Греховный намек - Дженнифер Хеймор

– Добрый день, Софи, – сухо приветствовал ее Гарет.

– Здравствуй, Гарет, – ответила она, смутившись.

Последовала долгая пауза. Наконец она спросила:

– Почему ты… носишь эту ужасную одежду? – Сказав это, Софи еще больше смутилась – она готова была откусить себе язык. Действительно, к чему эти глупые вопросы?!

Гарет оглядел себя.

– К сожалению, это все, что у меня есть.

Двое незнакомцев молча переминались с ноги на ногу. А Гарет, вскинув светлые брови, спросил:

– Тебе нужна моя помощь по какому-то важному делу? Как видишь… – он показал на портных, – я сейчас занят.

Софи нахмурилась и прикусила губу. Нет, на этот раз она не позволит ему ускользнуть от прямого разговора. Приблизившись к Гарету, она заявила:

– Да, мое дело не терпит отлагательств. Мне необходимо срочно обсудить с тобой кое-что.

– Что ж, джентльмены, – обратился к портным Гарет, – похоже, нам придется продолжить в другое время. Полагаю, вам уже и сейчас предстоит многое сделать.

– Разумеется, ваша светлость, – ответил тот, кто держал ткани. И оба, поклонившись, исчезли.

Когда дверь за портными закрылась, Гарет проговорил:

– Боюсь, что последние шесть лет я был нищим. Наверное, ты посмеешься надо мной. А может… – он криво усмехнулся, – а может быть, напротив, даже пожалеешь меня.

Мысли вихрем проносились в голове Софи, но ей никак не удавалось ухватить хотя бы одну из них. И все же она кое-что уже понимала…

Покачав головой, Софи тихо сказала:

– Нет, Гарет, я не буду смеяться. И жалеть тебя не стану. – Она протянула руку, чтобы коснуться его рубашки, и провела кончиками пальцев по задубевшей от грязи и пота ткани.

– У меня не хватало времени постирать ее, – заявил Гарет, ничуть не смущаясь.

– Я прикажу, чтобы тебе сделали ванну и выстирали одежду.

– Не думаешь, что это неприлично? Ведь слугам придется стирать одежду, которая хуже их собственной…

Софи пожала плечами.

– Вряд ли это имеет значение.

Возможно, это была всего лишь игра воображения, но ей показалось, что Гарет расслабился.

Софи позвонила горничной и приказала приготовить ванну. После ухода девушки она вновь взглянула на бывшего мужа.

– Ты что, намерен запереть меня в доме навсегда? Если так, то тебе следует нанять более строгую охрану. Понадобилось всего несколько слов, чтобы пройти мимо негодяя, которому ты поручил держать меня в плену.

Гарет снова нахмурился, и Софи пожалела о своих словах. А он вдруг заявил:

– Я хочу, чтобы ты была рядом до тех пор, пока я не пойму, что тебе можно доверять.

– Но что же я…

– Дома за тобой можно следить, – перебил Гарет.

– Да, разумеется. Но ты должен понять… Ах, все эти годы были для меня пыткой. Я тосковала по тебе. Мучилась без тебя. Но ты ведь этого не понимаешь, верно? Ты увидел меня в спальне вместе с новым мужем и теперь считаешь, что по одному этому эпизоду можно судить о моем характере. Неужели ты воображаешь, что можешь разобраться в моих чувствах к тебе, в моих поступках? Неужели думаешь, будто знаешь меня?

– А как ты теперь поступишь, Софи? Ляжешь со мной в постель, а следующую ночь проведешь с ним? Но ты знаешь, что ни один из нас не согласится на подобные условия.

– Нет, не знаю! И знать ничего не хочу! Но имей в виду: я не позволю тебе уничтожить все, что создали мы с Тристаном.

– А я не позволю ему уничтожить меня.

Софи тяжко вздохнула. Но чего же она ожидала? Его великодушного одобрения их с Тристаном отношений? Беседа явно зашла в тупик.

– Тем не менее мы не позволим тебе запугивать нас, – предупредила Софи. – Думаешь, запугивание – самый верный способ вернуть нашу с тобой любовь?

– Я не хочу видеть здесь Тристана.

Софи снова стиснула зубы, чтобы не назвать Гарета упрямым болваном.

– Ты просто ослеплен гневом. Остановись и подумай. Не будь дураком.

– Подумать? О чем?

– О своем поведении! Повторяю: меня не запугаешь! И я не позволю игнорировать меня и обращаться со мной как с ребенком! Может, я и была почти девочкой, когда мы поженились, но это время давно ушло. Теперь я взрослая независимая женщина, которая не собирается покорно подчиняться размахивающим оружием палачам и идиотам. А если ты отказываешься относиться ко мне с уважением, то мне больше нечего тебе сказать.

– Но я видел тебя…

– Знаю, что видел! Но ты не имел права вторгаться в мою личную жизнь! И это не имеет ничего общего с тем, что происходит сейчас. А также с тем, что должно произойти между нами тремя.

– О чем ты, Софи? Что именно должно произойти?

Она в отчаянии прокричала:

– Не знаю, не знаю, не знаю! Но если ты не перестанешь себя вести как наглый высокомерный осел, то, возможно, мы начнем вместе решать наши проблемы. И вообще, не стоит ли нам с тобой получше узнать друг друга? Не стоит ли попытаться вновь строить, вместо того чтобы ломать и разрушать?

– Расскажи, как это сделать, Софи. Пожалуйста, объясни. Потому что я совсем запутался…

Мучительная боль в глазах Гарета свидетельствовала о том, что он говорил искренне. И Софи, тотчас же успокоившись, проговорила:

– Я так много хочу узнать о тебе, Гарет. Пожалуйста, расскажи, что случилось с тобой и как ты нашел дорогу домой. А я расскажу, как мы здесь жили после того, как ты уехал. Скажи, ты был… фермером?

– Работником на ферме.

– Где? У кого?

Он отвел глаза и проворчал:

– Я предпочел бы забыть эти годы.

Софи кивнула:

– Да, понимаю… Должно быть, тебе приходилось трудно. Но мне нужно знать о тебе все. Потому что и мне приходилось нелегко. Расскажи, что ты делал, пока я лежала одна в своей постели, тоскуя по тебе и изнемогая от скорби?

Гарет молчал, и Софи добавила:

– Знаешь, я часто сидела здесь и думала о тебе. Думала о нас с тобой. О том, как мы смеялись и разговаривали. О том, как любили друг друга.

Тут Гарет шагнул к ней, и его взгляд пронзил ее словно копье. Пристально глядя ей в глаза, он тихо сказал:

– Я не приходил в себя три месяца после Ватерлоо. И только через много месяцев я сумел встать с постели.

– Кто ухаживал за тобой?

– Фермер, на которого я позже работал. Он нанял доктора и позаботился о моем выздоровлении. Я жил с ним и его семьей… несколько лет. – Гарет откашлялся и поспешно отвел взгляд.

Софи поняла, что он чего-то недоговаривает.

– И что же? – спросила она.