Рассвет пламенеет - Борис Беленков

XII

На командном пункте лейтенанта Петелина, прислонясь плечами к стене окопа, сидя с полузакрытыми глазами, Рождественский слушал доклад парторга Филимонова.

Парторг рассказывал о проведенных беседах с солдатами, — говорил он короткими фразами, по-волжски окая. Он ждал замечаний. Ему казалось, что комиссар слушает его рассеянно.

Но Рождественский ловил каждое слово парторга, подмечая даже интонации.

— Филимоныч, — неожиданно сказал он, — вы все повторяете: «Главная задача, главную задачу…» и молчите о второстепенных. А их очень много. Мы должны помнить, что они всегда будут или помогать решению главных задач, или станут тормозом на пути к нашей главной цели, — он оторвал плечи от стенки и всем телом подался к парторгу. — В глубоком тылу день и ночь работают советские люди, — плавят металл, куют, чтобы армию вдосталь снабдить оружием. А ведь это не так сразу делается. Да и кто там делает это оружие! Мы должны понимать все это, Филимоныч.

Недоумевая, к чему комиссар клонит, Филимонов проговорил:

— Солдаты понимают…

— Еще бы не понимать, если оружие делают их матери, сестры, жены, отцы… И все же вы им скажите: солдат обязан беречь винтовку. Станковый или ручной пулемет, например, нуждается в особом уходе. Надо его прочистить, своевременно смазать, сменить нагревшуюся воду, чтобы не накалялся ствол. Вот об этом вы умолчали…

Говоря это, Рождественский как-то неуловимо менялся: сразу стал подтянутым и напряженно-сосредоточенным. Зеленоватая гимнастерка, туго перепоясанная ремнем, плотно облегала его широкие плечи. Повернувшись к Бугаеву, он сказал:

— И тебе, политрук, замечание: почему матросов не снабдил газетами?

— Я собеседовал с ними, а вот газетки… действительно… Надо доставить.

Петелин, молча оглядывавший расположение роты, вдруг проговорил с удивлением:

— Майор идет!

— Можно подумать, что вы испугались, — с усмешкой заметил Рождественский. Глаза его заблестели.

— Прокоптели вы здесь. Дыму, дыму-то сколько у вас! — Симонов сполз в окоп, присел. — Ну? — отдуваясь, кивнул он комиссару. — Побывал в третьей роте. Кто курит — прошу. Я по тебя, комиссар, хотел отслужить панихиду.

— Рановато еще, — так же шутливо возразил Рождественский.

— Четыре атаки отбили, не удивляюсь, — это дело случая.

— Пожалуй, Андрей Иванович, кто думает об этом, того подцепят скорей.

— Ну-ну, — с деланной строгостью проворчал Симонов. Он неторопливо насыпал в закрутку табак, закурил. — Впереди скопление вражеской пехоты, — доносит разведка. Ожидают, поди, нашей контратаки…

— Не знаю, чего они ждут… — ответил Рождественский. — А намерения нашего командования?

Тонкая шея Петелина вытянулась. Он повернулся к Симонову, насторожился. Но было достаточно беглого взгляда комбата, и Петелин потупился, отодвигаясь в угол.

— Принято решение, — спокойно сказал Симонов, затягиваясь табачным дымом. — Сегодня корпус переходит в наступление.

— Сегодня?! — почти выкрикнул Петелин.

— Выслушайте до конца, товарищ гвардии лейтенант, — заметил Симонов, доставая из планшетки карту. — Намечается главный удар на участке станции Терек. Но враг укрепился, одну из наших дивизий прижал к земле. А корпусное командование требует сегодня же взять эту станцию. Начало выполнения данной задачи поручено вашему батальону.

— Нашему? — с удивлением произнес Бугаев — Мы же в пяти-шести километрах правее железной дороги!

— Это начало мы пройдем первой и второй ротами, — продолжал Симонов. — Задача такова: выдернуть врага из окопов. Как думаете, лейтенант, сумеем немцев поднять?

— Сумеем, товарищ гвардии майор, — не задумываясь, ответил Петелин. — Я делаю вывод из своих наблюдений: оборона у них еще рыхлая.

— Я не рассчитываю, чтобы противник принял штыковой бой, но мы должны быть готовы и к этому, — заметил Рождественский. — А наше точное время, командир?

— Восемнадцать ноль-ноль. За полчаса легкая артподготовка. В прорыв пойдет первая группа наших танков.

— И танки?

— Да.

Рождественский приподнялся, выглядывая за насыпь. Вблизи черно зияла глубокая воронка. В задымленной земле торчал оперением кверху бомбовой стабилизатор. Вся степь, лежавшая перед затуманенным взором, была истерзана и размята гусеницами танков. «Где-то здесь, впереди, на хуторе, может быть, где-нибудь там, за солончаковыми сопками, жмутся в эти минуты друг к другу мои ребятишки, прячутся, ищут укрытия», — думал он, чувствуя, как больно сжимается сердце.

— Комиссар хотел спросить о чем-то? — негромко проговорил Симонов, пристраиваясь рядом.

— Да, хотел. Надо предвидеть возможную контратаку, — сказал Рождественский. — У нас идут две роты, и у них два командира. Нужно возглавить на обе роты одним человеком.

— Согласен. Но кем?

— Никто не знает лучше меня этих мест.

— Ты ищешь опасности?

— Я пойду впереди для того, чтобы жить! Я хочу, чтобы люди, вверенные нам, тоже жили, возразил Рождественский. — Ты сам говорил: «Главное — это стремительность». И верно. Я эту стремительность обеспечу.

Помолчав, Симонов сказал:

— Однако не суйся хотя бы в самую штыковую… Я с третьей ротой следом пойду. Достигнете опытного участка, закрепляйтесь. Дальше не лезьте. На завтра отложено. Имеются сведения, что в садах расположены основные резервы врага.

XIII

В окопе краснофлотцев Вепрев говорил комиссару:

— Да, шли мы по этой степи… Долго шли. Травишкой она покрыта, но редковато. Песок! Дрянь земля. А сейчас вся она, дорогуша, как слоенный пирог, эсэсами начинена!

В голосе Вепрева Рождественский уловил нотки безразличия. Это злило его.

— Из чего же состоит эта начинка? — спросил он.

— Из чего? — по лицу Вепрева скользнула хмурая тень, но сейчас же оно снова приобрело ироническое выражение. — Серые коробки, чугун! Из чего? Громыхало звучно, но мы особо не любопытствовали. Ногами работали. Такая у нас дорожка выдалась. Странствуем, суходолы кругом, пустыня… И горько на душе, и обидно, будто самое дорогое, вот это понятие: я краснофлотец! — оба мы утеряли…

— Надеюсь, в суходолах вы расширили понятие: я гражданин Советского Союза, — заметил Рождественский.

— А разве у вас в этом имелось сомнение? — даже отшатнувшись, спросил Вепрев, задетый его намеком.

Для долгой беседы у Рождественского не было времени. Он ушел раздосадованный. В одном из окопов он увидел незнакомого ему старшего лейтенанта. Это был молодой, красивый артиллерист с широкими плечами, плотно обтянутый френчем. Он только взглядом обменялся приветствием с Рождественским, продолжая молча прилаживать стереотрубу.

— Готовитесь? — спросил Рождественский.

— Да, готовимся, — сухо и чуть приглушенно ответил артиллерист.

— Я могу вам помочь.

— Чем же? — усмехнулся старший лейтенант.

— На расстоянии двух километров по фронту пришлось побывать в окопах. Наши ведут наблюдение за противником.

Артиллерист повел глазами и снова принялся за свое дело. Не глядя на Рождественского, он сказал:

— Для наблюдения надобно иметь опыт. Спуститесь в окоп, товарищ капитан, я кое-что покажу вам. — Помолчав, старший лейтенант продолжал: — Вот я корректирую огонь артобработки переднего края противника. Наша задача — подавить огневые точки врага. Верно? Но прежде нужно их разыскать! Посмотрите! — показал он вперед. — За кустиком замаскировался немецкий пулемет. А как он себя обнаружил? Пулеметчик не догадывается, что за ним наблюдают, дал очередь, поднял легкую сероватую пыль. Отстрелялся, осталась струйка белого дыма. Совсем недалеко второй пулемет, хотя улики и не совсем точны. Вон туда взгляните, за бугорок. К пулемету ходят, вероятно, подносчики патронов. Они пробираются полусогнувшись. Ящики их тянут к земле. Вот мы, артиллеристы, и составляем карту. Перед артобработкой нам надо определить направление на стороны горизонта — юг, север, восток, запад: узнать, кто нас окружает, название местных предметов, насколько эти предметы удалены от нас, в каком направлении лежит каждый из них. Во всем этом наш верный друг — карта.

— Карта, дорогой мой, отмечает только крупные предметы, — заметил Рождественский. — Одной карты недостаточно. Глаз! Нужно все видеть. Вот и я покажу вам: смотрите, во-он какой-то странный желтый куст! Он не колышется под ветром, омертвевший какой-то. А за кустом желтеет земля. Мы там давно приметили блеск стекла.

— И что же там, по-вашему? — с настороженным любопытством спросил старший лейтенант. — Пулемет?

— Нет, пулеметчик не вооружен биноклем.

— Наблюдательный пункт, думаете?

— Не то. С наблюдательного пункта блеск повторялся бы. Оттуда смотрели бы почти беспрерывно. Это не иначе, как противотанковая пушка. Командир мог в бинокль изучать местность перед позицией. И туда же приходили и возвращались немцы. В теперь все замерло… ждут!