Совершенный монастырь. Афонские рассказы - Станислав Сенькин

— Почему пророк Илия своими руками уничтожил двести жрецов Ваала? Можно же было их просто легонько побить… и все… И потом, почему Бог насылал на египтян такие жестокие казни и велел израильтянам уничтожать другие народы? Ведь это так жестоко! Разве милость Божья сочетается с такой грубостью? — И так далее в том же роде…

Когда старцу надоело слушать, он ответил просто:

— Ступай на кухню, женщина! Богословие — не женского ума дело, — и отвернулся, давая понять, что разговор закончен.

Жена, изобразив невозмутимость, вышла из кельи. Улыбнулась ожидавшим приема, как голливудская актриса, и уехала домой. Там у нее случилась истерика: как смеет этот старик оскорблять ее — самую щедрую ктиторшу епархии!

В принципе, будущий монах Серафим был согласен со старцем: богословие богословием, но жена должна знать свое место. Однако скандал ему был ни к чему, и брокер пообещал, что к обеду побывает у старца и добьется от него извинений.

После посещения фитнесс-центра будущий монах Серафим направился в епархиальную гостиницу. Он не хотел ругаться ни с владыкой, ни с этим старцем. Но он занимал видное положение в обществе и считал, что его жене должны оказывать уважение. В епархии его знали по не очень лестным отзывам жены, но, полагая, что, возможно, он пришел сюда на покаяние или просто из-за его высокого социального статуса, к нему отнеслись доброжелательно и проводили к келье старца.

Старец оказался не таким, как он его себе представлял, — худым злобным стариком в рясе, жадным до любой поживы. Его встретил доброжелательный и светлый человек в возрасте, прекрасно говоривший по-английски. Он предложил посетителю чай и лукум.

Они посидели молча, затем будущий монах нарушил молчание:

— Знаете, святой отец, моя жена недавно была у вас, и ваши слова ее сильно задели. Я бы хотел, чтобы вы, когда она завтра придет к вам, извинились перед ней за грубость. Знаете, она очень много помогает владыке Антонию, дает деньги на реставрацию храмов и жертвует достаточно на благотворительность. Если вы перед ней извинитесь, она… нет, я сам, — брокер достал бумажник, — пожертвую достаточную сумму на нужды вашей обители. Только сделайте, как я прошу.

— Нет.

— Что?! — брокер вспыхнул. — Вы посмели оскорбить мою жену и…

Старец даже глазом не моргнул, игнорируя гнев брокера.

— Я лишь сказал ей, чтобы больше занималась домашним хозяйством, а богословие — дело сугубо мужское. Так гласит наша традиция, значит, и ее тоже. Чем же я ее оскорбил?

Будущий монах Серафим минуту подумал.

— Что ж… Может быть, вы и правы. Но она — лишь слабая женщина, — брокер усмехнулся. — Короче, закончим это дело. Я дам двойную сумму, гораздо больше, чем она обещала вам. Только извинитесь перед ней, как я вас прошу.

— Хорошо, — старец легонько хлопнул ладонью по столу. — Передайте ей мои извинения и заверения в моем глубоком к ней почтении. Только денег мне не надо, чтобы вы не думали, что мои извинения куплены вами. Слава Богу, Он еще заботится о нас.

Но вам, как мужу, хочу сказать — мои извинения неискренни, вы вынуждаете меня кривить душой, и я иду на это только ради сохранения мира. Что же касается завтрашнего дня, то ваша достопочтенная супруга не сможет ко мне попасть, потому что я уезжаю сегодня вечером обратно на Афон, — старец легко поклонился. — Бог да благословит вас.

Брокер тяжело выдохнул, похмелье все еще мучило его, и все же он устыдился своих слов.

— Спасибо за благословение. Простите, отец. Понимаете, ничего личного. Но наша семейная жизнь оставляет желать лучшего… сын наркоман. Если мы будем еще и из-за вас ругаться, то все станет совсем невыносимым.

— Невыносимым? — старец усмехнулся. — Вот если попадете в ад, тогда ваше существование станет невыносимым. Сделайте все возможное, чтобы не попасть туда.

Будущий монах задумался. В книге «Мифы Древней Греции» описывалось такое место — Аид. Всякий смертный попадал туда и существовал в виде тени. Унылое, ужасное и бесцельное существование. Гомер называл одноименного бога этого места, Аида, «щедрым» и «гостеприимным». Еще бы: смертная участь не минует ни одного человека, даже такого богатого, как его знакомый олигарх, мнивший себя Зевсом! Да, не хотелось бы туда попасть… Невольно он произнес вслух, то о чем думал:

— Не хотелось бы…

— Вот что, — вдруг сказал старец, — приезжайте ко мне в гости. Я живу на Афоне в келье вблизи монастыря Филофей. Там мы с вами поговорим, и я подробно расскажу вам, как избежать этого мрачного места. А сейчас у меня нет времени для разговора с вами, потому что еще многие хотят попрощаться со мной. Хорошо? Мой адрес вы можете взять у владыки Антония. До свидания.

Брокер поднялся.

— Хорошо, святой отец, я передам ваши извинения жене. До свиданья.

— Никто не свят, только Господь, — отозвался старец.

— Понятно, я в этих вещах не силен. Всего хорошего! — брокер повернулся и вышел из кельи.

Вслед ему прозвучало:

— Вы все-таки приедете ко мне.

Брокер не придал этим словам никакого значения, хотя все сбылось так, как сказал старец. А тогда он просто поехал к жене и передал извинения старца. Она умерила свой пыл и перестала злиться, хоть и дулась еще почти неделю, но потом владыка Антоний утешил ее, и все вернулось на круги своя. Жена ездила по Европе в паломничества, он, кроме биржи, почти нигде не бывал. Дочь перешла на следующий курс колледжа, а сына отправили в закрытую клинику лечиться от наркомании.

Жизнь текла своим чередом, но однажды ночью брокер проснулся в диком страхе: его сердце билось будто загнанный заяц, мысли путались, а во рту пересохло, как с глубочайшего похмелья. Виной тому был тяжелый кошмар, словно сжавший в кулак его душу: ему привиделось, что он находится на берегу Ахерона. Рядом, возле черной ладьи, стоял перевозчик Харон, который удивительно напоминал украинского банкира-олимпийца:

— Ну, все, пора кончать с этим беспределом! — гулко и страшно прохрипел Харон и велел ему садиться в ладью. — Давай плату за переезд.

Вдали за огненным Ахероном виднелся Аид.

— Но я не хочу в Аид! — сказал брокер.

— А кто тебя спрашивает?! — страшное, одутловатое как у жабы лицо то ли банкира, то ли Харона расплылось в улыбке. — Мы с тобой в одной лодке поплывем…

Кошмар был на удивление реален. Брокер, проснувшись, долго не мог от него отойти. Он принял душ и выпил сто граммов коньяка. Странное видение! До самого утра, стараясь отвлечься, он занимался бумагами. А утром ему позвонил тот самый банкир-олимпиец:

— Мне нужно с тобой поговорить. Есть выгодное дельце. Жду тебя в Сити через пару часов.

Он не спрашивал, может ли брокер приехать. Разве Зевс спрашивает богов низшего порядка? Он просто приказывает.

Через два часа он был в офисе у Жабы — так брокер про себя прозвал олигарха. Его офис был простым на вид и не поражал роскошью; лишь по количеству охраны можно было определить, что Жаба — серьезный человек.

— Значит так, присаживайся! Пора кончать с этим беспределом!

Брокер сразу вспомнил ночной кошмар, где на берегу Ахерона Харон-Жаба сказал эти же самые слова.

А тот продолжил свою мысль:

— С этим «Инвест-билдингом» пора заканчивать! Сейчас у меня есть реальная возможность подмять этот банк! И ты, брат мой, — Жаба ткнул в брокера пальцем, — должен мне в этом помочь.

Брокер замялся:

— Я занимаюсь другими делами: ценные бумаги, фьючерсы, трейдинг… Как я могу тебе помочь? «Инвест-билдинг» — крупная рыба, не по моим зубам…

— Зато по моим! — Жаба ощерился, обнажая желтоватые клыки. — По моим зубам! Я запросто проглочу этот банк со всеми его миллионами фунтов. А ты, брат, просто поможешь мне эту рыбу загнать в сети. Выкупишь часть активов через мое доверенное лицо. Он среди крупных акционеров банка. Я все просчитал. Кого-то купим, кого-то запугаем, а кого-то и уберем. Бадрика уже подключили, он в курсе. А как ты хотел? Это дело серьезное. Позднее войдешь в совет директоров. Сам станешь крупной рыбой. Ты быстро растешь, дорогой мой, хватит уже заниматься всякой ерундой. Будешь выполнять мои указания — через какое-то время возглавишь совет директоров. Возглавишь совет директоров — удвоишь свое состояние.

Жаба встал, прошелся по кабинету и, снова ощерившись, сказал:

— Мы с тобой в одной лодке поплывем…

Снова всплыл ночной кошмар и слова призрачного Харона. На лбу брокера выступил холодный пот. Отказываться от столь лестного предложения Жабы было нельзя, иначе он обидел бы собственного покровителя. А обижать Жабу было нельзя, поскольку тот не прощал обид. Недавний кошмар и реальность перемешались в коктейле, вот уж действительно аидском.

Брокер прекрасно понимал, что после того как «Инвест-билдинг» будет подмят Жабой, его самого могут убрать. В принципе, он был нужен только на начальных этапах рейдерской атаки. Потом, скорее всего, брокер перепишет акции на другого человека, а вернее всего, на самого Жабу, добровольно или под дулом пистолета. Жабе на людей было глубоко плевать. Он устранял конкурентов с каким-то сладострастием, входил в раж, иногда погибали непричастные к делу люди. Будучи настоящим параноиком, он повсюду видел козни, и работать с ним было невозможно, как и невозможно было понять, что у него в голове. Поэтому сегодняшний сон вполне мог оказаться пророческим.