Прочь из моей головы - Софья Валерьевна Ролдугина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Значит, ты всё-таки не один. Вас трое. Неожиданно, – кивнул самому себе он, тёплым шершавым языком слизнув выступившую кровь. Прикрыл на мгновение веки, точно смакуя вкус, затем продолжил: – Какой сюрприз, какая насмешка судьбы: ты – и в женском теле, Йен Лойероз. Право, нам стоит это обсудить…
Он столь же плавно шагнул назад, отпуская меня, и вдруг замер, точно опомнившись.
– Прошу прощения, юные дамы, где же мои манеры, – и незнакомец приложил руку к груди в элегантном жесте. – Моё имя Хорхе Альосо-и-Йедра, мой герб – миндаль, увитый плющом. Уже довольно долгое время я садовник Запретного Сада, что, признаться, доставляет немало хлопот… Буду весьма счастлив, если вы согласитесь воспользоваться моим гостеприимством.
Хорхе галантно протянул руку, и я, с трудом сдерживая дрожь, оперлась на неё.
Что-то мне подсказывало, что отказов этот человек – человек ли? – не принимает.
ГЛАВА 3. Цветок и шип
Мне казалось, что мы поднимаемся чудовищно медленно. В нижней губе что-то тянуло, горячо пульсировало – не боль, но почти, на грани; ладонь Хорхе была холодной и сухой, нежно-пергаментной на ощупь, ощущение приятное и в то же время отталкивающее.
«Воткни ему ключ в шею».
Чего?
Я сбилась с шага. Нет, о каком ключе Салли говорила – понятно, на связке вместе с магнитными картами от дома и квартиры у меня болталось несколько железок: от отцовского гаража, от загородного дома тёти Гэб и ещё один, подлиннее, с остро заточенным краем. Теоретически – для самообороны, но использовать эту опасную игрушку, к счастью, пока не приходилось, как и многие другие, рассованные по карманам.
«Ударь. Воткни в шею», – упрямо повторила Салли.
У меня мурашки поползли по спине. Нет, мою внутреннюю маньячку и раньше иногда заносило, но сейчас это было очень не вовремя. И как-то слишком… настойчиво.
Он нам не враг, зачем ссориться?
«Хочу посмотреть».
Рефлекторно я облизнула губу; пульсация усилилась, и во рту стало солоно. Пальцы сами потянулись к карману, где бряцала при каждом шаге злополучная связка, а потом сжались: нет-нет-нет, мы не собираемся делать никаких глупостей, только проверим, на месте ли ключ вообще…
«Хочу!»
Да Салли же! Уймись, или я…
– Мне жаль прерывать вас, милые дамы. – Хорхе немного повернул голову; пол-оборота, пол-улыбки, хрустально блестящие глаза. – Однако в некотором роде я сейчас вынужден быть свидетелем вашего тет-а-тет, и с этим неудобством придётся смириться на некоторое время.
У меня сердце ухнуло в пятки.
– Извините, – пролепетала я. Точнее, попыталась ответить твёрдо и с достоинством, но получился цыплячий писк. – Салли, она не хотела ничего плохого… То есть хотела, но она всё равно не может… – Некстати вспомнилось, как маленькая внутренняя социопатка остановила мою руку над строкой с телефонным номером Тони. – То есть может, но…
– О, что вы, госпожа Мажен, это я должен извиняться, что столь грубо нарушил вашу приватность, – скучным голосом откликнулся Хорхе, подталкивая меня к двери. – Прошу, проходите.
«Нарушить приватность – звучит интимно, почти как забрать невинность», – исподтишка уколол Йен.
– А разве ты ещё этого не сделал? Ах, да, ты не можешь, ты ведь сейчас некоторым образом мёртв, – спокойно парировал Хорхе.
Внутренне я возликовала. Что, съел? Нашла коса на камень?
«Это было жестоко, детка».
– У нас говорят: в перекрученный обруч мячу не проскочить. – И снова полуулыбка, полуоборот. – Позвольте ваше пальто. Скажите, я могу звать вас Урсулой? У меня есть предчувствие, что скоро мы станем очень близки.
– Да, конечно, – вздохнула я. – А к вам обращаться?..
– Хорхе, просто Хорхе.
Легчайшее прикосновение к моим плечам – и пальто исчезло, точнее, переместилось к нему в руки. Это что, магия?
«Всего лишь галантность божественного уровня. Не обольщайся, прелесть моя, он ведёт себя так со всеми. И, заметь, его галантность не распространяется на то, чтобы забрать твой рюкзак».
Можно подумать, что я бы его отдала. Там ноутбук, между прочим.
– Не ехидствуй, Йен, – хозяин дома снова взял меня под локоть, мягко направляя в лабиринте переходов и комнат. – Ни к чему. Видит Великий Хранитель, я никогда не был тебе соперником.
И что-то проскользнуло в его прохладном голосе, шелестящем, как старые книжные страницы… что-то странное, и на языке у меня на секунду стало горько, а дыхание перехватило. Чувство нахлынуло – и откатилось, как волна, и даже померещился запах океана, какого-нибудь далёкого, северного. И, пока я пыталась разобраться в этих странных галлюцинациях, мы успели порядочно углубиться в квартиру.
…в квартиру ли?
Дом с виду был обычный – высотка и высотка. Планировка – тоже ничего особенного, четыре квартиры на этаже, лифты и лестница, даже если обойти всё по кругу быстрым шагом – больше пяти минут не понадобится. А мы плутали и плутали по сумеречной библиотеке, похожей на древний лабиринт. На полках – ряды разномастных корешков, кое-где каменные фигурки и стеклянные маски, но нигде ни следа пыли; под ногами стелились тёмно-зелёные ковры, слегка пружинящие под шагами, в точности как пышный слой мха, а из него прорастали вьюны с глянцевыми листьями и тянулись вверх, по шкафам, пробирались на полки между книг. Перед нами вспыхивали свечи, освещая пространство на несколько метров впереди, но затем гасли, а полки, кажется, и вовсе смыкались, обращаясь непреодолимой стеной.
Откуда-то с невидимого потолка спорхнула крупная птица с круглой головой… сова?
– Ночная стража, – пояснил Хорхе. Его старомодный наряд, который на лестничной клетке выглядел дико, вписывался сюда идеально. – Наберитесь терпения, Урсула. Полагаю, нам всем будет спокойнее, если для разговора мы выберем место, где нас точно не подслушают и не найдут. И не прервут. С возрастом, знаете ли, я искренне поверил в людей: они меня неизменно разочаровывают, проявляя худшие качества в самый неподходящий момент.
Обстановка располагала, и я не удержалась от вопроса:
– И Йен?
Призрачная улыбка снова коснулась губ.
– Время от времени.
Я ускорила шаг, чтобы поравняться с ним. Чародей у меня в голове помалкивал с таким упорством, что оно уже стало напоминать смирение.
– Вы часто на него сердились?
– Помилуйте, отчего же я должен на него сердиться? – брови у Хорхе