Сочинения - Валерий Брюсов

Что чувствовала ты в их олимпийском круге?

И вся любовь того, кто над любовью бог,

Могла ли облегчить чуть видные обиды:

Ареса дерзкий взор, царицы злобный вздох,

Шушуканье богинь и злой привет Киприды!

И на пиру богов, под их бесстыдный смех,

Где выше власти все, все – боги да богини,

Не вспоминала ль ты о днях земных утех,

Где есть печаль и стыд, где вера есть в святыни!

23 декабря 1898

Цирцея

Я – Цирцея, царица; мне заклятья знакомы;

Я владычица духов и воды и огня.

Их восторгом упиться я могу до истомы,

Я могу приказать им обессилить меня.

В полусне сладострастья ослабляю я чары:

Разрастаются дико силы вод и огней.

Словно шум водопадов, словно встали пожары, —

И туманят, и ранят, всё больней, всё страшней.

И так сладко в бессильи неземных содроганий,

Испивая до капли исступленную страсть,

Сохранять свою волю на отмеченной грани

И над дерзостной силой сохранять свою власть.

1 августа 1899

Кассандра

Пророчица Кассандра! – тень твоя,

Путь совершив к благословенной Лете,

Не обрела утех небытия,

И здесь твои мечты горят огнем столетий.

Твой дух живет в виденьях лучших дней,

Ты мыслью там, близ Иды, у Скамандра,

Ты ищешь круг тебе родных теней,

Поешь в Аиде им, пророчица Кассандра!

Зовешь вождей и, Фебом вновь полна,

Им славишь месть, надеждой пламенея, —

Что примут казнь ахейцев племена,

Во прах повергнуты потомками Энея!

Но влага Леты упоила всех,

И жажду мести пробуждать в них тщетно!

Уста героев гнет загробный смех:

Ты славишь – все молчит, зовешь – и безответно!

8 марта 1898, 1923

Моисей

Я к людям шел назад с таинственных высот,

Великие слова в мечтах моих звучали.

Я верил, что толпа надеется и ждет…

Они, забыв меня, вокруг тельца плясали.

Смотря на этот пир, я понял их, – и вот

О камни я разбил ненужные скрижали

И проклял навсегда твой избранный парод.

Но не было в душе ни гнева, ни печали.

А ты, о господи, ты повелел мне вновь

Скрижали истесать. Ты для толпы преступной

Оставил свой закон. Да будет так. Любовь

Не смею осуждать. Но мне, – мне недоступна

Она. Как ты сказал, так я исполню все,

Но вечно, как любовь, – презрение мое.

25 апреля 1898

Александр Великий

Неустанное стремленье от судьбы к иной судьбе,

Александр Завоеватель, я – дрожа – молюсь тебе.

Но не в час ужасных боев, возле древних Гавгамел,

Ты мечтой, в ряду героев, безысходно овладел.

Я люблю тебя, Великий, в час иного торжества.

Были буйственные клики, ропот против божества.

И к войскам ты стал, как солнце: ослепил их грозный

взгляд,

И безвольно македонцы вдруг отпрянули назад.

Ты воззвал к ним: «Вы забыли, кем вы были, что теперь!

Как стада, в полях бродили, в чащу прятались, как зверь.

Создана отцом фаланга, вашу мощь открыл вам он;

Вы со мной прошли до Ганга, в Сарды, в Сузы, в Вавилон.

Или мните: государем стал я милостью мечей?

Мне державство отдал Дарий! скипетр мой, иль он ничей!

Уходите! путь открытый! размечите бранный стан!

Дома детям расскажите о красотах дальних стран,

Как мы шли в горах Кавказа, про пустыни, про моря…

Но припомните в рассказах, где вы кинули царя!

Уходите! ждите славы! Но – Аммона вечный сын —

Здесь, по царственному праву, я останусь и один».

От курений залы пьяны, дышат золото и шелк.

В ласках трепетной Роксаны гнев стихает и умолк.

Царь семнадцати сатрапий, царь Египта двух корон,

На тебя – со скриптром в лапе – со стены глядит Аммон.

Стихли толпы, колесницы, на равнину пал туман…

Но, едва зажглась денница, взволновался шумный стан.

В поле стон необычайный, молят, падают во прах…

Не вздохнул ли, Гордый, тайно о своих ночных мечтах?

О, заветное стремленье от судьбы к иной судьбе.

В час сомненья и томленья я опять молюсь тебе!

Ноябрь 1899

Ламия

В дни весенних новолуний

Приходи, желанный друг!

На горе ночных колдуний

Соберется тайный круг.

Верны сладостной Гекате,

Мы сойдемся у костра.

Если жаждешь ты объятий,

Будешь с нами до утра.

Всех красивей я из ламий!

Грудь – бела, а губы – кровь.

Я вопьюсь в тебя губами,

Перелью в тебя любовь.

Косы брошу я, как тучу, —

Ароматом их ты пьян, —

Оплету, сдавлю, измучу,

Унесу, как ураган.

А потом замру, застыну,

Буду словно теплый труп,

Члены в слабости раскину,

Яства пышные для губ.

В этих сменах наслаждений

Будем биться до утра.

Утром сгинем мы, как тени,

Ты очнешься у костра.

Будешь ты один, бессильный…

Милый, близкий! жаль тебя!

Я гублю, как дух могильный,

Убиваю я, любя.

Подчинись решенной плате:

Жизнь за ласку, милый друг!

Верен сладостной Гекате,

Приходи на тайный луг.

1900

Амалтея

Пустынен берег тусклого Аверна,

Дрожат кругом священные леса,

Уступы гор отражены неверно,

И, как завеса, мутны небеса.

Здесь, в тишине, в пещере сокровенной,

Внимая вечно чьи-то голоса,

Живет сибилла. Судьбы всей вселенной

Пред ней проходят, – лица, имена

Сменяются, как сны, в игре мгновенной.

И этой сменой снов потрясена,

Сама не постигая их значенья,

На свитках записать спешит она

И звуки слов, и вещие виденья,

Пророчества, и тайны божества.

И пишет, и дрожит от исступленья,

И в ужасе читает те слова…

Но кончен свиток, и со смехом, злобно,

Она его бросает и, едва

Успев взглянуть, берет другой, подобный,

И пишет вновь, в тревоге, чуть дыша.

А ветер скал лепечет стих надгробный,

Взвивает свитки и влечет, шурша.

15 февраля 1898

Скифы

Если б некогда гостем я прибыл

К вам, мои отдаленные предки, —

Вы собратом гордиться могли бы,

Полюбили бы взор мой меткий.

Мне легко далась бы наука

Поджидать матерого тура.

Вот – я чувствую гибкость лука,

На плечах моих барсова шкура.

Словно с детства я к битвам приучен!

Все в раздолье степей мне родное!

И мой голос верно созвучен

С оглушительным бранным воем.

Из пловцов окажусь я лучшим,

Обгоню всех юношей в беге;

Ваша дева со взором жгучим

Заласкает меня ночью в телеге.

Истукан на середине деревни

Поглядит на меня исподлобья.

Я уважу лик его древний,

Одарить его пышно – готов я.

А когда рассядутся старцы,

Молодежь запляшет под клики, —

На куске сбереженного кварца

Начерчу я новые лики.

Я буду как все – и особый.

Волхвы меня примут как сына.

Я сложу им песню для пробы.

Но от них уйду я в дружину.

Гей вы! слушайте, вольные волки!

Повинуйтесь жданному кличу!

У коней развеваются челки,

Мы опять летим на добычу.

29 ноября 1899

Клеопатра

Я – Клеопатра, я была царица,

В Египте правила восьмнадцать лет.

Погиб и вечный Рим, Лагидов нет,

Мой прах несчастный не хранит гробница.

В деяньях мира мой ничтожен след,

Все дни мои – то празднеств вереница,

Я смерть нашла, как буйная блудница…

Но над тобой я властвую, поэт!

Вновь, как царей, я предаю томленью

Тебя, прельщенного неверной тенью,

Я снова женщина – в мечтах твоих.

Бессмертен ты искусства дивной властью,

А я бессмертна прелестью и страстью:

Вся жизнь моя – в веках звенящий стих.

Ноябрь 1899

Старый викинг

Он стал на утесе; в лицо ему ветер суровый

Бросал, насмехаясь, колючими брызгами пены.

И вал возносился и рушился, белоголовый,

И море стучало у ног о гранитные стены.

Под ветром уклончивым парус скользил на просторе,

К Винландии внук его правил свой бег непреклонный,

И с каждым мгновеньем меж ними все ширилось море,

А голос морской разносился, как вопль похоронный.

Там, там, за простором воды неисчерпно-обильной,

Где Скрелингов остров, вновь грянут губящие битвы,

Ему же коснеть безопасно под кровлей могильной

Да слушать, как женщины робко лепечут молитвы!

О, горе, кто видел, как дети детей уплывают

В страну, недоступную больше мечу и победам!

Кого и напевы военных рогов не сзывают,

Кто должен мириться со славой, уступленной дедам.

Хочу навсегда быть желанным и сильным для боя,

Чтоб не были тяжки гранитные косные стены,

Когда уплывает корабль среди шума и воя

И ветер в лицо нам швыряется брызгами иены.

12 июля 1900

Данте

Безумцы и поэты наших дней

В согласном хоре смеха и презренья

Встречают голос и родных теней.

Давно пленил мое воображенье

Угрюмый образ из далеких лет,

Раздумий одиноких воплощенье.

Я вижу годы, как безумный бред,

Людей, принявших снова вид звериный,

Я слышу вой во славу их побед

(То с гвельфами боролись гибеллины!).

И в эти годы с ними жил и он, —

На всей земле прообраз наш единый.