Самая срочная служба - Михаил Серегин

Пыль под сапогами ушедшего в часть и унесшего с собой один из двух пропусков Ануфриева еще не осела, а Сизов мягко, всего два раза употребив русское народное междометие, предложил Валетову сходить за завтраком.

Ануфриев не стал дожидаться, пока ему Валетов принесет хавки, потому как ему хотелось оказаться в части, забрать свои бумажки и смыться на автобус для того, чтобы через полтора часа оказаться уже в Самаре на вокзале.

Фрол и не думал двигаться с места.

– Ты чего застопорился, душара?! – выкрикнул Сизов.

Но тут же шаг вперед сделал Простаков, и дед примолк.

– Сам иди за жрачкой, – раздался голос сверху. – Понял?

Желтушный Вова еще не забыл, как разгневанный Простаков одним рывком заставил встретиться голову здорового Забейко и косяк. После чего крепкий и куда более страшный дембель, чем Ануфриев, ходил со слегка помятой физиономией.

Да, этого здорового лучше не доводить. И повезло же маленькому ублюдку Валетову, что рядом с ним такая туша. И, главное, одного призыва. До конца дойдут вместе. Один с мозгами, другой с мускулами.

– Ну хорошо, мужики, хорошо, – согласился быстро Сизов. – Давайте по очереди ходить за жрачкой. Сейчас вот я за завтраком пойду. Вот Резина за обедом пусть идет. А то чего же я один буду ходить.

Возникла пауза. И тут, это был звездный час Валетова, он добил оппонента:

– Теперь за едой ты ходишь. Я буду заниматься животиной, Витек с Лехой – работать. Да и ты тоже, кроме того, будешь еще и посуду мыть, и работать будешь, – разошелся Фрол. – Чего не так, все вопросы ко мне.

Простаков был доволен. Теперь его друган еще и заправляет всей компанией. Это неплохо, потому как он умеет связывать два слова с третьим, а значит, может внушать людям определенные настроения и заставлять их выполнять даже неприятную работу. Тем и отличались все дядьки в телевизоре, которые могли складно говорить о чем-то непонятном. И назывались они все политиками. Вот и сейчас Леха, слушая складный базар Валетова, думал, что тот тоже может быть неплохим политиком в будущем, если он так спокойно запряг строптивого Сизова, чтобы тот ходил на кухню. Вот это молоток!

Сизов молча собрал вымытые еще вечером Валетовым кастрюли и направился за завтраком.

А разошедшийся новый начальник кричал ему вслед:

– И свиньям ты тоже носить будешь! Нечего расслабляться!

Таким образом загрузив наркота, Валетов заулыбался:

– Ну че, мужики, продолжим строить?

– Какой строить? – Резинкин постучал себя по голове. – Опомнись, мы еще не завтракали и не умывались. Куда ты гонишь, начальник?

– А, ну да, – согласился быстро Фрол, – конечно, вот надо все лежаки прибрать, чтобы порядок был.

– Е-мое, – бурчал Простаков, недовольно поворачиваясь к своей импровизированной койке. – Ануфриеву и то было наплевать, чего у меня тут, как я тут сплю.

– Ладно, – хлопал по спине здоровую башню Валетов, – че ты хочешь, чтобы сюда снова вернулся Ануфриев? Я же намного лучше. Вот смотри, я же тоже за собой койку заправлю. А ты вспомни, что, разве хоть один дед в казарме за собой койку заправляет? Все на нас, на духов, ложится. Кстати, морда, – Валетов разогнул Простакова, который выпрямился во весь свой двухметровый рост. Подпрыгнув, Фрол зацепился за грудки «башни». – Между прочим, я хочу, чтоб ты знал, что, когда ты уходишь спокойно умываться и тебя никто не трогает, я еще каждое утро в казарме две койки заправляю, понял? Кроме своей, еще две.

Резина подтвердил:

– Да, он правду говорит. Я тоже одну, – добавил он.

Простаков молча почесал ляжку и снова стал приводить в порядок свой лежак, скручивая фуфайку и подгоняя вместе разъехавшиеся за ночь доски.

– Вот видишь, – снова с умным видом показал пальцем Валетов, – ты даже для своего лежака доски сбить не можешь, чтобы спать нормально. Чтобы сегодня же сделал, ты понял?

– Понял, – бубнил Алексей. – А умыться мне можно сегодня?

С этими словами он повернулся, поднял Фрола и переставил его, как игрушку, с места на место, расчищая себе путь к выходу из-под навеса.

В перерывах между работой Валетову нравилось смотреть за тем, как возятся маленькие свиньи. Он никогда не видел вблизи поросят, и сейчас эти симпатичные толстоватые коричневые – странно, он думал, свиньи все серые, – хрюшки умиляли его куда больше, чем в свое время на гражданке маленькие котята или щенята. Эти, по его глубокому убеждению, были куда более симпатичными. Они или спали, или сосали, или возились возле своей огромной мамаши.

Терминатор спокойно воспринял приезд еще одного рыла в недостроенный хлев. Он с утра уминал корыто жрачки, после чего спокойно выползал на солнышко. Мамку же с детьми никуда не выводили, оставляя в загоне. Все просто боялись, что она или бросит своих детей, или же просто-напросто передавит их, пока будет входить и выходить.

Как толком обращаться со свиньями, да еще не так давно опоросившимися, никто и понятия не имел, поэтому решили не рисковать и с места на место Машку, как ее невзначай окрестил Резинкин, не таскали.

Как ни удивительно, Сизов справлялся с поставкой жрачки солдатам и свиньям не хуже Валетова. Также у него неплохо получалось и посуду мыть. После того как исчез Ануфриев, желтушный дед совсем притих и спокойно ковырялся на отведенном ему фронте работ.

Через пару дней он с трудом поднялся с койки и быстро пошел на улицу. Все услышали гыкающие звуки. Вернулся он обратно к своему лежаку совсем больной и лег, скрючившись и закрывшись фуфайкой.

Простаков сел, не понимая, что творится.

– Ты чего, проблевался, что ли? – поинтересовался он, поднимаясь и подходя к сослуживцу и заботливо оглядывая трясущееся, скорчившееся тело. – Ты че? Жрачка вроде нормальная.

– Ломает его, – разъяснил Фрол. – Слава богу, что я только травкой баловался. Никогда себе ничего не впарывал. Это же охренеть можно.

– И долго он в таком состоянии пробудет? – Резинкин по гражданке также не сталкивался с наркоманами.

Сизов поджал под себя ноги, упер подбородок в колени и, лежа на боку, трясся, словно осенний лист на сухой ветке.

– Мне надо ширнуться, – промычал он сквозь зубы. – Ширнуться надо.

Его голос наводил тоску.

Валетов сморщился и недовольно покачал головой:

– Ну все, мужики, считайте, что мы остались здесь втроем. Тем не менее строительство никто не отменял.

– И че, он так и будет теперь целыми днями лежать? – возмутился Резинкин. – Почему я должен тут за всех вкалывать?

– Молчи! – одернул его гигант. – Я тут за всех пашу, а вы только кирпичики ляпаете кое-как – вся ваша работа. Все я делаю. Так что молчи.

Простаков не на шутку разошелся.

– Ладно, ладно, – успокоил тут же оппонентов Валетов. – Какие дела? Сейчас все пойдем работать. Так и быть, я сейчас за хавкой схожу сам. Не вас же посылать.

– А с этим-то че делать? – кивал головой Простаков на больного.

– Пусть лежит, может, у него шанс появился здесь отлежаться. Глядишь, и отвыкнет от дряни-то.

Фрол не поверил словам Резинкина:

– Он скорее подохнет, чем отвыкнет. Хотя...

Все трое поглядели вниз, на лежащее неподвижно маленькое тело Сизова.

– Ничего, может, и выкрутится. А то его, видишь, наркота вообще зажрала. У него и шансов-то выжить немного. Может, на самом деле отойдет, – говорил Резина, глядя на свалившегося от большой потребы уколоться Сизова.

Успевшая спеться за время службы троица сидела и молча завтракала, а в это время на своем лежаке ворочался и просил ширнуться Сизов.

Резинкин ритмично стучал алюминиевой ложкой по алюминиевой же тарелке, успевая и есть, и говорить:

– Долго еще он так будет охать и ахать? Мы че, всю ночь будем это слушать?

– Еще день не наступил, – ответил Фрол, часто черпая гречневую кашу с маслом. – Может, к вечеру затихнет. Шпындрюк развоняется, что медленно строим. Возьмут, весь взвод пригонят. Кайф обломится.

– Ничего не обломится. Работать будем, – уверенно ответил Алексей. – Сегодня должны рядок положить.

– Рядок? Ты чего? – воскликнул Резинкин. – Ты посмотри, сколько здесь делать. – Он обвел рукою стройплощадку. – Рядок! Смеешься? Мы тут ляжем.

– Не ляжем, – поддержал здоровяка Валетов. – Хорош базарить. Так и быть, я мыть посуду, а вы давайте начинайте.

– Посуду мыть, – передразнил Простаков, – а мне, значит, раствор мешать? Как у тебя быстро запал прошел. То успеем сделать, то пойду посуду мыть.

– Мне еще свиней покормить.

Часа в четыре Простаков зашел навестить больного. Тот лежал в беспамятстве и, как показалось Алексею, с куда более здоровым цветом лица, нежели накануне.

Резинкин вошел следом:

– Слушай, ну че, он будет спать, мы будем работать? Не очень ли это здорово? Может, он просто больным сказался, а? Че за дела?

– Да ты че? – Простаков был удивлен таким отношением к живому человеку. – Он же на самом деле нуждается в наркоте.