По тонкому льду (ил. Р.Клочкова) - Брянцев Георгий Михайлович

Я и Дим-Димыч думали всю дорогу. Благо, что удалось сесть в совершенно пустое купе и никто не мешал нам высказывать догадки, предположения, спорить, опровергать нами же выдвинутые планы и тут же вырабатывать новые.

Мы выложили свои соображения. Счет вырван из блокнотной книжечки, какие обычно бывают у официантов. Вырван неровно, линия отрыва нарушена. От названия ресторана сохранились лишь четыре последних буквы – «наль». Это очень существенно. Думать, что это московский «Националь», наивно, ибо в правом нижнем уголке счета ясно виден текст, набранный петитом:

«Областная типография… заказ номер… тираж…» Не станет же московский ресторан заказывать себе бланки счетов в областном городе!

Далее. По наименованию блюд, перечисленных в счете, можно предположить, что это был ужин, а не обед и не завтрак, а по количеству блюд – что в нем принимало участие пять персон. Еще деталь: из пяти персон две были дамы. Почему? А вот почему: в счете названы бутылка муската, наряду с бутылкой водки, два пирожных «эклер», две плитки шоколада, две порции мороженого. Мужчины редко к этому прибегают. Еще подробность: ужин был обилен и продолжителен. Об этом говорит смена порционных блюд и итоговая сумма. И, наконец, самое главное – дата под счетом. Ужин состоялся десятого февраля. Хотя год и не поставлен, но, не боясь ошибки, можно дописать цифру – 1939.

Коль скоро компания ужинала десятого, а двенадцатого чемодан оказался в самой глубине нашей области, то можно, да и следует думать, что ресторан с окончанием на «наль» находится где-то в ближайшей округе.

Если мы узнаем местонахождение ресторана, нам нетрудно будет по почерку отыскать официанта, обслуживавшего столик. Возможно, он запомнил своих клиентов.

– Резонно! – одобрил Кочергин. – Но не следует быть твердо уверенным, что жертва или убийца непременно участвовали в ужине. Так?

Я кивнул. Я умел быстро соглашаться с доводами начальства, а Дим-Димыч возразил:

– Ну, если оба не участвовали, то уж во всяком случае она-то в ресторане была. Чемодан, судя по вещам, принадлежит женщине.

– Возможно, и так, – кивнул Кочергин. – Будущее покажет.

Когда наш доклад был исчерпан, Кочергин предложил нам посидеть в его кабинете, а сам пошел к начальнику управления.

Вернувшись, он сказал:

– Осадчий не в особом восторге от вашей поездки, но наметки одобрил. Зайдите к дежурному по управлению и от имени Осадчего передайте приказание: пусть повиснет на телефоне, обзвонит все соседние управления и выяснит, в каком городе имеется ресторан с названием, оканчивающимся на «наль». Все! Вечер в вашем расположении. Отдыхайте!..

Дома я принял ванну и в расслабленно-блаженном состоянии в теплом халате лежал на диване, покручивая регулятор радиоприемника.

Чужеземная музыка нравилась Лидии и даже теще, и я, блуждая в эфире, выискивал для них экзотические танго и блюзы.

Вдруг зазвонил телефон. Я вскочил с дивана и схватил трубку:

– Лейтенант Трапезников слушает…

Говорил капитан Кочергин. Дежурный по управлению связался пять минут назад с Орлом, и оттуда сообщили что у них имеются гостиница и ресторан с окончанием на «наль» и полным названием «Коммуналь».

– Значит?.. – начал было я.

– Значит, приходите сейчас в управление, – закончил за меня Кочергин, – получайте документы и езжайте в Орел. Я туда позвоню, и вас встретят.

– Я один?

– Почему один? Брагин тоже!

– Слушаюсь, – и я повесил трубку.

Сборы заняли несколько минут.

1 марта 1939 г.

(среда)

Утром мы с Дим-Димычем были уже в Орле и обосновались в приличном, но без удобств номере гостиницы «Коммуналь».

И, конечно, сразу приступили к делу.

Бухгалтеру ресторана, представшему перед нашими очами, я предъявил изъятый из томика Чехова счет и спросил:

– Ваша фирма?

– Так точно, – подтвердил тот по-военному.

– Можете определить по почерку, чья это рука?

– Без ошибки! – не колеблясь, ответил бухгалтер. – Счет писал Ремизов. Старый официант. Так сказать, ресторанный корифей.

– А как его повидать?

– Только вечером. С утра он выехал куда-то за город. Вернется прямо на работу.

– Жаль. Ну да ничего не поделаешь. Вечером так вечером… Предупредите Ремизова, что он нам нужен.

– Хорошо.

Мы побродили по городу, который не произвел на нас особого впечатления. Город как город. Дим-Димыч сказал:

– Бывают города лучше – таких много, бывают хуже – таких меньше.

С этим, пожалуй, можно было согласиться. Орел не шел в сравнение с такими же, как и он, областными центрами: Воронежем, Ростовом, Краснодаром, Ставрополем, не говоря уже об Одессе, Харькове, Горьком. Возможно, что летом, в зелени, он выглядит наряднее, веселее, но сейчас, в марте, заметенный снегом, с нерасчищенными мостовыми и тротуарами, с закованными в лед Окой и Орликом, он показался нам серым, скучным.

Мы заглянули в областное управление, и здесь нас известили о звонке капитана Кочергина. Он искал меня. Я прошел в кабинет начальника секретариата и с его разрешения попросил станцию соединить меня с нашим управлением.

Ответил майор Осадчий. Оказывается, получен ответ из Благовещенска. Данные о неизвестном мужчине совпадают. Он тоже средних лет, блондин, глаза большие, голубые, светлые, шевелюра пышная, светло-каштановая. На левой щеке хорошо приметная красная родинка.

Мы вернулись в гостиницу.

Ровно в шесть часов вечера порог нашего скромного номера переступил хмурый по виду и довольно грузный старик, с прямым пробором в седых волосах и с серыми мешками под глазами. На нем была черная, хорошо отглаженная пара. Держался он чересчур прямо. От него веяло этакой величественной холодностью.

– Я есть Ремизов, – представился он вместо приветствия.

По нашему договору беседу с ним должен был вести Дим-Димыч.

Он пригласил официанта сесть возле стола, положил перед ним все тот же счет и спросил:

– Знаком?

Ремизов вооружился старомодными очками в белой металлической оправе, взглянул на бумажку и просто сказал:

– Моя работа.

Я ожидал встречных вопросов. А в чем дело? А зачем это вам? А что случилось?

К людям, которые так поступают, я отношусь с предубеждением. Они или неосторожны и выдают себя, или чрезмерно любопытны, что нескромно, или, наконец, трусоваты из-за не совсем чистой совести.

Ремизов, отрадно отметить, не подпал ни под одну из этих категорий. Вопросов от него не последовало. Он вложил очки в твердый футляр, спрятал его в карман и стал преспокойно курить, будто не имел никакого отношения к счету, лежавшему перед ним.

– Помните этот ужин? – поинтересовался Дим-Димыч.

– Как не помнить? Знатный ужин. Такие не часто у нас бывают в будние дни.

– Клиентов не разглядели? Что за люди?

– Нездешние. Проезжие, видать. Но солидный народ, вежливый, обходительный.

Ремизов обратил наше внимание на детали, которые он подметил сразу. Гости в конце ужина заказали кофе с ликером. Местные этим не шалят. Потом попросили специальные рюмки, а их отродясь не было в ресторане. А местные уж если доходят до ликера, то пьют его или из бокалов, как вино, или из стопок.

– Сколько же их было? – спросил Дим-Димыч.

– Пять персон. Две дамы и трое мужчин.

«Значит, мы не ошиблись, предположив, что в ужине участвовало пять человек и среди них две женщины», – подумал я.

– И, по моему разумению, четверо состоят в родстве, – заметил Ремизов.

– Почему решили? – полюбопытствовал Дим-Димыч.

– Тут и решать нечего. Одна пара: муж и жена – пожилые люди, а другая – молодые. Молодые зовут пожилых папа и мама. Тут же ясно.

– Какого же все-таки возраста были дамы?

– Как вам сказать… Пожилая в пору мне, а молодой самое большее двадцать. Девчонка совсем. «Черт знает что, – с досадой подумал я. – Из дам ни одна не подходит».

– А мужчины, кавалеры их? – задал Дим-Димыч новый вопрос.