Пограничники Берии. «Зеленоголовых в плен не брать!» - Владимир Першанин

Наконец прикурив, он высунулся и дважды выстрелил из винтовки. Трофейный автомат, добытый командиром саперного взвода в бою, лежал на бруствере. Все магазины к нему были расстреляны.

Снайпер Василь Грицевич и сержант Костя Орехов вели огонь по пулеметным расчетам. Михаил Колчин вместе с помощником били по 37-миллиметровый пушке из единственного станкового пулемета ДС-39, оставшегося на заставе.

Немецким артиллеристам было не отказать в смелости, они подкатили свое легкое орудие метров на триста. Снаряды летели со скоростью 800 метров в секунду. Звонкий хлопок – и сразу взрыв.

Колчин, лучший пулеметчик на заставе, сумел пристреляться по опасно приблизившейся пушке. Ранил двух подносчиков снарядов, а когда огонь ослаб, точной очередью уложил неосторожно высунувшегося командира орудия.

Сержант хотел добить, вывести из строя скорострельную пушку. Пули звенели о щит, откатник, наполненный маслом, рвали резину колес. Звякнув, разлетелся прицел. Михаил не заметил, как сужается вокруг него кольцо минных разрывов. Опасность разглядел второй номер, потянул Колчина за рукав.

– Товарищ сержант…

Мина весом девятьсот граммов (мощность двух ручных гранат), звеня, набирала высоту. Затем стремительно понеслась к земле. Помощник успел отпрыгнуть, а Колчин ничего не сумел понять.

Его отшвырнуло, хлестнуло осколками в лицо, грудь, живот.

Пулемет выбило из станка и бросило на землю рядом со смертельно раненным сержантом. Второй номер потянул тело своего командира, сумел втащить его в траншею. Очередная мина влетела следом и убила обоих.

Мальцев, отложив винтовку, бежал к месту взрыва. Своего друга, с кем вместе прослужили больше года, Николай узнать бы не смог. Тела сержанта и его помощника были исковерканы и лежали окровавленной грудой. Гимнастерка одного из них была разорвана в клочья, виднелись многочисленные раны.

Подбежали политрук Зелинский и старшина. Политрук не смог оторвать взгляда от несуществующего лица Михаила Колчина с черными отверстиями на месте глаз и раздробленной нижней челюстью. Яков Павлович Будько, наглядевшийся в жизни смертей, быстро набросил на погибших шинель.

– По местам… всем по местам.

Мальцев непроизвольно всхлипнул. Заплакать он бы не смог, даже если бы захотел. Внезапно начавшаяся война, совсем не такая, которую могли ожидать, гибель товарищей – всего этого оказалось слишком много для нескольких часов одного дня.

Николай был всего лишь двадцатилетним парнем, по существу мальчишкой. Напряжение, страх, жалость к погибшим и самому себе смешались в нем. Но то, что называется чувством долга, пересиливало все остальное. Он еще на рассвете крепко взял себя в руки и, сам того не замечая, стал одним из тех командиров, на ком держалась оборона заставы.

– По местам, – повторил старшина.

При этом он смотрел на Зелинского, который застыл перед телами убитых, накрытых шинелью с проступающими кровяными пятнами.

– Пойдемте, товарищ политрук, – осторожно потянул его за руку Мальцев.

А старшина проговорил вслед:

– Слышь, Николай. Сам за «дегтярева» встань. Побило пулеметчиков, стрелять некому.

– Есть, – отозвался Мальцев.

День близился к вечеру. Постепенно бой затихал. Замолчали минометы, возможно, закончился боезапас. Оттащили в низину исклеванную пулями пушку. В разных местах лежали тела убитых немецких солдат. Видимо, наступавшее подразделение получило приказ временно приостановить штурм заставы.

Да и заставы как таковой уже не существовало. Крыша рухнула, торчали остатки стен, дымили сгоревшие обломки. От забора остались отдельные доски и перекладины, вышка рухнула.

Умирали один за другим раненые. Журавлев приказал выкопать могилу, однако этого не дали сделать немецкие пулеметчики, простегивая открытый со всех сторон двор трассами длинных очередей. Им отвечали из ручных пулеметов Кондратьев и Мальцев. Одиночными выстрелами огрызались лучшие стрелки заставы Василь Грицевич и Костя Орехов.

Позвали Кондратьева, чтобы уточнить списки погибших. Федор Прокофьевич передал «дегтярев» своему сержанту, предупредив:

– Бей короткими. Ствол сильно греется.

Пригибаясь, пошел на командный пункт. Сел рядом с Журавлевым, попросил закурить и достал из полевой сумки мятый список взвода.

Послюнив химический карандаш, стал делать отметки.

– Этот ранен… этот стреляет… эти двое погибли.

Молчала пятая застава. Стрельба на ней затихла часа в три дня. В небе кружил на малой скорости разведчик «Хеншель-126» с ярко-оранжевым капотом и таким же ярким стабилизатором хвоста. На всю высоту фюзеляжа выделялся черно-белый крест. Возле двухместной кабины виднелся какой-то тевтонский знак в виде разноцветного щита.

– Как в цирке, раскрасили, – сплюнул Кондратьев. – Долбануть бы по нему из пулемета.

«Хеншель» крутился на высоте километра, пулей не достанешь. Словно расслышав угрозу, пилот снизил машину и сбросил две небольших бомбы. Они взорвались в стороне. В ответ ударил из ручного пулемета Николай Мальцев и выпустил магазин самозарядной винтовки Костя Орехов.

«Хеншель» взвился как пришпоренный. Полетели мелкие куски обшивки, а стрелок в кормовой части кабины дал несколько очередей. Бегство немецкого самолета пограничники и саперы сопровождали смехом и матюками.

– Долетался гадюка!

– Уноси ноги, б…!

Однако вскоре стало не до смеха. С ближнего немецкого аэродрома прилетели два легких бомбардировщика-биплана «Хеншель-123», чем-то похожие на «кукурузник» У-2. Несмотря на малую скорость, эти устаревшие немецкие машины были опасным противником.

Оба самолета сделали круг и пошли на пикирование, выставив шасси с острыми, словно шпоры, закрылками. На высоте семисот метров вниз полетели четыре бомбы.

Все бросились на землю, кто-то спрыгнул в траншею. Лишь один Журавлев, бледный, со сжатыми кулаками, встречал фашистские самолеты в полный рост. Он не желал показывать заставе, что боится врага. Его с размаху толкнул в спину старшина Будько.

– Макарыч, ложись… убьют!

Это были пятидесятикилограммовки, далеко не самые крупные бомбы в арсенале немецкой авиации. Но мощность их превышала снаряды тяжелых гаубиц, а грохот взрывов был оглушительный. Столбы поднятой земли и дыма окутали заставу густой пеленой.

Николая Мальцева, лежавшего на дне траншеи, подбросило на полметра. На голову и спину посыпались комья земли. Через минуту он поднялся и увидел поодаль огромную дымящуюся воронку. Часть забора снесло, переломило тополь. Траншея справа от него была на четверть завалена, там кто-то шевелился и звал на помощь.

Он сделал один, другой шаг, но услышал вой моторов. Оба бомбардировщика снова пикировали. Первый раз они боялись спускаться ниже, так как поврежденный самолет-разведчик получил десяток пробоин, был ранен наблюдатель. Сейчас, оглушив защитников заставы, они сбросили последние четыре «полусотки» с высоты пятисот метров.

Мальцев упал лицом в рыхлую землю, прикрыв голову руками. Одна из бомб взорвалась на левом фланге, две – во дворе заставы. Обрушились обломки догоравшего здания и козырек вещевого склада, где лежали раненые.

«Хеншели» сделали третий заход над самой землей, лихо всаживая в клубящуюся пелену длинные очереди своих спаренных пулеметов МГ-15 (тысяча выстрелов в минуту). Эти тихоходные машины командование «люфтваффе» боялось выпускать в глубину русской территории. Уцелевшие И-16 уже сбили несколько «мессершмиттов» и «юнкерсов», а с «хеншелями» справились бы и подавно.

Поэтому легкий бомбардировочный полк, несмотря на известия о разгроме советских аэродромов, держали для такой вот зачистки, чтобы сберечь драгоценные жизни немецких солдат. Однако настроение от победы пилотам частично испортил Петр Чернышов.

Он разглядел среди клубов дыма хвост уходящего на малой высоте «хеншеля» и двумя длинными очередями разрядил вслед диск ручного пулемета. Из стрелкового оружия самолеты сшибают либо в кино, либо в донесениях политработников. Свалить цельнометаллический биплан с хорошо защищенным двигателем молодой сержант не смог. Но пули, звонко бьющие о корпус, крылья, грозящие перебить тяги, заставили пилота резко увеличить скорость и рвануть подальше от упрямо стреляющей заставы.

Усиленная пехотно-штурмовая рота, согласно разработанному плану, должна была покончить с заставой к полудню, сдать своих немногочисленных раненых, похоронить двух-трех убитых (больших потерь не планировали) и продвигаться в составе своего полка дальше на восток. Но все пошло совсем не так, как ожидали. Убитые появились уже в первые минуты великого похода, когда пограничные посты встретили разведгруппы огнем. Застава оказалась крепким орешком.

Еще вчера командиру штурмовой роты самой большой проблемой виделась будущая судьба пленных пограничников. Существовало негласное указание не брать их живыми, но обер-лейтенант, офицер немецкой армии в третьем поколении, брезгливо воспринимал расстрелы пленных.