Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич

В результате я прихожу к тому, что могу быть в Симаках или 1) от 15 июня до 1 июля, или 2) в августе или сентябре. В первом случае я бы постарался обойтись без поездки в Сумы, которая, в конце концов, не необходима, и провел бы у Вас ровно две недели. Во втором случае я мог бы остаться дольше, и мне это было бы более по душе, тем более, что начало осени после весны самое приятное для меня время года. Будьте так добры, дорогой друг мой, помогите моей нерешительности и произнесите резолюцию. Если же оказалось бы, что и то и другое почему-либо неудобно, то, нечего делать, пришлось бы отложить столь горячо желанное гощение у Вас до будущего года.

Очень радуюсь, что Вы довольны г. Тарашкевичем и что есть надежда на улучшение Вашего хозяйства. Дай бог чтоб все дела Ваши устраивались как можно лучше.

Брат мой Ипполит служит в “Обществе пароходства и торговли”, у Чихачева. Он командует пароходом, делающим рейсы по Черному морю. В настоящее время с ним случилось очень благополучное обстоятельство. Он вместе с дядей своей жены пустились в одну аферу, обвенчавшуюся полным успехом, и на долю его досталось пятьдесят тысяч. Так как служба его трудная и плохо вознаграждаемая, то для него это большое счастье. Детей у него нет, но есть воспитанница, очень милая девочка, которую он взял из Воспитательного дома и вполне адоптировал [Adopter (фр.)-усыновлять.] ее.

Алеша мой продолжает ходить к здешнему учителю народной школы и очень успешно занимается теми предметами, из которых ему придется держать экзамен для получения льготы по воинской повинности.

Поздравляю Вас с новым маленьким Беннигсеном. Зятя Вашего я помню маленьким правоведиком. Я знал, что он происходит от полководца, но не знал, что он его правнук. Я думал, что он внук его. Прадед его - тот генерал, которому Наполеон после Фридланда, в Тильзите сказал: “Vous avez ete mediant a Austerlitz” [“Вы были злы в Аустерлице”.].

Относительно бюджетной суммы прошу Вас, милый друг, не беспокоиться. Я получу ее, когда к тому представится удобное обстоятельство. Спасибо Вам за память и непрерывные заботы обо мне!

До свиданья, милый, добрый друг.

Ваш П. Чайковский.

80. Мекк - Чайковскому

Браилов,

10 июня 1879 г.

Воскресенье.

Сколько радости Вы мне доставили, милый, бесценный друг мой, присылкою напечатанных пьес Ваших, посвященных Браилову, с каким наслаждением я, так сказать, вдыхала в себя слова, которые были у меня перед глазами: cdedie а. В..... Souvenir d'un lieu cher” et tout сa venant d'un homme qui m'est si cher, a. moi! [“Посвящено Б[раилову]. Воспоминания о дорогом месте” и все это идет от человека, который мне так дорог!] Благодарю Вас, мой дорогой, бессчетно раз. Под впечатлением того чувства, которое я испытывала, глядя на Ваше сочинение, я всю прошлую ночь видела Вас во сне, Вы были такой славный, мое сердце так рвалось к Вам!

Я также хочу завести порядок, милый друг мой, писать Вам каждое воскресенье, но вот сегодня у меня второй день голова болит, и для того, чтобы иметь возможность написать Вам, я целый час прикладывала ко лбу лед, и стало легче.

Я вижу и признаю вполне, дорогой друг мой, что ни в июне, ни в июле Вам приехать ко мне невозможно, поэтому прошу Вас, мой милый, хороший, подарить август месяц, но, пожалуйста, никак не меньше месяца. Одним словом, я желала бы, чтобы Вы приехали не позже 1 августа и уехали не раньше, как я уеду из Браилова, что, вероятно, произойдет около 10 сентября. Хорошо? Так можно? Я за границу, по всей вероятности, не поеду, а если что-нибудь неожиданное заставит меня, тогда я Вам сообщу, милый друг мой; и Вы вместо Симаков поживете в Браилове до сентября, потому что в сентябре предполагает приехать сюда мой Володя охотиться.

Итак, мой дорогой, несравненный друг, если Вы хотите меня утешить, обрадовать до глубины сердца, то приедете 1 августа в Сиамаки и погостите у меня до моего отъезда из Браилова. Zgoda? [Согласны?]- как говорят поляки.

А мой бедный учитель польского языка, а Ваш ученик Пахульский третью неделю мучится глазною болезнью, и теперь дошло до того, что доктор запретил ему совсем из комнаты выходить, и ничего делать не может и только мечтает о композиторстве.

С каким нетерпением я жду появления нашей симфонии, но как это долго все у нас делается; пожалуй, сюита будет раньше готова?

Что это- бедная Александра Ильинишна так упорно хворает? Сохрани ее господь, таким людям надо жить, долго жить на благо другим; пошли ей бог облегчение.

Мы с Юлею почти все приготовили для Вас в Спмаках. Не так хорошо, как бы я желала, но комнаты уже испорчены, так что и поправить их нельзя, очень низки, но я все-таки очень люблю этот флигелек.

Я очень желала бы, милый друг мой, чтобы Вы устояли на том, чтобы н е увеличивать пенсии известной особы, потому что тогда она будет сговорчивее насчет развода, а в противном случае ей будет выгоднее вечно получать от Вас пенсию, поэтому будьте тверды, дорогой мой, не дайте у Вас выпросить, ведь ни за что Вы ничем не обязаны ей ни одною счастливою минутою.

У меня теперь дом переполнен. В среду приехали мои правоведы, а в пятницу Лидя с семейством, так что стол в столовой занимает комнату буквально во всю длину, потому что кроме своего семейства у меня в нынешнем году шесть учителей, но, впрочем, Данильченко еще не приехал. Коля служит мне теперь чтецом газет, пока Пахульский болен. Дети Лидины подросли, но такие немцы, что ни слова по-русски не понимают. У них две няни немки, вследствие этого и родители говорят с ними по-немецки, и теперь почти целый год были за границею, так что и забыли по-русски.

Вы пишете, друг мой, что знали моего зятя Беннигсена правоведиком, но он не кончил в Правоведении, а ушел в Гейдельберг в университет и там прошел курс на камеральном отделении естественных наук. Саша, слава богу, поправляется. Маленького назовут Юрием. Лида также в ожидании такой же расправы.

Погода у нас эти дни очень жаркая. Мы эти дни никуда не ездили по случаю приезда Лиды. Хлеба у меня нехороши: ни пшеница, ни свекловица не обещают много. У меня в этом месяце много семейных праздников: 1 июня Лицино рожденье, 6-го-Сашонкино, 15-го-Володино и 29-го-Ваши именины, милый друг мой.

Скажите, пожалуйста, Петр Ильич, Вашему Алеше, что я'поручаю ему напоминать своему барину о приезде в Симаки и что для него там также комната готова. Он, должно быть, славный мальчик; желаю ему очень успеха в науках.

Юля передает Вам сердечный поклон....

До свидания, мой милый несравненный, друг. Всем сердцем Ваша

Н. ф.-Мекк.

Р. S. Забыла еще попросить Вас, друг мой, спросить Льва Васильевича, где можно доставать минеральных туков для удобрения и почем за пуд.

Извините, мой дорогой, что беспокою Вас.

81. Чайковский - Мекк

Каменка,

12 июня.

1879 г. июня, 12-13. Каменка.

У нас здесь на бураки новое бедствие и еще гораздо более ужасное, чем жучки. Появился червь на всех плантациях, пожирающий свеклу дотла. Если вследствие какого-нибудь нового атмосферического влияния он вскоре не исчезнет, то опасность для каменского хозяйства очень большая. Бедный Лев Васильевич ходит мрачный и задумчивый.

Про себя скажу Вам,, милый и добрый друг мой, что я мог бы назвать себя совсем счастливым и благополучным, если б только не страдал по ночам бессонницей. Впрочем, это всегда бывает со мной летом.

Работа моя подвигается довольно быстро. Она немножко утомляет меня, особенно теперь, вследствие жары и несносного приставания мух, но зато сколько и удовольствия она доставляет мне! Трудно передать наслаждение, которое испытываешь, когда отвлеченная музыкальная мысль принимает вследствие передачи тому или другому инструменту или группе инструментов реальную форму. Это если не самая приятная, то одна из самых приятных минут в процессе сочинения. Если, к тому же, как это теперь и есть, инструментуется вещь, про которую знаешь, что она составляет шаг вперед в своей деятельности, то удовольствие сугубое. Но кроме всего этого “Иоанна д'Арк” имеет для меня еще ту прелесть, что каждая нотка ее напоминает мне ту или другую минуту из последней заграничной поездки, которая была для меня все время удивительно приятна. Дня через два я буду перенесен на Viale dei Соlli, так как примусь за сцену, с которой я начал сочинение оперы во Флоренции.