.

Чертов Льюис…

Теперь голос делается тихим, низким, почти зловещим. Сбоку бьет резкий белый свет, и чисто выбритое худое лицо моего брата в этом свете кажется точно из камня высеченным. И суровым, даже жестоким.

– В моем доме есть дверь,– говорит он с придыханием и делает паузу.– Это не простая дверь, а особенная.– Он смотрит вбок. И от того, как он это делает, вам хочется поглядеть в ту же сторону, но вы побеждаете искушение.– А знаете, что у меня за дверью? – поднимает он бровь, но окружающая темнота отвечает молчанием. И вы ждете продолжения.– За дверью у меня…– Он наклоняется вперед, к вам, с таким видом, будто хочет открыть какую-то страшную тайну: – …вся остальная Вселенная.– На лице появляется ледяная улыбка, и если вас пронимают такие штуки, то на вашей спине срываются с места в карьер табуны мурашек.

Раздается нервный смешок. Льюис терпеливо ждет, когда хиханьки стихнут.

– Это особенная дверь, и называется она по-особенному,– сужает он глаза.– Знаете, как я называю эту дверь? – (Вот опасный момент, все может кончиться провалом, но брат умеет держать паузу, его молчание в высшей степени красноречиво).– Я ее называю…– Снова пауза; он глядит вбок, в темноту, потом снова – на свет: – …входной дверью!