Прочь из моей головы - Софья Валерьевна Ролдугина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Ты опять за старое».
– Да, и я буду повторять, пока до тебя не дойдёт! – Хорхе только немного повысил голос, да и по большому счёту обращался не ко мне, но я сжалась. – Ты можешь сколько угодно быть высокомерной скотиной, когда ты слаб, ты можешь быть даже затворником, развратником и стервецом. Но когда ты силён – будь или настоящим чудовищем, или человеком, способным на любовь.
«Ну, что касается любви…»
Он сделал резкое движение пальцами, как ножницами, и голос Йена как отрезало.
– Прошу прощения, Урсула. Я верну его, когда мы закончим, – сухо извинился Хорхе, по-прежнему не глядя на меня. – С ним действительно очень сложно временами, а я… я, боюсь, пока не готов.
Честно говоря, мне было страшно даже моргнуть, не то что с места двинуться, но деваться было некуда.
– Ничего, я понимаю. Пожалуйста, продолжайте.
Он ответил не сразу – то ли приличные слова подбирал, то ли возвращался к воспоминаниям, похороненным глубоко и надёжно. Комната погрузилась во мрак, и мрак сдвинулся, сгрудился вокруг нас, как тогда, в каверне, с той разницей, что опасности никакой не было. В кружке снова появилось вино, снова горячее, но, кажется, гораздо более крепкое и терпкое.
– Йена загоняли несколько месяцев, – наконец произнёс Хорхе отстранённо. Полоска белка под опущенными веками в полумраке блестела жутковато. – На его беду, он до последнего оставался учёным, а не бойцом. Если бы подступы к его резиденции после первой волны были удобрены трупами, то мало кто решился бы атаковать во второй раз… Но что случилось, то случилось. После того как Йен пал, Запретный Сад погрузился в хаос: когда проливается большая кровь, есть соблазн пролить ещё немного ради собственной выгоды. Каждый стремился избавиться от давних врагов; некоторых обвиняли в пособничестве Йену, других – в сокрытии его тайн, третьих – в недеянии, но итог был один. В этой суматохе главный трофей, «бессмертная плоть», переходил из рук в руки несколько раз, пока им не завладела Флёр де ла Роз, Алая Роза. В то время она крепко держала Сад под своей пятой. Около двадцати пяти лет назад произошёл… назовём это переворотом, и власть взяли Датура.
Он как-то по-особенному брезгливо поморщился, и я не удержалась от вопроса:
– Это настолько плохо?
– Их много, они везде, они неразборчивы в средствах – так что да, это весьма скверно, хотя с Запретным Садом случились вещи и похуже, – подтвердил Хорхе со вздохом. – Тело Йена снова переместили, но всё было спокойно, пока несколько месяцев назад Датура не объявили, что оно исчезло.
Зубы у меня лязгнули о край чашки. А если учесть, какое шоу Йен устроил недавно…
– Вот дьявол.
– И он кроется в деталях, – добавил Хорхе задумчиво. – Тело пропадает, а потом мой ученик во плоти появляется в прямом эфире, передаёт привет и снова исчезает… Я всё спрашивал себя, кто же возникнет на моём пороге первым – Йен, люди Датура или, быть может, садовники? Но предвидеть явление лантерна, разумеется, не мог. Вы меня удивили. Как вы познакомились с Йеном?
А вот и моя очередь наконец. Не то чтобы я не ожидала – наоборот, думала, что сакраментальный вопрос он задаст с порога в лоб, даже репетировала ответ мысленно, пока мы скитались по городу. Но эта долгая беседа под горячее вино слишком меня расслабила, к тому же непонятно, как много из моих мыслей и воспоминаний Хорхе вообще слышит…
– Я не претендую на ваши сокровенные тайны, – мягко заметил он, отставив кружку и сцепив пальцы в замок. Взгляд его заметно потемнел. – Но мне важно понять, как давно Йен с вами. И та, вторая гостья… они ведь появились не одновременно?
Я рефлекторно сглотнула.
О, да, на тайны Хорхе не претендует, разумеется. И именно поэтому мастерски оставляет за кадром важные детали – например, где был он сам, когда Йена прессовали, почему не пытался заполучить его тело потом, хотя явно обладал достаточным влиянием, чтобы включиться в борьбу… И заткнул он его сейчас вряд ли из-за врождённой непереносимости сальных шуток.
– Вы сомневаетесь во мне?
Хорхе спокойно ждал ответа, немного выгнув одну бровь. Отчего-то стало стыдно за свои подозрения, которые, разумеется, не были для него секретом.
– Не совсем, просто насчёт знакомства… Не думаю, что это вообще можно так назвать, – отшутилась я. И, видимо, вино наконец ударило мне в голову, потому что я на автомате включила режим «Спросите Куницу». – В общем, тогда мне было пятнадцать с чем-то лет. Представляете себе жизнь среднестатистического подростка, да? Кризис самоидентификации, экзамены на носу, в школе травля, к тому же Салли уже хозяйничала в моей голове, и спокойствия это не прибавляло. В итоге я решила, что к чёрту эту вашу стрёмную жизнь, унесите… Выбралась на крышу, собиралась прыгнуть и красиво расплескать мозги по асфальту, всего-то было дел – вырезать и отогнуть часть сетки-ограждения. И пока я работала кусачками, Йен заговорил.
Готова поклясться, что интерес в глазах Хорхе был отнюдь не наигранным.
– И? Неужели убедил тебя в том, что жизнь прекрасна, и не стоит с ней так опрометчиво расставаться? Утешил и ободрил?
– Нет, – кривовато улыбнулась я, вспоминая тот мерзкий день, битые бутылки в углу крыши и ветер, продувающий будто насквозь. – Он рассказал мне сказку. Однажды в городке Лерой-Мартин, это к северу от столицы, в доме перчаточника нашли три трупа: обезглавленного мужчину, красивую женщину с камелией в волосах и сожжёнными до костей руками и мальчика, в теле которого не было ни одной целой кости. Один из них был убийцей, другой – жертвой, третий – неудачливым свидетелем, а четвёртый вообще попал туда абсолютно случайно.
– Четвёртый?
Уголки губ у Хорхе еле заметно приподнялись.
– Вот и я точно так же отреагировала. И проблема голосов в голове в том, что их не заткнёшь. И не заставишь говорить, если они вдруг замолчали… короче, в один прекрасный момент я поймала себя на том, что реву – потому что вроде как уже пора лезть в дырку и сигать с крыши, но если
