Мы - Таллинские - Иван Орленко

Наибольшую активность проявил стрелок-радист Юрий Аксенов. Он выбросил из кабины на плоскость резиновую лодку. Летчик Мифтахутдинов, окунувшись в воду, пришел в сознание. Вдвоем начали вручную, при помощи мехов надувать лодку, так как баллоны автоматического заполнения оторвались и использовать их не удалось. Штурман Глеб Локалов плавал рядом, благо, у всех хорошо сработали спасательные жилеты.

Уже надвигались сумерки, когда двое отважных людей, отдав много сил, надули лодку, подобрали раненого штурмана и начали дрейф в неизвестном направлении. Мучила жажда. Только теперь вспомнили, что в суматохе забыли в самолете аварийный бортовой паек и сигнальную ракетницу с ракетами.

Вскоре после этого случая на Краснознаменном Балтийском флоте появились гидросамолеты. Они оказывали большую помощь и моральную поддержку летному составу минно-торпедной авиации, спасали экипажи, вынужденно севшие на воду. А на наших самолетах бортовой паек и пиротехнические средства (ракеты с ракетницей) стали укладывать в спасательную лодку.

Подул холодный ветер и от промокшего обмундирования стало неприятно. Авиаторы взялись за весла. Гребли против ветра, чтобы согреться.

Каждый понимал, что идти нужно только на север, к финским шхерам. Правда, и там было небезопасно. Хотя. Финляндия заключила перемирие с Советским Союзом и ее войска прекратили боевые действия против Красной Армии, но на территории страны притаилось еще немало фашистов, которые будут стрелять.

- Слышу шум кораблей, - вглядываясь в ночную тьму, доложил штурман.

"Только бы не отдать себя врагу", - думали наши комсомольцы.

Корабли прошли совсем близко. Ночь сделала доброе дело. До рассвета еще далеко, временами ветер усиливался, а к утру море стало затягивать пеленой тумана. Большая волна перекатывалась через лодку, заливала ее водой. Тогда авиаторы снимали сапоги и сапогами вычерпывали воду. Все старались держаться друг к другу поплотнее: так было теплее. Потом ветер и волна стихли и наступила тишина. Но не та, успокаивающая душу, которую встречаешь, возвращаясь с аэродрома домой после полетов.

Каждый обстрелянный воин скажет тебе, что тишина на войне, порой, бывает страшнее самого мощного зенитного огня. И эта тишина действует угнетающе...

Трое комсомольцев понимали, что в такой тишине судьба ежеминутно может свести их крошечную резиновую лодку с фашистским кораблем.

- Что будем делать, если нам встретится вражеский катер? - спросил радист Аксенов.

- У нас один пистолет на всех и шестнадцать патронов... - задумчиво произнес командир.

Наши "пленники моря" решили: тринадцать патронов - на фашистов, три на себя.

- Пленения не будет! - прошептал воспаленными губами Локалов.

- Комсомольцы в плен не сдаются, - уверенно добавил Мифтахутдинов.

К утру появились чайки - спутники моряков. Они кружились, будто водили веселый хоровод, а потом улетели туда, откуда прилетели, как бы показывая летчикам путь. Теперь ни у кого не было сомнений: земля недалеко. Остров Хийумаа остался справа позади, и лодка дрейфовала на север.

Видели воздушный бой. Потом самолеты улетели. Еще пролетали несколько групп наших краснозвездных самолетов и каждый раз все в лодке вставали, бросая вверх шлемы.

- Эх, опять не заметили, - с сожалением махнул рукой Юрий Аксенов. Да разве заметишь с высоты полета среди морских волн крошечную резиновую лодку! И опять, в который раз, вспоминали забытую в самолете ракетницу.

Как часовые на посту сменялись дни и ночи, и каждые последующие сутки усиливали жажду и голод. Уже попробовали пить соленую воду, но от этого жажда не пропадала, а увеличивалась. Плиткой шоколада, которая оказалась у радиста, поддерживали раненого штурмана.

- Сегодня четвертый день нашего дрейфа. Хватит ли сил?

Опять появились наши краснозвездные торпедоносцы. Аксенов не выдержал и закричал во весь голос:

- Сюда... Сюда... Куда же вы!.. Наши самолеты бомбили и торпедировали вражеские транспорты. Видели два больших взрыва.

- Это вам за наши страдания и муки! Удары по врагу придавали силы.

- Доживем, ребята, до того дня, когда ни одного фашистского гада не останется...

На пятые сутки во мгле показался берег с многими, островками. Из кителя сделали парус и держали в руках, чтобы ускорить движение. Лодку несколько раз подбросило волной и вынесло на берег.

- Обследовать остров и доложить, - поступил приказ командира экипажа.

Выйдя на берег, сразу почувствовали, что силы на исходе, страшно одолевала дремота... Но земная твердь придала им силы. Выяснилось, что на острове фашистов нет, только финские рыбаки. Они-то и оказали помощь экипажу, а затем помогли ему добраться до наших частей.

На одном из аэродромов освобожденной части Эстонии, я со штурманом капитаном Петром Сазоновым и стрелком-радистом старшиной Юрием Волковым встретились с героями, которых считали погибшими. Едва мой самолет приземлился, как к нему устремились люди. Лица разобрать трудно, а обмундирование не флотское, и это несколько насторожило нас. Стрелок-радист даже прильнул к башенным пулеметам. Но это были свои, славный сын Татарии летчик Мифтахутдинов и русские ребята с Волги - штурман Локалов и стрелок-радист Аксенов. Издали их и узнать-то трудно - финны дали им свою одежду взамен флотской, оборванной и окровавленной. В течение пяти суток пропавший экипаж выдержал нечеловеческие испытания, но держался до конца и вышел победителем. Мифтахутдинов, увидев меня, быстро пошел навстречу и, приложив руку к головному убору, хотел доложить, но из этого ничего не получилось. Слезы заливали его глаза, радостное волнение перехватило горло.

Мы обнялись и по-фронтовому расцеловались, оба растроганные. Первый раз я увидел этого молодого, волевого крепыша таким растерянным.

Потом волнение быстро прошло и уверенным голосом Мифтахутдинов спросил:

- А Таллин освободили?

- Да, освободили. И наши торпедоносцы - твои товарищи, хорошо поработали, за что приказом Верховного Главнокомандующего полку присвоено почетное наименование "Таллинский".

Мифтахутдинов все переживал, что не смог дотянуть до аэродрома и спасти машину.

- Зато остался жив экипаж. Это дороже, всего, а машина будет, заметил я.

Всматриваясь в лица молодых людей, я заметил, что в них произошли большие перемены, что они стали не такими, какими я их провожал в полет. Теперь они казались гораздо старше своих лет, значительно повзрослели за эти пять суток.

Мы приняли на борт экипаж Мифтахутдинова и взяли курс на свой аэродром. Под нами простиралась Балтика. С нею быстро сроднились наши летчики, прибывшие на пополнение. Ее полюбил и Мифтахутдинов.