Бабочка маркизы Помпадур - Екатерина Лесина

– Что вы имеете в виду?

Замечание было неприятно.

– У меня складывалось ощущение, что вы порой… не совсем живы. Вам не следует беспокоиться, я не стану тревожить вас часто.

У него имелась любовница, и Шарль не скрывал этого факта, поскольку не видел в нем ничего предосудительного. Многие женатые мужчины, особенно женившиеся по отцовской указке, поступали именно так. И жены мирились, предпочитая закрывать глаза на неприятные обстоятельства, тем паче что и супруги зачастую оказывали ответную любезность.

Это Жанне еще предстояло понять.

Она долго раздумывала над сказанным. Следовало ли отнестись к словам Шарля со всей серьезностью или же списать их на общее неудовольствие самим фактом женитьбы? Однако спустя некоторое время, когда Шарль вновь соизволил исполнить супружеский долг, Жанна вынуждена была признать его правоту. Она и вправду отличалась холодностью. Прикосновения Шарля были ей омерзительны. Жанна закрывала глаза, считая про себя до ста.

– Знаете, мадам, мне не хотелось бы вас обидеть, но я должен сказать вам одну крайне неприятную вещь, – Шарль не был зол, скорее огорчен, поскольку желал все же установить в семье добрые дружеские отношения. Если уж отец счел эту женщину достойной обручения – а он не единожды нахваливал и ее ум, и ее проницательность, и живость характера, – то Шарлю придется уживаться со всеми этими замечательными качествами. Но вот в постели она была не просто холодна – отвратительно мертва.

– Я не обидчива, – ответила Жанна.

Она догадывалась, о чем пойдет речь.

– Возможно, я вызываю у вас отвращение…

– Отнюдь, – муж был не столь плох, как Жанне показалось изначально. Слегка скушен, надоедлив, но в то же время где-то мил.

– Я слышал, что вы собирались стать фавориткой короля, однако я не представляю того мужчину, который, проведя с вами ночь, пожелает повторить этот опыт. А теперь простите меня…

– Мне не за что вас прощать.

Жанна была благодарна ему. В конце концов, если ей предстояло разделить постель с королем, то хорошо, что разочарован Жанной был не он, а всего-навсего муж.

Но ей нужна была помощь.

– Это мне следует просить у вас прощения за свою неспособность угодить вам, – она улыбнулась лучшей из своих улыбок. – И я рада, что между нами нет лжи.

Именно сейчас Шарль понял, что отец не ошибся – эта женщина и вправду была особенной.

Вот только холодной, как лед.

– Я желала бы исправить этот свой недостаток.

– Вы думаете, что его можно исправить?

– Отчего же нет? Ведь я исправила прочие в себе недостатки… но мне нужен будет совет.

Это упрямое выражение в глазах, эти мягкие губы, в которых жизни не больше, чем в мертвой змее, эти щеки с ложным румянцем… она и вправду верила, что способна изменить себя?

Шарлю было жаль ее: он знал, что природные качества натуры не переделать. И если Жанна родилась со слабым темпераментом, то никаким образом его не переменить.

– Я буду рад помочь вам советом.

– Не вы, любезный мой друг. Если позволите вас называть так?

Шарль позволил. Он и вправду не отказался бы стать ей другом.

– Мне нужен совет женщины… и я бы просила вас о знакомстве с вашей метресс. Если, конечно, это не слишком вас огорчит…

Позже Жанна придет к однозначному выводу, что именно отец повинен в ее холодности к мужчинам. Его собственный вялый темперамент, равнодушие ко всему, кроме, пожалуй, самой Жанны, передались ей с кровью. И она не представляла, как преодолеть это наследие.

Знакомство с женщиной, называвшей себя мадам Диди, было легким и где-то даже приятным. Будучи совсем юной, мадам Диди меж тем имела вполне устоявшиеся представления о жизни и людях, которыми делилась весьма щедро.

– Мужчины ледышек не любят, – говорила она, растеряв изначальную робость, которую испытывала перед Жанной. – Им бы чего попышней. Погорячей…

– Мне следует согревать постель? Камнями или водяной грелкой?

– Собой… ну вот скажи, что ты делаешь?

– Лежу.

– И все?

Жанна пожала плечами: она не знала, что от нее требовалось нечто кроме собственно пребывания в постели в виде, приятном глазу.

И мадам Диди, всплеснув руками, искренне жалея ту, которой природа недодала страсти, принялась говорить… она говорила много и подробно, отринув всякое стеснение, отчего Жанна порой краснела, а порой и бледнела, но слушала с интересом. Нет, все описываемые девицей картины живо вставали пред мысленным взором Жанны, однако не вызывали у нее ничего, кроме брезгливого недоумения.

Ей предстоит делать такое?

Неужели мужчинам и вправду нравится?

– Пробуй на мне, – говорила мадам Диди, полностью освоившись в роли учителя. – Целуй… нет, у тебя губы мертвые. Представь, что ты – это не ты… а, допустим, я.

Черноволосая. Хрупкая в талии, но пышная бедрами и грудью. Легко вспыхивающая румянцем и не способная удержать восторженных возгласов, кажущаяся столь естественной… Жанна попыталась стать ею. Недаром старый д’Этоль столько внимания уделял обучению.

Актерское мастерство пригодилось.

– Вот уже лучше! – похвалила мадам Диди, отвечая на поцелуй…

Эти уроки, пожалуй, были самыми неприятными из всех. Каждый раз по возвращении домой Жанна долго расхаживала по комнате, раздумывая, стоит ли продолжать их. Если она сама не в состоянии испытать страсть, то приведет ли притворство к нужному результату?

Стоит ли цель таких лишений?

Да и получится ли у Жанны?

Она поцеловала супруга. И тот был ошеломлен подобной, несвойственной ей прежде вольностью.

– У вас почти получилось меня обмануть, – сказал он много позже, лежа в постели. – Возможно, когда-нибудь вы научитесь притворяться так, что я и вправду поверю.

– Вам все еще неприятно со мной?

– Нет, мой друг. Вы хороши, но… я знаю, что дается вам немалым трудом. А мне бы не хотелось, чтобы такая малость, как постель, разрушила наши с вами добрые отношения.

Они и вправду если не стали друзьями, то уж точно стали добрыми приятелями. В Жанне Шарль обнаружил те черты, которые полагал прежде невозможными в женском характере. Она была терпелива и добра, но в то же время строга. Остроумна. И тиха, когда видела, что он нуждается в тишине. Она умела находиться рядом, не тревожа его, но лишь самим своим присутствием подбадривая. С нею Шарль мог беседовать на темы самые различные, не зная стеснения и не опасаясь быть непонятым. И он в свою очередь желал быть ей полезен.

– Нельзя быть совершенством во всем, – увещевал он, обнимая Жанну. Ее плечи были холодны, а пульс спокоен. – Вы и так чересчур уж хороши для меня.

Шарль знал, что Жанна все еще верит в давнее предсказание, и не мешал ее мечтам, почитая их пустыми и боясь лишь того, что однажды Жанна разочаруется и это разочарование изменит ее.

– Это просто вы мало себя цените.

Она не оставит своих усилий, раз за разом отыгрывая перед зеркалом новые роли. Выражения лица. Позы. Взгляды. Вздохи. Чтобы глаза прикрыты, под сенью ресниц – призраки вымышленных страстей. Грудь вздымается. Сердце бьется быстрей.

Именно его оказалось сложнее всего подчинить.

Жанна приказывала, а оно, упрямое, не желало слушать. То спешило, то останавливалось, следуя собственной неподатливой воле. Но золотая бабочка, которую Жанна каждый день крепила к одежде, прежде чем приступить к упражнениям, подталкивала к действию.

Нельзя обмануть природу?

Однажды у Жанны получилось.

И получилось вновь. Очередная ночь, проведенная вместе по настоянию Жанны – супруг не стал противиться, – отличалась от всех прочих. Она даже будто бы ощутила нечто… неявное смущение… смятение… то, что позволило оседлать сердечный ритм.

– У тебя и вправду вышло, – Шарль нежно поцеловал руку Жанны. – Ты воистину великолепная женщина. И мне жаль, что однажды нам придется расстаться.

– Почему?

– Потому что вскоре я стану помехой на твоем пути. Но не беспокойся, мой друг, я никогда не забуду тех дней, которые мы провели вместе.

– Ты любишь меня? – Жанна никому и никогда не задавала этот вопрос.

– Нет. Совершенство нельзя любить. Им можно лишь восхищаться.

И словно услышав его слова, судьба вновь решила переменить жизнь Жанны, убрав с пути ее де Шатору. Новость о смерти королевской фаворитки, женщины, чья ревнивая натура и склочный характер сделали ее врагом едва ли не всего двора, во мгновение ока облетела Париж.